Эрандил

Теория Л.Н.Гумилева применительно к истории Средиземья

(доклад Эрандила на 2-м Большом толкиновском семинаре)

1. Оправдание темы доклада.

Делая этот доклад, я не претендую на какое-либо обобщение, вскрывающее механизмы хода истории толкиновского Средиземья. Почему история эта получилась именно такой, известно разве что самому Профессору Толкину, но фраза из его письма: "Я мыслю исторически" (а не аллегорически) ("Письма Дж.Р.Р.Толкина", стр.239) - позволяет рассмотреть историю Средиземья в свете последних достижений исторической науки, а теория этногенеза и пассионарности Л.Н.Гумилева как раз и является в настоящее время единственным непротиворечивым объяснением истории народов.

Для должного понимания сего доклада требуется знание основных положений теории Л.Н.Гумилева и применяемой им специальной терминологии. Излагать здесь(даже кратко) теорию этногенеза я не считаю нужным, поскольку ныне книги Льва Николаевича легкодоступны, читаются они легко, и любой заинтересованный читатель сможет открыть их для себя, получив немало удовольствия. Для первого знакомства следует прочесть основополагающий труд - "Этногенез и биосфера Земли", Гидрометеоиздат, 1990, а для четкого уяснения значения используемых терминов рекомендую обратится к другой книге - "Этносфера. История людей и история природы", издательская группа "Прогресс", фирма "Пангея", "Экопрос", 1993, где в конце помещен подробный "Словарь понятий и терминов".

2. Некоторые ограничения.

Рассматривая историю Средиземья, необходимо ограничится некоторыми территориальными и временными рамками, а также сделать следующее заявление: теория этногенеза и пассионарности изучает закономерности жизни этносов, т.е. коллективов ЛЮДЕЙ, поэтому материалом настоящему докладу послужит история именно людских племен Средиземья, а также хоббитов, ибо притчей во языцех стала ныне цитата из Пролога к "Властелину колец": "Хотя в наши дни хоббиты и сторонятся нас с вами, следует признать, что они - наши ближайшие родственники, причем куда более близкие, нежели эльфы или, скажем, гномы". Возможно, что закономерности этногенеза и справедливы для эльфийских народов, гномов или орков, но вспомним, что появление пассионарности как генетического признака является результатом некоторых мутаций, вызванных, предположительно, космическими излучениями. Как действуют (и действуют ли) эти излучения на природу иных, не человеческих, организмов, сказать трудно, а то и невозможно за недостатком достоверной информации (как то отсутствие сведений по физиологии орков или же об истории и образе жизни гномов). Несомненно, что наличие брачных союзов между людьми и эльфами, принесших многочисленное потомство во многих поколениях, говорит за принадлежность их к одному виду с точки зрения современной биологии; однако сведения о духовной природе эльфов и неоднократно встречающиеся в письмах Дж.Р.Р.Толкина утверждения, что эльфами в аллегорическом смысле представлена творческая часть натуры человека, дают основание судить об эльфийской истории с позиций закономерности развития человеческой культуры, кои носят не колебательный, а циклический характер. Временные рамки, соответственно, не будут слишком узки, ибо история Средиземья с момента появления людей и до самого конца Третьей эпохи описана подробно и датирована весьма четко. Что касается территориального охвата, то здесь придется ограничиться единственным подробно описанным этноландшафтным регионом - Северо-Западом Средиземья (включая Белерианд в Первую эпоху и Нуменор во Вторую). О процессе этногенеза у народов Востока и Юга можно судить лишь косвенно, по их взаимодействию с народами Северо-Запада.

3. Первая эпоха.

Итак, где-то далеко на Востоке, в Хилдориэне, вместе с восходом Солнца пробудились первые люди. Можно ли считать это событие пусковым моментом первого этногенеза? Можно, поскольку уже в 305 году племена Аданов появились на крайнем Западе материка - в Белерианде, прчем появились не просто в результате случайных скитаний, но после Великого похода, т.е. у них была четкая этническая доминанта, выраженная в словах Беора, обращенных к Финроду Фелагунду: "Тьма лежит за нами, мы же обратились к ней спиной и не желаем возвращаться туда даже в мыслях. Сердца наши обращены к Западу, и мы верим, что найдем Свет". Такая доминанта вполне соответствует императиву поведения фазы этнического подъема - "Этот мир надо исправить, ибо он плох!" Перед нами явно жизнеутверждающая программа, явившаяся плодом положительного мироощущения, а фазе подъема всегда соответствует положительная доминанта. Почему эту программу я считаю положительной? Да потому, что в основе ее лежит ощущение благости мира и любовь к нему, а не стремление к разрушению и господству. Этим и определяются в дальнейшем в докладе (согласно теории Л.Н.Гумилева) понятия "положительного" и "отрицательного" мироощущения, и возвращаться к этому более нет нужды. Мало того, срок - 300 лет - за который Аданы преодолели просторы Средиземья - соответствует сроку, "отпущенному" теорией этногенеза фазе подъема.

Эта первая фаза закончилась с расселением по Белерианду племен Аданов, в соответствии с принципом комплиментарности принимавших сторону того или иного эльфийского королевства. Тем временем фаза этногенеза менялась, и главенствующим стал императив "Мы хотим быть великими!", на деле выражавшийся в том, что, не утратив любви к эльфам, люди не ограничились ролью их вассалов, но сами стали активной силой, влияющей на положение вещей в Белерианде. Переход от фазы подъема к акматической (от греч. акмэ - расцвет, наивысшая стадия) произошел быстро, и императив "Будь самим собой!" стал негласным лозунгом, т.е. будь не просто вождем, но Хадором или Хальдиром, не просто воином, но Береном или Тьюрином. Пассионарность Аданов была в те годы огромной, ибо только высокопассионарные люди могут жертвовать собой ради некой, возможно иллюзорной, цели, как это сделали в Нирнаэт Арноэдиад, Битве Бессчетных Слез, Хуор и Хадор в Дагор Браголлах, Битве Внезапного Пламени, или в одиночку выйти на бой с драконом, как Тьюрин Турамбар, или совершить великие деяния для своего народа, как Халет или Туор. Но акматическая фаза этногенеза вместе с тем и страшна, ибо высокая пассионарность ищет себе выход - и находит его - как вовне, так и внутри суперэтноса (этноса), и гасится этот невидимый пожар только кровью. Пассионарность Аданов, к их чести, в основном тратилась в их бесконечных войнах с Морготом. Но был ли оправдан столь жертвенный героизм? Не проще ли было бы создать единое могучее королевство, организовать регулярную армию, укрепить границу на севере и жить спокойно? И что толкнуло Берена на бесполезный - а во многом и гибельный своими последствиями - поход за Сильмариллом? "Конечно, любовь к Лутиэн", - будет ответ, но всякий ли способен на такие подвиги ради любви? И как объяснить поведение Тьюрина? Только ли скверный характер всему виной? Нет, конечно. Все это - яркие проявления акматической фазы, когда каждый десятый знает, как нужно жить и куда идти, и не хочет признать правоты за другими ему подобными. Мало того6 он доказывает свою правоту делом - отсюда многочисленные войны, труднообъяснимые с обывательской точки зрения поступки, резкое чередование блестящих побед и ужасных поражений. "Квэнта Сильмариллион" говорит нам о деяниях героических, но сколько было вражды между Аданами, сколько антигероев, не менее деятельных, но принявших сторону Моргота? О плохом эпосы, как правило, умалчивают ("плохом" в смысле проявлений негативного мироощущения героев, а не оценки их поведения с точки зрения современности - главные персонажи скандинавского, германского, кельтского, карело-финского, романского эпосов далеко не всегда нам симпатичны, но никогда они не служат силам зла), но если у эльфов бытовали вражда и предательство, то у людей, как это ни печально, и подавно. Не просто так ведь свершилась миссия Эарендила - предстояние перед Высшими силами за народы Средиземья; те, за кого он предстоял, были виновны в том же, в чем и грешники из псалма 106, 10 - 14. "Не покорялись словам Божиим, и небрегли о воле Всевышнего".

В битвах с Морготом и стычках между собой пассионарии Аданов погибли или истребили друг друга настолько, что осталось их так мало, и так плохо пришлось обывателям, что девизом последних стал: "Мы устали от великих!" Раньше других это произошло с племенем Халадинов, которые всегда были немногочисленны, их пассионарии погибли бастрее, что и проявилось в отношении к деятельности Тьюрина - его просто не поняли, хотя и боялись.

Тем самым совершился переход к следующей фазе - фазе надлома, но она не наступила. Этнос в момент перехода от фазы к фазе наиболее уязвим для внешних ударов, особенно опасны начало и конец фазы надлома, ибо идейный разброд, резкое падение пассионарного напряжения системы и усиление, таким образом, эгоистичных и неспособных на какие-либо осмысленные действия субпассионариев вкупе с сопутствующим надлому негативным мироощущением у значительной доли пассионариев приводит к незащищенности этноса. Последний натиск Моргота, вторжение людей с Востока - совершенно чуждого Аданам суперэтноса и страшная Война Гнева - все это привело к уничтожению Аданов как активного суперэтноса, и только переселение в Нуменор помогло оставшимся выжить. Выжить и возродиться, но уже как новый суперэтнос - нуменорцы.

