Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Бальтазар Эст

Сквозные мотивы литературы фэндома

Общие положения
Айнулиндале
Альквалонде
Поединки
Берутиэль
Аннатар и Келебримбор
Маглор
Сущность орков
Заключение
Приложение

Общие положения

Никем уже не ставится под сомнение существование толкиенистского фэндома1, как самостоятельной, сложной, многогранной социальной общности. В ряде статей эта общность отождествляется с этнической общностью низкого уровня, в ряде статей авторов, не имеющих отношения к толкиенизму, она рассматривается как нарождающаяся религиозная общность. Несмотря на сомнительность первой концепции и очевидную для непредвзятого взгляда абсурдность второй, они являются значимым индикатором глубинных процессов, происходящих в фэндоме, упрочения его системных и кросс-структурных связей, развития механизмов автоидентификации.

Хотя ряд авторов склонен игнорировать специфичность фэндома, как субсоциума, отождествляя его с группами по интересам, такими как пушкинисты, шахматисты, филателисты, туристы, поклонники авторской песни или театральной самодеятельности, подобная трактовка чрезмерно упрощает ситуацию, поскольку от всех рассмотренных выше групп фэндом отличает один принципиально значимый момент, а именно существование устойчивой, комплексной, многосторонней культурной среды, причем среды, имеющей прочное основание в виде произведений Толкиена2.

В данной работе ставится цель рассмотреть один из наиболее интересных феноменов субкультуры, связываемой с фэндомом, а именно феномен сквозных мотивов литературы фэндома, являющихся одним из элементов, обеспечивающих целостность рассматриваемой субкультуры. Представляется необходимым сразу обратить внимание читателя на тот факт, что данная работа ни в коей мере не претендует на теоретическое исследование феномена сквозных мотивов, еще ждущего своих исследователей. Данная работа ограничивается систематизацией данных об основных сквозных мотивах3 литературы фэндома.

Целесообразно начать работу с определения ключевых терминов, используемых далее в данной работе. Итак.

Термином "фэндом" здесь и далее будет обозначаться совокупность субсоциумов, для которых одним из структурных механизмов, определяющих их единство и целостность, является обращение к творчеству Дж.Р.Р. Толкиена, а также субсоциумов, основанных на других доминантах, но самопозиционирующих себя в связи с данными субсоциумами. Под термином "литература фэндома" в данной работе будет пониматься любая художественная литература, сюжеты, мотивы или образы которой прямо или косвенно связаны с культурными доминантами любой из групп фэндома4.

Термин "сквозной мотив" используется для обозначения устойчивой малой группы тесно связанных друг с другом структурных элементов литературного произведения, могущей включать в себя сюжетные ходы, образы или объекты описываемого мира. Примерами таких сквозных мотивов являются:

  • резня в Альквалонде;
  • поединок Мелькора и Финголфина;
  • история королевы Берутиэль;
  • смерть черного менестреля;
  • попадание землян в Арду.

Сквозной мотив интересен в том отношении, что благодаря богатейшей культурной основе, связанной с ним, он, как правило, оказывается глубже и богаче мотива аналогичного типа, не носящего сквозного характера. Для целей исследования может быть выделен ряд классификационных признаков, используемых для систематизации сквозных мотивов. Важнейшими из них являются:

  • классификация по типологии сквозного мотива: интерпретация изначально заданных фактов (резня в Альквалонде, поединок Мелькора и Финголфина), создание определенного набора фактов на основе общей концепции или сюжета, о котором известны хотя бы единичные опорные факты (история королевы Берутиэль), создание определенного набора фактов на основе архетипической сюжетно-образной конструкции (смерть черного менестреля, попадание землян в Арду) и создание сюжетной конструкции на основе устойчивого набора философских, религиозных или концептуальных идейных конструкций (сущность орков, правота или неправота Мелькора и т.д.);
  • классификация по источнику возникновения сквозного сюжета: произведение конкретного автора (Толкиен, Элхе Ниэннах, А. Сапковский и т.д.), архетипический образ на основе нескольких произведений (сюжеты о черных менестрелях или темных эльфах, восходящие к "темной" литературе фэндома), архетипический образ разорвавший связь с базовыми произведениями или не имеющий таковой ("наш человек в чужом мире" и т.д.)5.