4. Вторая эпоха.

Сведений по истории Нуменора имеется немного, но их достаточно, чтобы выяснить, проявляются здесь закономерности этногенеза или же нет. При этом интересно, что в силу недоступности Нуменора все закономерности этногенеза, если таковые имеются, будут прослежены в "чистом виде", без смещений извне.

Но, прежде всего, позволю себе сделать допущение: нуменорцам по воле Валар был дан срок жизни примерно вчетверо (если судить по хроникам королей) превышающий срок, отпущенный "простым смертным". Исходя из этого, длительность фаз этногенеза тоже следует увеличить вчетверо, т.е. фаза подъема будет длиться не 300 лет, а 1200 и т.д.

Итак, объявление началом Второй эпохи переселения Аданов в Нуменор вовсе не случайно, ибо это был пусковой момент нового, нуменорского этногенеза, поскольку, если бы продолжался процесс, начавшийся в Первую эпоху, то в начале существования Нуменорского королевства мы имели бы дело с фазой надлома (этногенез может оборваться, но "проскочить" фазу не может) и сопутствующими ей гражданскими войнами, нестабильностью, явным отставанием социальных преобразований от быстроменяющихся стереотипов поведения, борьбой мироощущений и завершающим расколом суперэтноса.

Ничего подобного первый этап жизни Звездного королевства собой не представляет. Напротив, разбитые и рассеянные Морготом народы Аданов будто бы восстали из пепла и обрели былую силу и гордость: осваивается огромный остров, возводятся грандиозные сооружения, строится новое государство, притом на совершенно иных принципах, нежели союзы людей Первой эпохи и при иной доминанте. Если в Первую эпоху стремлением было обрести истину и защитить ее (и, оправдав таким образом свое существование, защититься самим от внемирового зла), поддержав эльфов и разделив их судьбу, то у нуменорцев появляется "собственная гордость" - при всем любви к эльфам и ненависти к темным силам прежде всего для них была идея Нуменора - величайшего из королевств, воплощения самой авторитетной и истинной власти. То есть, если за Эру Единым признавалась власть на небесах, а за Манвэ - в Валиноре, то "князьями мира сего" были Короли Нуменора, а нуменорцы - избранным, самым высоким народом, призванным возглавить все прочие племена. И это типичная доминанта фазы подъема: в самом деле, нет ничего плохого, если народ хочет видеть свою державу великой и процветающей, оказывающей посильную и неунизительную помощь соседям. При этом императив "Будь тем, кем ты должен быть!" господствует. Спустя 600 лет (600=150х4 - закончилась скрытая часть фазы подъема) корабли нуменорцев появились у берегов Средиземья: только при достаточно высоком уровне пассионарного напряжения возможно изменение стереотипов поведения, в данном случае по отношению к морю, ведь Аданы Первой эпохи не были морским народом, а герои вроде Туора и Эарендила являлись большим исключением. Растущая же пассионарность нуменорцев находила выход в многочисленных дальних морских экспедициях.

Но все хорошее, увы, кончается. Интересно, что сам Толкин в письмах отмечает три этапа духовной жизни Нуменора: первый - принятие Запрета Валар и духовный рост; второй - осознание своего величия и все более растущее недовольство Запретом; третий - открытый бунт, достижение наивысшей мощи и стремительное падение.

Эти три этапа отвечают трем фазам этногенеза, которые Нуменор прошел от воздвижения до низвержения, точно отмечая поведенческие императивы и вкратце характеризуя исторические события, присущие фазам подъема, перегрева (акматической) и надлома.

Краткая летопись подтверждает гипотезу. К 1200 году Второй эпохи (1200=300х4 - конец фазы подъема и переход к акматической) путешествия в Средиземье сменяются колонизацией, т.е. нуменорцы стремятся уже не познавать, путешествовать или торговать, а властвовать и покорять. Среди же самих нуменорцев начинаются и все более увеличиваются раздоры, вылившиеся после окончательного утверждения нуменорцев в Эриадоре - победы над Сауроном, и, тем самым6 ликвидации даже самой отдаленной внешней угрозы - в междуусобицу, короли же занялись придворными интригами. Тем не менее высокая пассионарность, умно построенное государство, широкие перспективы для колонизации и громадное превосходство в технологии над всеми прочими людскими народами позволили нуменорскому суперэтносу создать "нуменорский мир", добравшись на востоке до моря Рун, а на юге до дальнего Харада (подобно тому, как Александру Македонскому удалось-таки создать - сам он до этого не дожил - мир эллинистический), и прожить весь отпущенный суперэтносу срок, не погибнув даже после низвержения Нуменора.

Но акматическая фаза не прошла бесследно: нуменорские пассионарии либо рассредоточились по просторам материка, либо перебили друг друга в междуусобицах, число их резко уменьшилось, но было достаточным, чтобы организоваться в этносы и субэтносы - т.е. произошел раскол нуменорского суперэтноса, после чего начались гражданские войны, о которых говорится мало, но крови в них было пролито много. Итак, среди нуменорских этносов можно четко выделить:

1) Верных нуменорцев, воскресивших по-своему доминанту Первой эпохи (причем, в отличии от героев "северного", "рагнарековского" типа - Тьюрина, Туора, Берена - они несли в сердцах надежду, помня о предстоянии Эарендила).

2) Сторонников короля, доведших "нуменорскую национальную идею" до абсурда, решившись покорить еще и Валинор. Никакими героизмом и мужеством, кои узрел в этом выступлении Н.Д.Перумов, здесь и не пахнет, напротив - "мятежниками" стало именно население метрополии, где уже не осталось тех, кто начинал строительство Нуменора в начале эпохи. Пассионарность, как генетический признак, имеет свойство медленно "дрейфовать" к окраинам ареала расселения его носителей, в эпицентре же со временем своих пассионариев почти не остается, а кипение жизни в столицах поддерживается за счет притока населения из провинций, желающего добиться успеха и сделать карьеру. Но еще больше приток субпассионариев, ибо как раз в огромных городах, где легко прожить, не трудясь, и оседает эта накипь, которая, подобно римскому плебсу, становится подлинным правителем на погибель всем, и себе в том числе. "Хлеба и зрелищ!", "День, да мой!", - вот девизы этой толпы. Более идиотское мероприятие, чем обретение бессмертия посредством захватнической войны, придумать трудно6 но когда у лидеров главенствует не опыт, но мнение, а доктрина становится не следствием жизни, а причиной, и принимается (с подачи Саурона) жизнеотрицающая программа переустройства мира, где единственно реальной и совершенной признается Пустота ("Главный бог тот, кто обитает в пустоте, кто превозможет в конце и в пустоте создаст бесконечные королевства своим слугам"), а на щит поднимается лозунг "А мы тоже хочем!" (в данном случае - "хочем" стать равными богам, к чему призывал и Великий Орлангур), и совершаются идиотские с точки зрения нормального человека поступки. Собственно, конец Нуменора, а также концы гитлеровской Германии, якобинской диктатуры, большевистского СССР и колониальных империй Великобритании и Франции служат примером того, к чему приводят подобные безумства. Желание мятежников из людей стать чем-то большим, чем люди, "сверхчеловеками" (сравните желание нуменорцев обрести бессмертие и власть над миром, свергнув Валар, то бишь подчинить себе природу, и лозунги недавнего прошлого "Мы не будем ждать милостей от природы ..." или "Человек сказал Днепру ...") исполнилось: отрицая объективные законы бытия, они от бытия избавились, став "нелюдями", небытием.

3) Черные нуменорцы. В Умбаре на границе нуменорского (позднее - гондорского) и харадского суперэтносов образовали стойкую антисистему, питавшуюся энергией за счет разности потенциалов биохимической энергии (пассионарности) двух взаимно некомплиментарных суперэтносов. Люди, выросшие в зоне такого контакта, не принадлежат ни к одному из контактирующих суперэтносов, а вместо присущих тем оригинальных стереотипов поведения и ментальности у них царит калейдоскопический набор несовместимых поведенческих черт и эклектический набор мировоззрений. Объединяет этих людей только негативное мироощущение. Отсутствие этнических традиций приводит к тому, что такая антисистема (химера) не способна существовать за счет кормящего ландшафта, но только разрушает его, а живет грабежом соседей. Такое несимпатичное образование представлял собой Умбар, однако занятие пиратством и войной связано с немалым риском, а потому искусственным путем - привлечением энергичных, но бессовестных и беспринципных негодяев, изгоев в своих родных этносах - население Умбара поддерживало высокий уровень пассионарности. Умбар и занявшие там руководящие позиции Черные нуменорцы чисто формально подчинялись нуменорским королям (иначе бы приняли участие в мятеже Ар-Паразона), ненавидели "верных" и даже вряд ли признавали претензии Саурона, но для антисистемы неприемлема любая позитивная программа, отсюда и постоянные войны Умбара с Верными нуменорцами и Гондором. Ясно, что такое было на руку только Саурону, как и всякое проявление антисистем (и точно, как только на страницах произведений Толкина возникает государство-антисистема, так выясняется, что за ним стоят Саурон или Моргот). Судьба таких антисистем одна: они погибают. Но погибают либо вместе с этносом, за счет которого паразитировали, либо уничтожаются каким-либо соседним суперэтносом, сумевшим пережить болезненный период своего существования. Так произошло и с Умбаром: в 1810 г. ТЭ выходивший из акматической фазы Гондор полностью ликвидировал Умбар как самостоятельное государство. А поскольку у антисистемы не может быть искренних союзников, никто не пришел Умбару на помощь, даже Харад, тогда имевший достаточно сил для противостояния Гондору.

4) "колонизаторы". В процессе колонизации Средиземья во Вторую эпоху немало энергичных и талантливых выходцев из Нуменора, лишенных возможности сделать карьеру в метрополии, остались среди покоренных ими народов, становясь их вождями и королями. Название "колонизаторы", понятно, весьма условно, поскольку никакого единого этноса они не образовывали, но, будучи гораздо более сильными и мудрыми, создали "нуменорский мир" по принципу мира эллинистического, когда немногочисленные6 но тщеславные и образованные эллины и македоняне основали несколько царских династий, живя при этом в окружении моря местных народов. Некоторую целостность этот разношерстный "нуменорский мир" все же представлял, ибо был объединен культурной и административной традициями. Именно эти короли-бывшие нуменорцы и стали в середине Второй эпохи назгулами. Pax Numenorika же довольно быстро распался, так как неизвестные нам, но, несомненно, неоднократно имевшие место пассионарные толчки на Востоке Средиземья быстро преобразили весь его облик. Это видно и по фактам появления у границ Гондора в Третью эпоху истерлингов и харадримов - в их поведении не осталось и следа от нуменорских традиций.

5. The Kingdoms in Exiles. Арнор.

Итак, с низвержением Нуменора сторонники короля исчезли с исторической сцены, в результате чего нуменорский суперэтнос резко упростился, сбросив непомерную тяжесть связей между его составляющими, на поддержание которых требовалась огромная энергия. А энергии этой уже не хватало, она была растрачена в предыдущих фазах этногенеза. Но после разрыва системных связей энергия, уходившая на их поддержание, освободилась, что и позволило нуменорцам не погибнуть как самобытному суперэтносу.

Собственно, только Верные могли теперь называться нуменорцами, поскольку Черные Нуменорцы утратили этническую традицию и стали "людьми без рода, без племени", а колонии, основанные на окраинах, либо погибли с новым появлением Саурона, либо стали похожи (а, точнее, не похожи ) на затонувшую метрополию как древний Карфаген на Финикию.

Освободившаяся энергия и правильный “выбор веры” позволили Верным при помощи эльфов Гил–Галада и народов долины Андуина, связанных с ними взаимной комплиментарностью, одолеть вновь созданную Сауроном антисистему. Возможно, в дальнейшем на Северо-Западе сложилось бы некое подобие Римской империи эпохи Антонинов, но логика событий была нарушена новым пассионарным толчком, давшим начало отсчета Третьей эпохе.

Ось этого толчка прошла через Гондор в широтном направлении. Арнор остался незатронутым. Именно в этом, а не в неприязни потомков Исилдура и Анариона причина все большего и большего отчуждения Северного и Южного королевств и причина того, что Арнор исчез, а Гондор выжил.

Придерживаясь сделанного ранее допущения, что длительность фаз этногенеза пропорциональна средней продолжительности жизни представителей рассматриваемого этнического коллектива, и, учитывая (по хроникам королей и наместников), что срок жизни у дунаданов в 3 раза превышал оный у других народов, обозрим историю Kingdoms in Exiles.

За почти девятьсот лет (средний срок инерционной фазы—300 лет, 900=300×3) Арнорское королевство заняло огромные территории Эриадора, были построены многочисленные крепости и оборонительные валы, проложены дороги, над реками появились мосты, расцвели земледелие (огромные чащи, тянувшиеся некогда от Синих до Туманных гор были сведены под пашни и пажити) и ремесла (пример тому—клады в Курганах), но, тем не менее, в летописях констатируется медленное увядание Северного королевства, и это верно, ибо в инерционной фазе этногенеза, которую переживал в те годы Арнор, на фоне стабильности и благополучия происходит неспешный, но неуклонный спад пассионарного напряжения этнической системы. Целостность системы поддерживается за счет традиции, сиречь за счет нежелания гармоничных особей, доминирующих в это время в системе, менять привычный жизненный уклад , поступаться чем–либо ради некой цели. Императивом поведении становится «Будь таким, как я!», то есть придерживайся какого–то «золотого стандарта» (коими стали в Риме император Антонин, в Англии—джентльмен, в США—“деловой человек”, в Киевской Руси—“честной народ православный” и т.д.) Всякое отклонение от сего стандарта (в любую сторону—лучшую или худшую) воспринимается как чудачество, “дурь”, а то и преследуется законодательством как преступление (дуэль, бывшая в порядке вещей в конце ХVII в., в конце ХIХ в. стала “дикостью”). В Арноре таковым стандартом стал рыцарь–дунадан, “ностальгист” по былому Нуменору. С одной стороны, такое положение вещей благоприятно, поскольку соблюдение традиции (будь она выражена в законодательстве, религии, административном управлении или в культуре) дает гарантию спокойного безбедного существования. С другой стороны, упрощение поведенческих стереотипов делает этническую систему жесткой. неспособной к изменению (для этого нужна пассионарность, а ее все меньше по причине как процесса энтропии, так и в силу той же традиции, так как система не способна удержать в себе пассионариев и либо устраняет их, либо игнорирует). Расходуя, таким образом. ценности. накопленные в прошлом, система дает успешно плодиться субпассионариям, неспособным сколь–нибудь проявить себя во времена тяжелые или при наличии достаточного количества пассионарных личностей. Теперь же они имеют возможность не просто выжить, но и занять различные руководящие должности в ставшей жесткой этнической системе, да и, обладая значительным “удельным весом” от общего количества населения, начинают диктовать свои условия, как произошло это в Риме эпоху “солдатских императоров” или на Руси в период “феодальной раздробленности”, Поведенческий императив этих людей—«Будь таким, как мы!», «День, да мой!», то есть не стремись ни к чему, кроме того, что можно съесть и выпить. «Хлеба и зрелищ!» (или же «Водку, закуску и бабу!»)—исчерпывающая характеристика их, с позволения сказать, “менталитета”. Субпассионарии чужды не то что какой–либо целенаправленной самостоятельной деятельности или заботы о будущем (в том числе и о своем, как большевики из замечательного своей выразительной документальностью романа Николая Островского «Как закалялась сталь», которые вспомнили, что зима, несмотря на социальную революцию, все же состоится, и что нужно строить дорогу для подвозки дров, только с наступлением холодов), сохранению и приумножению ценностей прошлого, они неспособны даже к элементарному самоконтролю, При наличии пассионариев субпассионарии либо вовлекаются в сферу действия пассионарного поля и могут быть исключительно полезны как исполнители в любой сфере—управлении, в науке или на войне, но когда нет достойных лидеров, срабатывает “эффект толпы”. За казавшейся бесконечной эпохой процветания, “цивилизации”, наступает фаза обскурации (от лат. obscurus—“сумерки”).

И такая судьба ждет, увы, любой суперэтнос—так прожили свой “золотой век” Рим, Византия, Арабский халифат, Киевская Русь, средневековый Китай, то же ожидает и представляющуюся сейчас незыблемой “западную цивилизацию”—германский фашизм и бомбы на Хиросиму и Нагасаки–первейшие тому свидетельства. Внутри суперэтноса происходят бесконечные неурядицы и свары, но это не гражданские войны фазы надлома, когда пассионариев недостаточно, чтобы поддерживать войну “всех против всех”, но вполне хватает для образования нескольких устойчивых консорций–партий, которые, абсорбировав большие массы субпассионариев и гармоничных людей, и ведут меж собой борьбу. В фазе обскурации же колебания пассионарного напряжения незначительны по абсолютной величине, но на общем низкопассионарном фоне они приводят в движение огромные массы, а ввиду отсутствия энергии на поддержание сколь–нибудь надежных системных связей и наличия господства стереотипов поведения, присущих субпассионариям со всем их “джентльменским набором” из клятвопреступления, бессовестности, трусости, лени, потакания сиюминутным побуждениям все это кончается трагической гибелью культуры и огромного количества людей (“культурная революция” в Китае—тому пример). И не так жалко беспринципных субпассионариев, как никем не понятных пассионариев и тружеников–гармоничных людей. В такие времена этносы легко становятся жертвами своих более активных соседей, ибо субпассионарии не в состоянии защитить даже самих себя.

Фаза обскурации кончается, когда субпассионарии, растратив и промотав почти все, что было накоплено этносом за его долгую жизнь, погибнут, так как обеспечить свое существование не смогут, и этнос либо исчезнет, либо, при наличии некоторого количества пассионарности на границах суперэтнического ареала (вспомним, что пассионарность как генетический рецессивный признак “дрейфует” из эпицентра ареала к его окраинам с течением времени), гармоничные личности не дадут этносу пропасть, и, отстояв самобытность в борьбе с соседями, этнос уже не способен на какие–либо деяния (да и не хочет этого), но традиции еще сильны и жива историческая память о прошлом (а не только сказки и эпос). Пример этносов мемориальной фазы—Грузия и Армения, некогда входившие в Византийскую империю.