При этом большинство сквозных мотивов универсальны и могут применяться в различных жанровых и структурных решениях. В рамках данной работы целесообразно обратить внимание на мотивацию авторов произведений, обуславливающую форму и конкретное развитие сюжетных и образных решений сквозного мотива. Для случая подавляющего большинства сквозных мотивов, основанных на конкретном произведении или группе произведений возможно выделить четыре ключевых мотивации авторов:

  • раскрытие идей автора (авторов) базового произведения;
  • дискуссия с идеями автора (авторов) базового произведения;
  • решение исключительно художественных задач безотносительно идеологической компоненты сквозного мотива (преимущественно, сатирические и юмористические произведения);
  • использование сквозного мотива для иллюстрации внешней, изначально ему не присущей идеологической компоненты6.

В дальнейшем исследовании для большинства сквозных мотивов, основанных на конкретных сюжетных линиях, будет использоваться именно этот классификационный принцип.

Айнулиндале

Айнулиндале - один из наиболее популярных сквозных мотивов литературы фэндома. Айнулиндале является почти обязательным атрибутом любого достаточно крупного и претендующего на универсальность апокрифа, создано множество произведений, сюжет которых исчерпывается событиями Айнулиндале.

Популярность этого мотива обусловлена рядом факторов, важнейшими из которых являются его широкая известность, а также универсальность и значимость для метафизики, апокалиптики и сотериологии Арды .

У Толкиена ("Квента Айнулиндале"8, входящая в "Сильмариллион") Айнулиндале представляет собой творческое осмысление христианского понимания Творения. Основные принципы христианского богословия отражаются в сюжетах "Квента Айнулиндале": Единый Творец, его создания, более близкие к ангелам христианства, нежели к языческим или оккультным духовным сущностям, творение мира из ничего, свобода воли, дарованная созданиям Творца, наконец, понимание зла, как следствия злоупотребления созданий Единого Творца своей свободной волей.

Как ни странно, сиквелов "Квента Айнулиндале" на практике не встречается. Отшлифованный многократными авторскими доработками сюжет крайне сложно развить, сохраняя при этом всю богословскую глубину исходного текста, тогда как при утрате многочисленных контекстных формулировок и смыслов, сиквел превращается в вульгарный апокриф. Кроме того, сам сюжет "Квента Айнулиндале", в отличии, к примеру, от сюжета об Альквалонде, не подразумевает возможности написания сиквела на него, т.к. он ограничивается фактическим материалом, не давая основы для конкретизации деталей и психологических образов.

Среди апокрифов, напротив, этот мотив широко распространен. В частности, в "Библиотеке Тол-Эрессеа" в разделе "Апокрифы" 11 текстов из 719 (т.е. более 15%) обращаются к данному мотиву. При этом, среди различных апокрифических версий Айнулиндале можно выделить две существенно различных группы.

К первой относятся произведения, в которых мотив Айнулиндале играет второстепенную, вспомогательную роль, задавая изначальные "условия игры": "Черная книга Арды" (как первая, так и вторая редакции), "Реквием" Тайэре, "Лэйхоквента" В. Барановского, "Книга огня" Эльвен, "Реквием Илуватора", до известной степени также "История Арды" и "История Арты" Ассиди. Примыкает к этим произведениям также "Книга хроник Арды" Вальрасиана и Петра из Вероны, хотя и являющаяся антиапокрифом, но в сюжете Айнулиндале тесно смыкающаяся с "Черной книгой Арды". Для всех названных произведений характерна концентрация на отдельных подмотивах данного сюжетного мотива, как правило персонализированных: Артано ("Реквием", "Книга огня"), Лэйхо ("Лэйхоквента"), Эру ("Реквием Илуватора"), ограниченность метафизической и тем более апокалиптической компоненты произведения, концентрация на взаимоотношениях двух-трех ключевых персонажей. В данном случае, Айнулиндале выполняет функцию своеобразного предисловия, записи базовой комбинации, размещенной на шахматной доске.

Самостоятельные апокрифы, базирующиеся на сюжете Айнулиндале: "Творец" Тайэре, "Сотворение мира" Анариэль, "Айнулиндале" А. Макеева, "Сотворение мира" Мэлрис более разнообразны. Все они, за исключением последнего, представляющего собой, скорее, сиквел сюжета Айнулиндале "Черной книги Арды" первой редакции, более или менее успешно предлагают собственную метафизическую систему, использующую некоторые характерные черты толкиеновского Айнулиндале, но основываюущуюся на кардинально иных принципах. Если Айнулиндале "Лэйхоквенты", "Книги огня" или "Реквиема" почти не отличаются по метафизической составляющей от Айнулиндале "Сильмариллиона"10, то "Творец" или "Айнулиндале" предлагают свою весьма специфическую метафизику.

Несмотря на существенные различия в названных произведениях, их роднит ряд черт, а именно:

1. Эру Илуватар ни в одном из них не является Единым Творцом. В "Черной книге Арды" первой редакции, "Истории Арды" и "Истории Арты" Ассиди, "Реквиеме Илуватора", "Книге хроник Арды" и "Творце" Эру рассматривается, как беглец из Эа. В "Книге огня" он выступает как "Хранитель, один из многих", а в "Айнулиндале" Макеева прямо постулируется тварность Эру.

2. Свобода воли Айнур ограничена. В "Сотворении Мира" Анариэль и "Айнулиндале" Макеева даже Мелькор выступает всего лишь как инструмент Эру. В "Сотворении мира" Мэлрис, обеих редакциях "Черной книги Арды", "Истории Арты" Ассиди, часть Айнур выступают как объекты манипулирования со стороны Эру или просто инструмент Эру.

3. Восстание Мелькора не является злом, вызванным злоупотреблением Мелькора дарованной ему свободой. В "Айнулиндале" Макеева или "Сотворении мира" Анариэль оно является необходимым условием существования мира. В "Черной книге Арды", "Истории Арты" Ассиди, "Сотворении мира" Мэлрис оно представляется, как оппозиция несправедливому демиургу. И даже в "Книге хроник Арды" Мелькор творит зло не по своей воле, но как марионетка Разрушающих.

Таким образом, в многочисленных апокрифических трактовках Айнулиндале происходит вульгаризация метафизики и разрушение христианской основы произведений Толкиена.

Отдельную категорию произведений, использующих мотив Айнулиндале, составляют также широко распространенные юмористические произведения, связанные с "Квента Айнулиндале". Однако подавляющее большинство из них используют сюжетную основу Айнулиндале, но наполняют ее другими образами, ("Торинлинде" Торин Хитрый, "Песнь начала" Райни Кайфанца, "Квента Куличкион" Старого хрыча) и не представляют интереса в контексте данной работы.

Альквалонде

Не менее распространен другой сюжетный мотив - история резни в Альквалонде. Популярность этого мотива связана прежде всего с его значимостью в истории Первой Эпохи в целом, именно с Резней связано Падение Нолдор, она явилась первым и наиболее страшным проявлением Клятвы Феанора. Кроме того, Резня весьма значима в контексте идеологических дискуссий, она представляет собой весомый аргумент как для Темных, так и для нейтралов и Светлых, не связывающих себя с традицией Нолдор.

У Толкиена Резня в Альквалонде является одним из важнейших сюжетообразующих штрихов. Именно с ней связан отказ Финарфина от пути в Средиземье, трения между Тинголом и Феанорингами, проклятье Намо. Резня выполняет важнейшую сущностную функцию, являясь еще одним проявлением христианской основы творчества Толкиена. Резня - результат гордости, одного из семи смертных грехов, густо приправленной гневом и властолюбием. Именно Резня не позволяет войнам Белерианда превратиться в заурядную черно-белую партию, в которой заранее прописаны герои и злодеи.