Рассмотрим историю Арнора: в 861 году ТЭ королевство распалось на три части, а перед лицом ангмарской угрозы такой шаг был весьма неуместен—это и было наступлением фазы обскурации. Дальняя окраина—Рудаур и Ангмар быстро образовали химерную целостность, ибо удержать совершенно непохожий на Эриадор этноландшафтный регион, населенный этносами–реликтами Второй эпохи, можно было только силой, а сил таких у Арнора уже не было. В Кардолане же монотонный ландшафт и, следовательно, монокультурность хозяйственной деятельности при малой населенности не дали необходимого для жизнестойкости многообразия этнической структуре. Война с Ангмаром 1409 года и чума 1636 года привели к исчезновению Кардолана, ибо чума одинаково поражает и пассионариев и субпассионариев, но чтобы подняться после чумы этносу нужны пассионарии, а их и вовсе не осталось.

Артедаин сумел преодолеть фазу обскурации, используя союз с эльфами и сохранившуюся, благодаря разнообразию ландшафтов, некоторую гибкость этнической системы, и к середине ХV века ТЭ вступил в мемориальную фазу (900+200×3=1500, где 200—средняя продолжительность фазы обскурации). Оборона королевства держалась пограничниками–пассионариями, столицы же увядали все быстрее и быстрее, а к 1974 году их уже некому было защитить, и новый удар ангмарской антисистемы (ангмарцы, подобно умбарским морским пиратам, были пиратами сухопутными) уничтожил героический, но обреченный Артедаин. Выжили только далекие от мест ведения войны слабопассионарные хоббиты да брийские крестьяне, а также все те же пограничники–дунаданы, небольшой к тому времени субэтнос, сохранивший этническую традицию и не погибший лишь по причине вмешательства Гондора, которое положило конец ангмарской химере. Сколь невелика была пассионарность даже у северных пограничников, свидетельствует численность отряда Халбарада: дружина из 30 человек—вот и весь “пассионарный фонд”, оставшийся у Севера.

6. The Kingdoms in Exiles. Гондор.[1]

Но вернёмся на юг.

Гондор в общих чертах повторил бы судьбу Арнора, но пассионарный толчок 1 г. ТЭ, не ломая традиций, унаследованных от владык Андуниэ, дал рождение новому суперэтносу — гондорскому. В него, как начальные компоненты, вошли нуменорцы из Андуниэ, нуменорцы-жители поселений, основанных на берегах Белфаласа (в том числе Пеларгира и Дол Амрота), а также разнообразные древние племена и народы Семиречья от Андраста до дельты Андуина, от побережий до Белых гор. Вспомним сбор войск в Минас Тирите перед битвой на Пеленнорских полях: несмотря на то, что к 3019 г. ТЭ Гондор находился уже в середине инерционной фазы, т.е. войну должна была вести профессиональная армия (а иного представители суперэтноса инерционной фазы и помыслить не могли), все гондорские провинции прислали подмогу, пусть немногочисленную.

Что же за идея объединила столь различные, на первый взгляд, этнические элементы?

Доминантой гондорского суперэтноса стала вера (подобно тому, как вера христианская создала Византию), а также осознание Гондора как единственного оплота и защитника этой истинной веры. Толкин исключил из текста «Властелина колец» какие-либо упоминания о религиозных культах, но по речам Фарамира в Хеннэт Аннун, описаниям церемоний при гондорском дворе и некоторым фрагментам из «Unfinished Tales» можно понять, что гондорский, а ранее и нуменорский, Короли одновременно обладали и высшим духовным саном, олицетворяя, таким образом, королевскую власть как власть данную свыше, а Короля — как человека, обличённого этой властью, но одновременно и ответственного перед Богом за вверенное ему владение. Таким образом, Король не имел права на произвол и безнравственность (тот, кто этим правилом пренебрегал, не пользовался доверием подавляющего большинства гондорцев, и Кастамир — тому пример), а народ чтил Короля как исполнителя высшей воли на земле, а потому с готовностью шёл на битву и на труд.

Подобная система существовала и в Византии, где басилевс допускался к участию во Вселенских соборах, т.е. принадлежал к кругу высшего духовенства, но был подотчётен патриарху, как своему духовнику. Патриарх же зависел от императора как высшей светской власти и помазанника божьего, но без благословения патриарха войско не пошло бы в бой. “Силы духовная и светская уравновешивали друг друга, вследствие чего новая этническая целостность была крепка”, — пишет Л.Н.Гумилёв.

Также, хотя несколько по иному принципу, организовался и гондорский суперэтнос: на деле в Гондоре властвовали не император-диктатор и не теократия (особенно во времена Наместников), но диктатура совести, выраженная в догматах веры и в законах. Но, как известно, самые чистые каноны вероисповедания и наисправедливейшие законы могут быть обращены в свою противоположность (например, инквизиция времен Торквемады или СССР с самой демократичной конституцией того времени — сталинской). Посему определяющим является то, чему вера и законы являются индикатором, а именно система стереотипов поведения, складывающаяся из отношений на уровнях:

1) персона — персона,

2) субэтнос — персона,

3) субэтнос — субэтнос,

4) этнос — субэтнос,

5) этнос — природа.

И принцип диктатуры совести соблюдался на всех пяти уровнях, вот почему Гондор сумел выстоять и во внешних войнах, и во внутренних усобицах, сохранив лояльность всех составляющих суперэтноса центральной власти, а также и кормящий ландшафт. Тот же симпатичный принцип помог Гондору найти искренних и верных союзников на Севере и в Долинах Андуина, а также в течение довольно длительных периодов времени мирно сосуществовать с воинственным и опасным Харадом.

Продолжавшийся к началу ТЭ процесс нуменорского этногенеза наложился на процесс, начавшийся в результате нового пассионарного толчка, но не повлёк за собой каких-либо внутриэтнических столкновений, ибо система была гибка. Дунаданы-нуменорцы нашли своё место в обновлённом суперэтносе как победоносные воины, не изменив при этом присущий нуменорцам стереотип поведения: гордость, суровость, некоторую отчуждённость и довольно высокомерное отношение ко всем прочим народам. Рыцари Дол Амрота и династия Наместников — вот примеры нуменорских субэтносов и консорций, доживших до конца ТЭ в гондорской среде.

История Гондора I тыс. ТЭ — история великих военных побед и мирных деяний. Конечно, главный враг — Саурон — в то время отсутствовал в Средиземье как деятельная сила, но опасностей у Гондора и без него было немало. Тем не менее, сначала к 590 г. Ромендакил I и Турамбар разбили восточное нашествие (а те племена — назовём их условно “истерлинги-1” — тогда находились на самом пике акматической фазы, так как были подняты тем же пассионарным толчком широтного направления, что и Гондор, т.е. были очень сильны), а к 1050 г. Хьярмендакил I блокировал Умбар и усмирил Харад (правда, ненадолго: меридианальный пассионарный толчок, по всей видимости, 1000 г., прошёл через пустынную северную часть Туманных гор, Ирисные низины, ненаселённые Дикие земли к востоку от Андуина и Мордор и, наконец, через Кханд и Ближний Харад. В результате к 1500 г. Юг вновь стал беспокоен и могуч и освободился от гондорской зависимости).

В это же время — до 1000 г. — Гондор распространил своё влияние на Каленардон и в какой-то степени на Энедвайт, обрёл господство на море и побережьях. Были построены новые и отстроены старые города: Осгилиат, Минас Анор, Минас Итил, Пеларгир.

Но ход природных процессов неумолим, и эпоха королей-строителей и Морских Королей, королей-отцов державы, сменилась эпохой королей-цезарей, королей-себялюбцев: наступила акматическая фаза. Атанатар больше радел о собственном покое, нежели о Королевстве, а зря: на Дол Гулдур уже пала тень, тревожно стало на мордорских границах, а гондорские пассионарии стали ненадёжны. До вооружённых столкновений дело пока не доходило, но явно шла борьба идей и стремлений по принципу “все против всех”, не случайно в Приложении А к «Властелину колец» сказано, что Ромендакил II вдруг стал испытывать нужду в людях (надо понимать, в верных людях, а ведь прежде такого не случалось!), а потому привлёк к себе северян.

Северяне к XIII в. ТЭ находились в гомеостазе. Пассионарный толчок 1000 г. фактически не задел их, так как жили они в те времена в основном к востоку от Великого Зеленолесья, а ось толчка прошла по долине Андуина. Великий лес же, как ландшафт монотонный и малонаселённый, да ещё более опустевший после появления назгулов, никак не способствовал дрейфу пассионарности к востоку.

Таким образом, северяне были консервативны, но искренни в своих симпатиях и антипатиях, поэтому небольшие пограничные инциденты на северных границах Гондора прекратились, а Королевство обрело новые силы, ибо в результате интеграции Рованиона система, в акматическую фазу очень гибкая, усложнилась: Север получил из Гондора пассионарность, что не добавило спокойствия внутренней жизни Королевства, но это же и спасло Королевство в конце II тыс. ТЭ.