Сухость повествования в "Сильмариллионе" естественным образом породила целый класс поэтических произведений, посвященных резне в Альквалонде: "О, Альквалондэ, в чем моя вина?" Эйлиан, "Мы друг от друга навсегда свободны" Лориэль, "Нолдо, сражавшемуся в Альквалондэ на стороне телери" Юлиана Эльфвине, "Лас. Закат" Гарета11, "Плач Ольвэ" Н. Сергеевой, "Найниэ Кириан Альквалондэва" Т. Кухты, " Нолдо - другу из Телери, убитому в Альквалонде" Эсвет, "Резня" Эйлиан. Характерной чертой всех перечисленных произведений является акцентуированная эмоциональная компонента, оттесняющая на второй план фактическую основу описываемых событий. Все эти произведения только дополняют "Сильмариллион", обогащая сухое хроникальное толкиеновское повествование эмоциональной компонентой, и иногда вводя в повествование дополнительные детали (как правило, связанные с индивидуальными судьбами).

Прозаических произведений, обращающихся к сюжетному мотиву Альквалонде существенно меньше. При этом, как ни парадоксально, единственное известное автору прозаическое произведение, хотя бы частично следующее при этом толкиеновской традиции - это "Черная книга Арды". Строго говоря, основные сущностные компоненты толкиеновского сюжета в "Черной книге Арды" выхолощены, Феанор и Намо, которые действуют на ее страницах - это отнюдь не Феанор и Намо толкиеновской традиции. Однако, этот эффект как и в случае с упоминавшимся стихотворением Гарета "Лас. Закат" обусловлен лишь контекстом повествования, тогда как собственно фрагмент, повествующий о резне в Альквалонде близок к каноническому и будучи изъят из контекста воспринимается как сиквел, но не как апокриф.

Апокрифы, посвященные Резне в Альквалонде, немногочисленны. Как правило, апокриф основан на явной или неявной апологии определенного персонажа (персонажей)12, а ситуационно единственным объектом апологии в данном случае являются Нолдор. Непротиворечивое же соединение героического идеала Нолдор и Резни в Альквалонде крайне затруднительно, хотя и это возможно, о чем свидетельствует дискуссия о феанорингах на дискуссионном форуме "Таверна "7 Кубков". Соответственно, возникновение апокрифических переложений данного сюжета возможно лишь в рамках более крупных апокрифов либо в самостоятельных апокрифах, связанных с Феанором и феанорингами.

Автору известны три апокрифа, использующих данный мотив13, а именно: "Утро в Альквалондэ" В. Румянцева, "Книга Келебримбора" Наисарлава и "Книга хроник Арды" Вальрасиана и Петра из Вероны. Все они так или иначе основаны на апологии Феанора, но методы апологии качественно различаются. В интерпретации В. Румянцева Резня являлась неизбежным злом, Феанор выступает здесь как герой, ведомый высшей необходимостью, во имя который он вынужден идти на братоубийство. В "Книге Келебримбора" Резня оказывается спровоцирована Валар с целью дискредетации и духовного порабощения Нолдор. Наконец, в "Книге хроник Арды" Резни вообще не происходит, а эльфов Альквалонде убивают Мелькор и Унголиант.

В заключение необходимо отметить, что Резня в Альквалонде - один из немногих сквозных сюжетов, избежавших появления юмористических произведений по нему ("Звирьмариллион" не в счет, т.к. в силу избранной формы он должен так или иначе рассмотреть все сюжетные линии "Сильмариллиона"), что может рассматриваться, как проявление определенной тактичности и мягкости со стороны авторов фэндома по отношению к этому весьма болезненному сюжету.

Поединки

Отдельный сквозной мотив или, скорее, целую группу сюжетных мотивов составляют истории поединков: Мелькора и Финголфина, Финрода и Саурона, поединка на горе Ородруин. Описания поединков составляют значительный пласт европейской литературной традиции, причем художественные техники описания изменяются со временем, что дает основания для множества оригинальных литературных решений. В сочетании со специфическим составом участников всех трех поединков (Вала, Майа, эльфийские и людские владыки), богатейшим культурным пластом, связанным с ними, и знаковой ролью этих поединков в истории Средиземья это обуславливает популярность рассматриваемого мотива. В ряду указанных мотивов выделяется поединок Финрода и Саурона, высокая популярность которого не в последнюю очередь связана с тем, что он имплементирован в сюжет о Берене и Лютиэн - один из ключевых в "Сильмариллионе".