Объединение Севера и Гондора стало формальным поводом для мятежа Кастамира, но, когда пассионарная энергия ищет себе выход, повод найдётся всегда. Усобицы в Гондоре не были случайны, природные закономерности брали своё. Но здесь-то и проявляются последствия содеянного в прошлом, часто весьма далёком: одни государства рушатся и не поднимаются более, народы исчезают, оставив лишь имя, а иные переживают тяжёлые дни, но после словно воскресают — и процветают. Описанная выше система стереотипов поведения гондорского суперэтноса выдержала испытание временем.

При рассмотрении отношений северян и Гондора напрашивается параллель с отношениями между готами и Византией, но сходство здесь лишь внешнее. Готы в IV — VI вв. находились в акматической фазе и расселились по всей Европе, основав несколько королевств, но их энергия не нашла себе применения в какой-либо стройной системе, поэтому племена готов или погибли, или растворились среди народов покорённых ими же стран. С Византией готы поначалу враждовали (не только из-за неких материальных приобретений, но и потому, что готы, как и прочие германские племена, исповедовали христианство арианского толка, кое в Византии было осуждено на Вселенском соборе 381 г. в Константинополе как ересь), затем, после бурных событий, описание которых заняло бы немало места, часть готов поселилась на дунайском рубеже, выполняя роль пограничников, а затем готы и вовсе перестали существовать как самостоятельный субэтнос в составе Византии, так как доминантой византийского суперэтноса было православие, а не национализм, и индикатором отличия этнических элементов были вопросы “Во что веруешь?” и “Как веруешь?” (т. е. ортодоксально или еретически), а основой единения — изречение “... нет ни Еллина, ни Иудея ...” (Кол. 3, 11). Готы, принявшие православие, сохранили жизнь, но потеряли самобытность.

Сохранившие же своё “варварство” в течение почти 100 лет (с 378 г. до 475 г.) держали в страхе всю Восточную Римскую империю, выиграв войну у императора Валента (сам император был убит в сражении) и захватив ведущие посты в государстве и особенно в армии. Но, оторвавшись от привычных ландшафтов и не имея возможности традиционно вести хозяйство, да к тому же при отсутствии этнической доминанты, стали жить за счёт местного населения, постепенно превратившись из этноса в одну из “партий”, борющихся за власть. Хотя готы успешно воевали с внешними врагами (зачастую против своих же соплеменников-германцев), они же использовались императорами для подавления восстаний и сбора налогов, поскольку не были “своими” для принявших никейское исповедание византийцев. Всё это не могло вызвать симпатии к готам, и при императоре Зиноне готская клика была заменена на исаврийскую, не менее, впрочем, жестокую и чуждую народу, но и защищать готов никто не испытывал желания.

Иное дело — северяне и Гондор. Если сопоставление Гондор — Византия правомочно, то история средиземского Севера I — начала II тыс. ТЭ вовсе не похожа на готскую. До появления гондорцев на Севере племена и народы к востоку от Великого Зеленолесья жили, не покидая своего ареала, вели натуральное хозяйство и представляли собой разве что некоторе культурное и языковое единство, т.е. их этносы находились в статическом состоянии. Контакт с Гондором вовлёк часть северян, а именно не слишком значительную числом часть их пассионариев и слабопассионарных личностей, в процесс гондорского этногенеза. Прочие же, когда мощь Гондора с началом фазы надлома умалилась, предпочли уйти дальше на Север и в Долины Андуина. Нашествие Возничих, чума, война с Ангмаром раскололи Север на две части: оставшиеся с Гондором, в отличии от готов Византии, сохранили самобытность даже к концу ТЭ (в хрониках постоянно встречается упоминание о различии потомков смешанных браков гондорцев и северян и коренных гондорцев-нуменорцев), да и вообще, если судить по сбору войск в Минас Тирите, гондорские народы мало перемешались между собой, сохранив довольно высокий уровень пассионарного напряжения, свойственный социоэтнической, а не социокультурной целостности.

Оставшиеся на Севере надолго пропали из поля зрения Южного Королевства, и тому есть свои причины, но о них позже.

Итак, к 1800 г. (600×3=1800 — среднестатистический срок конца акматической фазы) ТЭ Гондор выбрался из бурной акматической фазы, на излёте коей при деятельнейшем участии вошедших в суперэтнос северян сумел добиться в 1810, 1944 и 1975 гг. трёх знаменательных побед: в 1810 г. была уничтожена умбарская химера, в 1944 г. — окончательно разбиты Возничие, и угроза из степей Руна надолго миновала, а в 1975 г. пришёл черёд химеры ангмарской.

Это, однако, был последний взлёт, поскольку за ним наступил надлом. В летописях о времени между 2000 г. и 2475 г. ТЭ почти ничего не сказано, но факты налицо: гондорцы окончательно отступают за Андуин, теряя связи с Севером; мордорский рубеж не охраняется; Минас Итил и Осгилиат разрушены, их Палантири утрачены; Каленардон опустел; влияние на Энедвайт утеряно полностью; харадримы, вошедшие к 1900 г. ТЭ в инерционную фазу, хозяйничают в Южном Гондоре и в Умбаре; на удержание Итилиена не хватает сил, остаётся лишь вести там партизанскую войну; освобождённый было после войны с Ангмаром Эриадор забыт прочно и надолго — это при взгляде извне. А внутри в это время угасла династия Королей, были преданы забвению эльфийские традиции: “После Королей Гондор погрузился в “средневековье” упадка знаний и упразднения искусств”, — как повествуется в «Unfinished Tales» в предании «Палантири». Страна, по всей видимости, утратила былую монолитность, отдельные районы и города к концу ТЭ стали почти самостоятельны, и лишь древнейший нуменорский род Наместников сумел остановить распад системы, возродив на новый лад нуменорскую же доминанту “Избранного Королевства” и “рагнарёковское” мужество Первой эпохи. Духовные ценности отодвинулись на второй план — как и везде во времена надлома у гондорцев наблюдалась “утрата идеалов” — и Толкин отмечает это.

Дело в том, что в фазе надлома в любой этнической системе есть значительное число людей либо сохранивших идеалы минувшей акматической фазы, либо проповедующих ценности грядущей фазы — инерционной, но в целом поведенческий императив определяется словами “Мы знаем, мы знаем — всё будет иначе!”, а как это “иначе”, никто не знает, поэтому социальные реформы всегда запаздывают, законы “не работают”, и, как следствие, часто возникают концепции с мироотрицанием в основе, что приводит не только к бессмысленным с точки зрения потомков разорительным гражданским войнам, но может привести к гибели и суперэтнос, и кормящий ландшафт, как это случилось с Нуменором[2], многими германскими народами I тыс. н.э. и чуть было не случилось с Россией в XX в.

Только с возвращением истинного Короля — а значит с возрождением прежней духовности (уже было сказано, что в Нуменоре и Гондоре Короли олицетворяли участие в судьбе страны высших сил) к Гондору пришла настоящая победа над Врагом. При Наместниках же — идеальной со всех точек зрения, но лишённой духовной значимости власти светской — все блестящие военные победы были обречены обернуться в конце поражением.

Тем не менее Гондор, опять же подобно Византии, преодолел и годы надлома, не допустив гражданской войны, и к 2400 г. ТЭ (800×3=2400 — среднестатистическое время окончания фазы надлома в истории суперэтноса) Гондор вступил в инерционную фазу. Система стала жёсткой, прочно утвердившись в своих естественных границах (как и Византия, к 800 г. установившаяся в пределах Греции и Малой Азии). Государство возглавлял Наместник, провинции были вполне самостоятельны, но по призыву Наместника местные правители обязаны были прийти с дружиной. Такой порядок напоминает каролингскую феодальную Европу с её порядками “Вассал моего вассала — не мой вассал” и “Nullum officio sine beneficio” (т.е. “Нет услуги без благодарности”), только островок былого Нуменора — Дол Амрот — придерживался старых принципов. Не следует считать, что гондорские рыцари и нобили конца ТЭ утратили всякие понятия о чести, совести и отечестве, но разница между ними и воинами и соратниками, скажем, Ромендакила I была такой же, как, если придерживаться византийских аналогий, между Иоанном Цимисхием и Велизарием. Армия стала профессиональной, цивилизация приняла техногенный характер.

Инерционная фаза часто сопровождается расцветом культуры. На деле этот расцвет является следствием накопленного этносом за предыдущие фазы этногенеза духовного опыта; в инерционную фазу устойчивый порядок даёт возможность заниматься науками, искусством, литературой и сохранять произведения в целости, а уровень пассионарного напряжения уже недостаточен, чтобы заниматься переустройством мира (такие люди есть, но в завершающих фазах этногенеза они выглядят “белыми воронами”, хотя именно они спасают этнос от гибели при внешней угрозе. Шарль де Голль и Уинстон Черчилль — примеры из самого недавнего прошлого). Однако для занятий бизнесом или изучения прошлого пассионарности вполне достаточно. Хотя в Гондоре древние знания и были во многом забыты, но по замечаниям Гимли об архитектуре Минас Тирита, по присутствию таких персонажей, как Фарамир или Главный Управитель Обителей Целения, видно, что образование в Королевстве стояло на довольно высоком уровне, а науки и искусства развивались, пусть и в утилитарном приложении.

Традиционная гондорская внешняя политика (как тут не вспомнить блестящую византийскую дипломатию!) вновь принесла успех. Союз с Роханом (на сей раз именно союз, а не инкорпорация: изменить себя гондорцы уже не могли), заключённый дальновидным Кирионом, обеспечил Королевству возможность вести маневренную кавалерийскую войну, которую орки и харадримы вести просто не умели и терпели поражения, а тяжёлая конница истерлингов не могла найти себе применения в мощном ударе. Дело, конечно, не столько в коннице, сколько во взаимном доверии двух государств, ведь надёжными и полезными могут быть только искренние союзники.

Описанное упорядочение при медленном остывании пассионарности, возможно, и блекнет по сравнению с годами подъёма, но гарантирует системе внутреннюю безопасность и устойчивость ко внешним воздействиям.

И действительно, ни атаки из Мордора, ни нашествие балхотов, ни Долгая Зима, ни вновь активизировавшийся Харад не смогли нанести Гондору стратегического поражения. Несмотря на высокопарные речи Боромира и Денетора II, у Южного Королевства ещё были силы, и немалые. Битвы на Пеленнорских полях и у ворот Изенмоута никогда не были бы выиграны, если бы Гондор на самом деле “бился из последних сил”. Гондор 3000 г. ТЭ соответствовал Риму времён Траяна или Византии Македонской династии.

7. Север.[3]

Итак, почему же исчез древний Рованион, а вместо него к середине III тыс. ТЭ на картах вдруг оказались Дэйл, Эсгарот, Беорнинги и рохирримы?

К концу II тыс. угроза для северян со стороны Ангмара была ликвидирована, юг Зеленолесья затенён Дол Гулдуром, с Востока можно было ждать любых неприятностей, гондорцы отступили за Андуин и Белые горы, а память о чуме 1636 г. ещё не загладилась. Поэтому естественным было уйти в более безопасные места — к северу, тем более, что в Эреборе набирало силу королевство гномов, торговля с которым была страшно выгодна.

Всё так, но этого мало. Для адекватной реакции на враждебные внешние обстоятельства необходима повышенная способность к действию, при этом она должна быть хотя бы у 3% населения, иначе этнос либо исчезает как самобытная структура, либо гибнет, как это произошло со многими племенами североамериканских индейцев, тасманийцами и как это происходит ныне с народами Крайнего Севера.

Иное дело средиземский Север. Но откуда же у северян появился необходимый для смены стереотипов поведенческий признак? Привнесённая из Гондора пассионарность не могла сыграть столь существенной роли: последствия контакта Гондора и Рованиона рассмотрены в предыдущей главе, и проявились они гораздо раньше, начиная со времён Ромендакила I.

Северяне «некогда были многочисленным и могучим объединением народов» («Unfinished Tales», «Дружба Кириона и Эорла», курсив мой — Э.), а в начале III тыс. вместо этого возникают военная демократия — Эотеод, торговые республики — Эсгарот и Дэйл, королевство — Беорнинги и поселения «вольных людей» — лесовиков и жителей Долин Андуина. Добавим к этому, что примерно тогда же морийские гномы вместо того, чтобы героически погибнуть в подземных войнах с орками и балрогом, отправились почему-то к Серым горам, Эребору и Железным холмам, т.е. они знали куда идут и зачем, значит, у них была своя программа действий и способность эти действия осуществить. А с долго — более тысячелетия — молчавшего Руна нагрянули Возничие, и не просто с грабительским походом, а в результате миграции, вполне организованно, всерьёз и надолго.

Эти факты дают основание утверждать, что в XIX в. ТЭ через Средиземье прошёл ещё один пассионарный толчок, на оси которого оказались Минхириат, Мория, долина Андуина, цетральная часть Зеленолесья, северный Рованион и степи к северу от внутреннего моря. К западу от Туманных гор Эриадор к тому времени опустел настолько, что никакой этнической целостности там возникнуть не могло, а вот на северо-востоке последствия не замедлили сказаться.

У нас нет данных по истории Севера в III тыс., за исключением истории Эотеода. В 1899 г. вождь северян Мархвини помог Калимехтару одержать победу над Возничими, но восстание в Рованионе потерпело поражение, и Мархвини отошёл в Долины Андуина, где собрал остатки войска и беженцев, чем и положил начало Эотеоду. В 1977 г. Фрумгар увёл Эотеод на север, в 2000 г. сын его Фрам одолел в бою дракона Скату, а у слияния Лангвелла и Грейлина была построена крепость Фрамбург.

Рованионцы ничем подобным не отличались: жили в определённом ареале — лесостепи (а рохирримы, к примеру, лесов боялись), героев-драконоборцев средь них не водилось (да и просто полководцев тоже: войска Рованиона успешно действовали только под началом гондорцев), а укреплений строить и вовсе не умели («селились большей частью на открытых местах» в низких деревянных домах, как повествуют «Unfinished Tales»). Мало того, даже языки у рованионцев и рохирримов, беорнингов и народов Дэйла и Эсгарота отличны: у первых — явно готский, у вторых — древнеанглийский и древнескандинавский.

Часть рованионцев, не присоединившихся к Мархвини, «… бежали за Келдуин, Бегучую, где смешались с народом Дэйла под Эребором, с которым они состояли в родстве, иные укрылись в Гондоре … В большинстве же северяне были обращены в рабство, а их земли заняли Возничие» («Unfinished Tales»). Об укрывшихся в Гондоре речь уже шла, а тем, кому не передался пассионарный признак, была уготована рабская доля.

Не думаю, что отступление к Дэйлу, который, выходит, к 1900 г. уже существовал, можно однозначно назвать бегством. Бежать по степи от природных степняков-Возничих было бы делом безнадёжным, значит, было не бегство, а весьма организованное отступление. Да и жители Дэйла, не имей они должной пластичности поведенческих стереотипов, не приняли бы к себе такое количество пришельцев, на плечах у которых висел опасный враг.

Кроме того, в «Хоббите» есть упоминание о некой стране Дорвинион, лежащей близ моря Рун. Не исключено, что это была ещё одна ветвь рованионцев, отступившая к юго-востоку.

Таким образом, налицо пассионарный толчок, создавший северный суперэтнос. Фазы подъёма и акматическая его не попали в гондорские хронографы, да это и понятно, ведь пешего пути от Минас Тирита до Фрамбурга было «восемьсот миль» («Unfinished Tales») через земли, наводнённые орками Туманных гор, затенённые Дол Гулдуром и открытые набегам истерлингов, т.е. вести практически не доходили. Да у двух суперэтносов были и свои внутренние неотложные дела: Гондор переживал надлом, а от акматической фазы кочевых культур обычно остаётся мало памятников, если только степняки в это время не контактируют активно с каким-либо земледельческим суперэтносом, но рохирримы жили изолированно.

К 2500 г. ТЭ, однако, северный суперэтнос должен был перейти к фазе надлома, знаменующейся расколом суперэтноса. Так и произошло. В 2510 г. рохирримы в одночасье ушли с Севера в Каленардон. Конечно, были и призыв Кириона, и память о старой дружбе, и осознание поднимающейся в Мордоре чёрной силы, с которой можно было бороться только сообща. Но: грозившие Гондору балхоты (чей приход был результатом раскола в фазе надлома у тех же «истерлингов-2», фазу подъёма коих представляли Возничие) не могли дотянуться до Эотеода через Чернолесье, орки же Туманных гор не представляли серьёзной опасности для кавалерии рохирримов в степи, да и целых 500 лет ни о каких переселениях не было и речи.

Следовательно, причины надо искать внутри северного суперэтноса. В чём конкретно было дело, мы уже не узнаем, но можно указать на два фактора:

1) рохирримы недолюбливали эльфов, а лесное королевство Трандуила значительно к тому времени расширилось (возможно, тот же пассионарный толчок XIX в. повлиял и на эльфийское королевство);

2) если учесть, что в Войне Кольца Север с одной стороны и Гондор с Роханом с другой не выступили единым фронтом, понятно, что между воинами-рохирримами и торговыми республиками и королевствами Севера существовали значительные разногласия.

Вероятно, торговая экспансия Беорнингов, Дэйла и Эсгарота при неизбежном при этом союзе с королевствами гномов привела к конфликтам на Севере, и Эорл блестяще использовал предоставившийся ему шанс: разом обрёл и сильного союзника —Гондор, и новое место расселения, не требующее смены способа ведения хозяйства — Каленардон.

Но возникает законный вопрос: где же все те бедствия, что сопровождают надлом? — от Эорла до Хельма Рохан процветал и расширялся, как повествует хроника. С виду так и было, но: во–первых, рохирримы — это этнос в составе северного средиземского суперэтноса, т.е. таксономическая единица на порядок ниже суперэтноса, отсюда большая вариабельность его судьбы. Эотеод был самой «нецивилизованной», окраинной частью Севера, а потому сохранил сильные традиции (традиции времён фазы подъёма), что позволяло удерживать в этнической структуре пассионариев и находить применение их силам. Следствием и того, и другого являются высокий уровень организованности внутриэтнической жизни и большая резистентность этноса даже в фазе надлома.

Во–вторых, до правления Хельма у Рохана не было значительной внешней угрозы — нашествия с Юга и Востока сдерживал, главным образом, Гондор. Едва только могучий южный союзник оказался не в силах оказать помощь, едва лишь немного активизировались в целом инертные, как и положено реликтовому этносу, дунлендинги, едва чуть–чуть после поражения балкотов зашевелился Рун, едва

природа сменила милость на гнев (Долгая Зима), как Рохан оказался на грани не то что военного поражения (оно было полным), но исчезновения как этноса.