В тексте Толкиена роль этих поединков значительна. Она не ограничивается исключительно сюжетными системными связями, и даже темой "северной доблести", звучащей в них. В определенной степени в этих сюжетах можно наблюдать и христианские мотивы, в частности, бессмысленность исключительно силового противостояния злу. Не случайно поражение Финрода в поединке с Сауроном было обусловлено упоминанием Альквалонде.

Как и в случае с мотивом Альквалонде, прозаических сиквелов данного сюжета практически не наблюдается. До известной степени это обусловлено названными в случае с мотивом Альквалонде факторами: восприятием сиквелов соответствующих сюжетов, как эмоциональных дополнений к предельно емкому фактически, но суховатому, хроникальному тексту Толкиена.

Поэтические же сиквелы четко разделяются на две группы. К первой относятся "Шансон де жест" Л. Бочаровой, "Ты славить его не проси меня..." Иллет, "Последнее посвящение Финроду Фелагунду" Эйлиан, "Мой Государь" А. Каковиди, Финголфиновский цикл Фирнвен - стихи и песни, оплакивающие погибших в поединке и воспевающие их достоинства. Любое из этих стихотворений ударным аккордом замыкает повествование "Сильмариллиона" о соответствующем поединке, завершая его эмоциональным всплеском.

Другая, также обширная, группа поэтических сиквелов представляет собой реконструкции поединка Финрода и Саурона. Возглавляют его многочисленные переводы толкиеновского стихотворения, посвященного поединку, - Рандира, Хизиэль и других переводчиков, как правило, достаточно своеобразные и отражающие индивидуальную манеру переводчика. Существует также ряд авторских реконструкций поединка: "Поединок Финрода и Саурона" Л. Бочаровой, "Поединок Финрода и Саурона" Йовин и А. Каковиди и, наконец, примыкающий к ним "Поединок" Ниэннах, хотя и использующий образы "Черной книги Арды", но близкий к каноническому описанию поединка.

Число апокрифов, связанных с данным мотивом, достаточно велико. Та или иная интерпретация этих поединков встречается практически в любом крупном апокрифе. Важнейшими из апокрифов, использующих данный мотив, являются "Черная книга Арды" (поединок Мелькора и Финголфина, частично - поединок Финрода и Саурона), "Поединок" Тайэре (поединок Мелькора и Финголфина), "Реквием" Тайэре (поединки Мелькора и Финголфина, Финрода и Саурона), "Ступени" Тайэре (Поединок на горе Ородруин). Эти прозаические апокрифы дополняются поэтическими апокрифами: "Финголфин", "Исилдур" и "Кирдан" Ниэннах, "Баллада о поединке на горе Ородруин" Иллет.

Все перечисленные апокрифы характеризует инверсия толкиновских оценок событий, причем как нравственных (Мелькор в "Черной книге Арды" и "Поединке" Тайэре не желает убивать полубезумного Финголфина), так и количественных - подчеркивается слабость Саурона и Мелькора по сравнению с их противниками (в "Черной Книге Арды" силы Финголфина и Мелькора "почти равны, если бы не израненные руки, если бы не наручники", в балладе Иллет противники Саурона называются "храбрецами, что впятером с одним расправились врагом", в "Ступенях" поряжение Саурона в поединке связано исключительно с бесчестным ударом Исилдура в спину). В некоторых случаях (прежде всего в "Финголфине" Ниэннах и "Балладе..." Иллет) эта инверсия принимает нарочитые, полупародийные формы: Мелькор в "Финголфине" именуется "Властитель зла", Саурон у Иллет - "Проклятый Черный Властелин".

Можно обратить внимание еще на две менее универсальных, но любопытных черты. Во-первых - во всех апокрифах о поединке Мелькора и Финголфина Мелькор вооружен не боевым молотом, как у Толкиена, а мечом. До известной степени это связано с тем, что в этих апокрифах он равен ростом Финголфину (в противном случае бессмысленны апеляции к преимуществам Финголфина), однако и в этом случае ничто не препятствует авторам дать в руки Мелькора молот. Их отказ от молота в пользу меча носит в известной степени эстетический характер - согласно сложившейся литературной традиции прямой меч является непременным атрибутом благородного воителя, героя и паладина.