А произошло все это как раз в самое нелегкое время — в конце фазы надлома (в 2759 г., по прошествии 800 лет после ухода Эотеода на Север — пускового момента роханского этногенеза), когда этнической системе необходимо совершить некоторое сверхусилие, направленное этнической доминантой, чтобы не развалиться.

К слову, подобная внешняя могучесть, разом пропадающая от, казалось бы, незначительного толчка, характерна для фазы надлома. Учёные по сей день спорят до хрипоты: если в октябре 1917 г. в Российской Империи произошёл всего лишь дворцовый переворот (а не явил себя некий мощный исторический процесс), то как могла сия сверхдержава встать с ног на голову в течение каких–нибудь пяти лет? Ответ прост: могла. И процесс исторический был именно в той фазе, когда подобные вещи случаются, только надо помнить, что речь идёт не о процессе развития производительных сил и производственных отношений — он происходит очень медленно и постепенно, а об этногенезе фазы надлома. Этническая система в это время недостаточно жёстка, часто неустойчива, полоса свободы чересчур велика. А люди, как известно, склонны к злоупотреблению свободой. А если таковой «злоупотребитель» ещё и пассионарий? Вот и появляются такие лидеры, как Сулла, Савонаролла,
Сталин … Вот и исчезают вдруг куда–то сила и слава Османской империи, средневековой Испании, Золотой Орды, древней Македонии …

Для Рохана всё кончилось хорошо: восторжествовала идея Эотеода, «народа–войска», военной демократии (хотя и при наличии короля). Марка — не только пограничное владение в Каролингской империи, но и вид соседской общины с раздельным земледелием (черезполосицей) — аллодами, но общими пажитями (что для скотоводов–рохирримов было очень важно), лесом, реками; купля–продажа земли при этом запрещалась, все спорные земельные вопросы были в ведении общины (и, значит, вне компетенции короля). По событиям III–й части «Властелина колец» видно, что отдельные районы Рохана были вполне самостоятельны, а под единым началом действовали лишь при переходе на военное положение.

Весьма вероятно также, что в Рохане имела место характерная для инерционной фазы, наступившей во времена II–й династии, удельно–лествичная система, когда каждый из потенциальных претендентов на корону (как бы призрачно в соответствии с правилами престолонаследия ни выглядели его шансы) получал, согласно своему положению в иерархии наследования, какой–либо город или область в управление. С выпадением кого–либо из лествицы (в связи со смертью, изгнанием, отречением и т.п.) вся система приходила в движение, правители (князья) обретали удел рангом повыше. Такой порядок соблюдался в Киевской Руси и тюркском Вечном Эле. Лествица, безусловно, имеет свои плюсы и минусы, но для стабильной инерционной фазы годится как нельзя лучше: властители властвуют согласно порядку «феодальной номенклатуры», а не истребляют друг друга, губя простой народ и разоряя страну, воины состоят в профессиональной армии или полиции, народ живёт по «правде» (т.е. по закону), купцы могут свободно и спокойно торговать — все на своих местах.

Надо заметить, что рохирримы, благодаря такому построению государства, могли собрать и перебросить на огромное даже для нашего времени расстояние в рекордно короткие сроки очень большое по меркам Средневековья войско и организовать мобильную оборону по широчайшему фронту. По сравнению с Роханом гондорское рыцарство в деле организации военных кампаний выглядит не лучшим образом. Ещё один довод в пользу наличия в Рохане лествичной системы — определённая степень родства у военачальников и удельных правителей.

В итоге к моменту событий трилогии Рохан, как и Гондор, пребывал в середине инерционной фазы и являл собой устойчивую социоэтническую систему, что и сыграло решающую роль в трудное для страны время.

Если придерживаться естественных здесь германских аналогий, то Рохан весьма походит на королевство вестготов — единственное готское королевство, просуществовавшее довольно долго (разрушено оно было лишь в 711–713 гг. арабами, да и то не окончательно). А вестготский король Теодорих I героически погиб на Каталаунских полях в битве с войском Аттилы — восточным нашествием. Этот вестготский король — наиболее яркий прообраз короля Теодена.

Что до судьбы других этносов и государств Севера, то на исторической арене мы их видим вновь лишь в ХХХ в. ТЭ, в «Хоббите». Как и следовало ожидать, взору нашему предстают торговые республики и вольные города вроде Ганзейского союза. Единственное исключение — лесовики (Woodmen), соотносящиеся с допропорядочными горожанами Дейла и Эсгарота как североамериканские трапперы, ковбои и фермеры с бюргерами Западной Европы.

Север богател за счёт выгодной торговли, мог позволить себе содержать надёжные хорошо вооружённые армии, вполне достаточные для отражения орочьих нападений. Но перед сауроновой мощью этого оказалось недостаточно. Героев, подобных Барду–лучнику, осталось маловато, и, если бы не королевства гномов и эльфов, события Войны Кольца на северном театре военных действий были бы куда как печальнее.

На фоне Дейла и Эсгарота уровень пассионарного напряжения у Беорнингов был повыше, сам же Беорн — ярко выраженный пассионарий, а в бою — настоящий бьёрсерк. О войне в долинах Андуина, меж Хитаэглир и Чернолесьем, не говорится ничего, кроме того, что «земля Беорнингов дымилась …», как видит Фродо с вершины Амон Хен. Вероятно, впрочем, силы и храбрости лесовикам и беорнингам покамест было не занимать, если они смогли выдержать и отбить одновременный натиск с востока из Дол Гулдура и орков с Туманных гор.

8. О хоббитах

Поскольку все сведения по истории хоббитов до похода Бильбо Беггинса Туда и Обратно умещаются в нескольких строках, то не будет лишним привести эти строки здесь, дабы не утруждать читателей, не имеющих охоты рыться в хронологической пыли. «Путеводитель» Фостера[4] гласит:

Хоббиты. Один из молвящих (speaking) народов Среднеземья, в истоках своих близко родственный людям. Хоббиты, сотворенные ещё в Первую эпоху, не были слишком навязчивы и проживали в Долинах Андуина в основном незаметно для других народов вплоть до внезапного взрыва (well) в Третью эпоху. Около 1050 г. ТЭ хоббиты, уже разделившиеся к тому времени на три ветви: Fallohides, Harfoots и Stoors (приведены английские названия ввиду отсутствия удовлетворительных переводов — на мой вкус и цвет, разумеется — прим. автора доклада), потянулись на запад, прочь от зла Чернолесья … В 1600 г. было положено начало Заселью, и вскоре почти все хоббиты перебрались туда или в Бри, хотя в 2463 г. на Ирисных Полях существовало поселение Stoors‘ов, а ко времени Войны Кольца встречались странствующие хоббиты.

За исключением Великой Чумы 1636 г. и Долгой Зимы 2758 г. хоббиты в Эриадоре жили по большей части мирно и уютно в Заселье и в Бри, благодаря покровительству Гэндальфа и Следопытов. Их численность росла, и границы Заселья расширялись дважды: в 2340 г. Старобаки основали Бакленд, а в 32 г. ЧЭ королем Элессаром Заселью была дарована Западная Марка (Westmarsh, перевод докладчика) …

Можно упомянуть, что у Stoors‘ов с Ирисных Полей в 2463 г. ТЭ был матриархат, и что все хоббиты одно время могли быть объединены в матриархальные кланы (по поводу «матриархальности» хоббитов с Фостером можно не согласится — см. комментарии к академическому изданию «Властелина колец» в переводе Марии и Валерия Каменковичей). Также достойно внимания, что хоббиты, хотя и будучи привержены домашнему уюту, провинциальны и равнодушны к окружному миру, в момент опасности становились смелы, ловки и бесстрашны. К концу Третьей эпохи хоббиты единственные в Среднеземье (вместе с людьми из Бри) сохранили отчества (surnames). Они жили около ста лет; тридцатитрёхлетие считалось совершеннолетием.

Из приведённого описания следует: до 1000 г. ТЭ хоббиты жили тише воды ниже травы в определённом ландшафте (речная долина, лесистые холмы); около 1000 г. произошёл «внезапный взрыв» (well), после чего целый народ пустился в странствия через горы и странствовал лет этак 600 (при этом все три ветви порознь), после чего объединился, пережил чуму (в которой сгинул Кардолан), гибель Артедаина и, спустя 1000 лет, вернулся к мирному образу жизни, изменив по сравнению с первоначальным состоянием принципы организации (до 1000 г. — кланы, после 1600 г. — сельская община), при этом ярко выраженные в годы странствий различия между тремя ветвями хоббитского народа ко времени Войны Кольца сгладились настолько, что сохранились только в виде фамильной гордости за толщину семейного альбома (имеется в виду неравнодушие хоббитов к генеалогиям), гораздо большую значимость приобрело деление по месту жительства (иными словами, родовую общину сменила соседская). Кроме того легко вычисляется «коэффициент длительности жизни» хоббитов — он равен примерно 1,5.