Вторая любопытная черта - попытка ряда авторов превратить поединок в казнь. В "Финголфине" Ниэннах Финголфин получает авторскую характеристику "сын палача", а потом из уст Мелькора - "палач"14, в "Кирдане" Ниэннах " Исилдур в яростном бою // Вершит работу палача...". Повторяется слово "распятье", являющееся отсылкой не только к распятию на белой скале из "Черной книги Арды", но и к известным библейским образам15: " Распятьем - черные крыла, // заклятья сила не спасла..." ("Кирдан" Ниэннах), " Когда, распятый на мечах, // Он мертвым пал на мертвый прах" ("Баллада" Иллет).

Наособицу стоит "Книга хроник Арды" Вальрасиана и Петра из Вероны, полемизирующая с вышеназванными апокрифами и чуть утрированно инвертирующая их с использованием формальных приемов самих апокрифов. В этом антиапокрифе Саурон одерживает победу над Финродом подлостью, нанося удар кинжалом, недопустимый в магическом поединке, а в новелле "Исилдур" поединок на горе Ородруин представлен как заведомо несправедливый со стороны Саурона - подготовленный, свежий и невидимый благодаря Кольцу Саурон нападает на потрепанный в схватке отряд Последнего союза, причем Гил-Гэлада и Элендила он убивает почти сразу же при помощи метательного оружия, и Кирдана и Элронда связывает магической схваткой, т.е. фактически поединок на горе Ородруин оказывается поединком Исилдура против невидимки-Саурона.

Естественно, что популярность рассмотренных сюжетов породила множество разнообразных юмористических произведений, использующих эти мотивы: "Звирьмариллион" А. Свиридова, "Поединок Финрода с Сауроном" Стил д'Асьер, "Квента Нолофинвеон" Мари Жють, "Поединок Мелькора с апокрифистами" Ассиди, "Нолдор гунки" Вредного Ронина, "Поединок" Маргариты Тук. Однако все названные тексты, за исключением последнего, представляют собой всего лишь трансляцию сюжета поединка в альтернативную систему образов и речевую манеру либо произведение лишь косвенно относящееся к соответствующему сюжету. "Поединок" Маргартиы Тук представляет собой любопытный синтез двух сквозных мотивов: поединок Финголфина и Мелькора и путешествие Ниенны в Арду (подмотив мотива путешествие землян в Арду), но концентрируется на втором мотиве, используя первый исключительно для антуража.

Берутиэль

В отличии от рассмотренных выше мотивов, сюжетная канва которых жестко задана сюжетообразующими фактами, история Берутиэль, а также другие, рассматриваемые ниже сквозные мотивы, основаны на мягком, вариабельном задании сюжетной канвы. Так, о Берутиэль Толкиен сообщает следующее:

      "Говорят также о королеве Берутиэль. Одинокая, бесчестная, она была нелюбимой женой Тараннона, двенадцатого короля Гондора (830-913 г.г. Третьей Эпохи), первого из " Королей- корабелов". [...] Берутиэль жила в королевском дворце в Осгилиате, ненавидя звуки и запахи моря и дворец, что построил Тараннон у Пеларгира на арках, чьи подножия уходили в глубину вод Этир-Андуина; она не терпела ярких цветов и изысканных украшений, носила только черное с серебром и жила в ничем не обставленных покоях, а в садах дворца под кипарисами и тисами стояли странные изваяния.

      У нее было девять черных кошек и одна белая - ее рабыни, с которыми она беседовала, либо читала их мысли; черных она посылала разузнавать тайны Гондора, так что ей было известно все, что люди хотели бы скрыть; а белую кошку она отправляла следить за черными. Ни один человек в Гондоре не осмелился бы поднять на них руку, все боялись их, а увидев - проклинали.