На основании сделанных ранее выводов и вышеизложенного можно предположить, что «внезапный взрыв» 1050 (на запад двинулись Harfoots‘ы) — 1300 (начало похода Stoors‘ов) гг. был вызван меридианальным пассионарным толчком 1000 г., и маленькие и неприметные хоббиты смогли преодолеть Туманные горы — преграду, которую соорудил ещё Моргот как препятствие для самого Оромэ — и вообще выдержать пятисотлетнюю борьбу за существование на беспокойном в то время Севере. Это была фаза пассионарного подъёма: структура этноса была изменена, местообитание «переехало» в похожий, но удалённый на 1500 км от изначального ландшафт, хоббиты органично вошли в непривычную для них социальную среду — королевство Артедаин, но не потеряли самобытности, то есть налицо был факт изменения пластичного стереотипа поведения.

Куда же делась пассионарная энергия хоббитов в дальнейшем? Где их акматическая фаза, надлом, обскурация? Судя по ходу истории, после обустройства в Заселье хоббиты вновь вернулись к гомеостазу, и это объяснимо: подобно тому, как в Первую эпоху под натиском Моргота угас суперэтнос аданов, в результате не дожив до фазы надлома, в Третью эпоху пассионарность хоббитов оказалась «съеденной» внешней средой. Хоббитам было не до побед (идеал победы характерен для акматической фазы) и не до стремления к некоему туманному «иначе» («Мы знаем, мы знаем — всё будет иначе!» — императив фазы надлома), даже не до поисков удачи с риском для жизни, каковое стремление присуще инерционной фазе (профессии купца или военного, к примеру) — их задачей стало поддержание своего естественного образа жизни, что и является атрибутом гомеостаза. Пассионарии хоббитов вынесли все тяготы II тыс. ТЭ, все походы и адаптации в новой среде — и ушли в прошлое, даже имён их не помнили, кроме совсем уж легендарных братьев Мархо и Бланко и Бандобраса Тука (не знаю как у кого, а мне при упоминании сего почтенного мужа вспоминается песенка «Старый дедушка Колль был весёлый король …») В отличии от аданов Белерианда хоббиты, благодаря изменившимся к лучшему внешним условиям, не перестали существовать как этнос, но динамический процесс их этногенеза оборвался. Характеристика стереотипа поведения хоббитов и описание Заселья, содержащиеся в первых главах «Властелина колец», соответствуют уровню пассионарного напряжения гомеостаза — жизнь в гармонии с окружающей средой, консерватизм, неприятие «странностей», нормальная сопротивляемость внешней агрессии — как силовой, так и идеологической. Этнос в состоянии гомеостаза невозможно инкорпорировать: он либо исчезает в результате истребления или растворения в среде более динамичного и многочисленного пришлого этноса (как индейские племена в Северной Америке или финские племена в России), либо продолжает жить обособлено и по–своему (народы Кавказа или Крайнего Севера). Если такой этнос не слишком стар (как в своё время тасманийцы или хоббиты, оставшиеся в Долинах Андуина), и его противник сам находится «не влучшей форме» — в фазе надлома, к примеру, — то статичный этнос выживает: Ирландия не приняла инквизиции, скифы ужаснулись маздакизму, Кавказ выстоял против Российской империи. Хоббиты, в свою очередь, отбились от орочьих банд и не стали долго терпеть «саруманизм» — идеологию антиситемы. Свой дом, семью, обычаи представители такого этноса защитят, но на сверхнапряжение они не способны. Субпассионарий в такой системе не выживет, поскольку не способен обеспечить себе кусок хлеба, а этнос не будет его кормить (да и не может этого себе позволить — поэтому был изгнан Голлум), но и сколь–нибудь более энергичный на общем фоне будет вызывать недоверие, даже если его пассионарность будет очень невелика и направлена в сторону совершенно безобидных для окружающих целей — как у Бильбо Беггинса со страстью к стихотворчеству или у Туков со страстью к богатству.

Коль уж мы коснулись персоналий, то позвольте завершить эту главу сравнительной характеристикой хоббитов–героев произведений Толкина, а точнее пятерых самых знаменитых: Бильбо, Фродо, Мериадока, Перигрина и Сэмуайза. Кому из них присущ пассионарный признак, то есть повышенное стремление к действию?

Бильбо никуда не отправился бы самостоятельно — Гэндальф сумел точно определить его «пунктик» — любовь ко всему красивому, изящному, необычному, то есть то, что называется аттрактивностью — стремление к абстрактным идеалам истины, красоты и справедливости — но это свойство сознания, а не пассионарность, являющаяся признаком генетическим, а не благоприобретённым. Естественно, что о красоте и справедливости можно рассуждать и лёжа на диване, а можно полезть ради того же в драконье логово; несомненно, что слабая степень пассионарности у Бильбо имелась, иначе не было бы ни Приключения, ни стихов, но ничего этого не было бы также и без Гэндальфа.

То же, что и о Бильбо, можно сказать и о Фродо, и о Сэме с той лишь разницей, что их обоих вело чувство долга. Ни Фродо, ни, тем паче, Сэм не проявляют инициативы: Фродо выполняет свой Quest вовсе не потому, что ему этого хочется — такова его доля. Другое дело, что Фродо имеет моральную силу эту долю принять и нести, но это свойство как раз особей гармоничных, в то время как пассионарий способен менять обстоятельства, а не только их выдерживать. Что до Сэма, то он идёт вслед за хозяином, потому что «так положено», а иначе никак не возможно, поскольку выходит за рамки установленного хоббитского жизненного уклада. Всё сказанное ни в коей мере не принижает ни роли, ни заслуг Фродо и Сэма, ни их самих как личностей, ибо воздаётся каждому по делам его. Присутствие у кого–либо большего или меньшего уровня биохимической энергии есть необходимое, но отнюдь не достаточное условие для того, чтобы поступать по совести и в соответствии с положительным мироощущением.

Перигрин Тук, как справедливо отметила в своём докладе на 1-м Большом Толкиновском Семинаре Татьяна Лазаревна Фиглин, почти ребёнок, «непосредственный, любознательный, но безответственный». За всеми его действиями стоит желание быть не хуже других, показать себя, казаться и быть взрослее, значимее — он и в поход–то идёт потому что боится, что его не возьмут. Перигрин добивается своей цели — он идентифицирует себя, становится взрослым, но мотивы его поступков принадлежат сфере сознания. Почти все поступки Перигрина подпадают под критерии детскости, сформулированные в книге Эрика Берна «Люди, которые играют в игры»[5]: цель поставлена за него, в соответствии с нею он структурирует своё время и, наконец, он предпочитает, чтобы ему указывали, как делать те или иные вещи — всё, что он делает, он делает для других или по примеру других. К концу книги, повторюсь, Перигрин взрослеет: клятва верности Денетору — совершенно самостоятельный, импульсивный и бескорыстный поступок, деяние, но нигде более ничего подобного от Перигрина мы не увидим. Все сказанное о Перигрине, опять таки, ни малейшим образом не означает, что достойный Перигрин Тук, впоследствии тан Заселья, чем–то хуже некоего эталона: речь всего лишь о том, что он не является пассионарием — не более.

Во всей отважной компании хоббитов есть один единственный пассионарий — Мериадок Брендибак. Внешне его действия не мотивированы ничем, но именно он начинает «слежку» за Бильбо и Фродо, он воплощает в жизнь (а в значительной степени и разрабатывает) план «переселения» Фродо в Бакленд, он ведёт хоббитов через Старый Лес, он отправляется погулять по Бри (один и ночью), интересуется маршрутными картами в Ривенделле, не полагаясь целиком и полностью на Гэндальфа и Арагорна. И далее, вопреки складывающимся обстоятельствам, он находит возможность уйти на битву под стены Минас–Тирита, и не случайно именно он помогает Эовейн повергнуть Короля назгулов. По возвращении в Заселье именно Мериадок возглавляет и успешно завершает борьбу с сарумановыми бандитами. Весьма показательно изречение Мерри после того, как он срывает глупую инструкцию на воротах близ Брендивинского моста: «Я здесь ещё много чего нарушу!» В конце оказывается, что Мерри не обделён и писательским даром. Прозвище «Великолепный» очень точно характеризует его деятельность: идеал Мериадока — идеал победы, крайне раритетный для Заселья. И, если есть вообще у Толкина победитель, то этот победитель (в определённом смысле, разумеется) — Мериадок Брендибак.

[1] При написании этого и последующих разделов доклада автором использованы цитаты и сведения из собрания работ Дж.Р.Р.Толкина «Unfinished Tales» в переводе С.М.Печкина, за что автор доклада выражает автору перевода сердечную благодарность.

[2] См. 4-ю часть доклада, «Резвый пони» №1 (4), 1996.

[3] При написании этой части доклада широко использованы сведения из собрания работ Дж.Р.Р.Толкина «Unfinished Tales». Автор доклада выражает автору русского перевода — С.М.Печкину — сердечную благодарность.

[4] R.Foster, The Complete Guide to Middle–Earth, HarperCollinsPublishers, 1993, p.199–200

[5] Берн Э., Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений; Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы: Пер. с англ./Общ. ред. М.С.Мацковского; Послесловие Л.Г.Ионина и М.С.Мацковского. — СПб.:Лениздат, 1992, стр.180.

Размещено: 18.05.06