      Имя ее было вычеркнуто из хроники королей, но память людская не кончается на книгах, и кошки королевы Берутиэль навсегда остались в речи людей. Король Тараннон посадил ее одну на корабль вместе с кошками и с северным ветром отправил корабль в море. Последний раз этот корабль видели, когда он проплывал под убывающей луной; на вершине его мачты сидела кошка, а другая - на носу, как носовое украшение."

      (Lost Tales).

Таким образом, в истории Берутиэль фактически заданы лишь три сюжетообразующих факта:

  • Берутиэль была женой короля Гондора Тараннона Фаластура.
  • Берутиэль подчинялись десять полуразумных кошек: девять черных и одна белая, шпионившие для нее за подданными
  • По приказу Тараннона Фаластура Берутиэль вместе с ее кошками была посажена на корабль без экипажа и оставлена на волю волн.

Очевидна привлекательность данного сюжета для авторов посттолкиенистской литературы. Во-первых, он представляет собой великолепный аргумент в вечном споре Светлых и Темных - жестокая казнь беззащитной женщины свидетельствует отнюдь не в пользу короля Тараннона, традиционно причисляемого к Светлым. Кроме того, сама по себе эта история обладает очарованием классического авантюрного сюжета: придворные интриги, магия, страшный финал, готические образы.

Во всем массиве толкиенистского творчества присутствует по меньшей мере одно произведение, выражающее вполне традиционную толкиеновскую позицию. Это - "Дневник королевы-ведьмы" Берутиэль16. В нем Берутиэль выступает, как мелькорианка, или, скорее, даже морготианка - тот кому она поклоняется - это именно Моргот Толкиена. Берутиэль, описанная в "Дневнике..." - это действительно ведьма, ее гибель в конечном итоге закономерна и естественна.

К сиквелам с некоторой степенью условности может быть отнесено также стихотворение О. Леденева "Берутиэль", посвященное отплытию корабля с Берутиэль из Гондора. Оно вполне вписывается в рассмотренную выше традицию поэтических сиквелов - в "Берутиэли" доминирует эмоциональная и детализационная компонента, это стихотворение просто дополняет толкиеновский сюжет финальным эмоциональным аккордом.

Массив апокрифов, использующих данный сквозной мотив, значительно шире. К нему относятся рассказ "Берутиэль" ("Дети надежды") Тайэре, баллады "О королеве Берутиэль, безумной ведьме" и "Песня придворного шута" Ниэннах. К этой же группе примыкают баллада " От рубища до трона... и обратно" Кали и Линнет а также стихотворение "О прекрасной Берутиэли" Крыса, находящиеся на грани пародийно-юмористического произведения и серьезного повествования.

Для большинства названных произведений (как сиквелов, так и для апокрифов) характерен ряд общих черт. Важнейшими из них являются следующие:

1. Противопоставление Берутиэли и Тораннона. В "Дневнике королевы-ведьмы" это мотивируется ничтожеством Тораннона, "наемника на троне". В "Детях надежды" это противостояние мотивируется изменой Берутиэли с Ангмарцем, в стихотворениях О. Леденева и Крыса авторы ограничиваются констатацией факта "Не любили ее, не жалели" (Крыс), " Нелюбимая, нелюбившая" (О. Леденев), в балладах Ниэннах Берутиэль ненавидит Тораннона и воспринимает свое замужество, как рабство ("- Да владей я хоть каплей силы - // Гондор стал бы мертвой пустыней, // Мой мучитель, супруг постылый, // Гнил давно бы в могиле трупом!"), наконец, в балладе Кали и Линнет Берутиэль выступает как тайная мстительница за разрушенную Гондором Ханнату.

2. Берутиэль связывается с нетрадиционной религиозной позицией: мелькорианством ("Дневник королевы-ведьмы", "Дети надежды"), культом Луны (баллады Ниэннах), взаимодействием с Сауроном неизвестного характера ("Мне кошек, черных и белых, // Сам Саурон подарил" - Баллада Кали и Линнет).

3. Берутиэль связывается с магией, чарами, сверхъестественными способностями: прозрение прошлого ("Дети надежды"), магия ("Дневник королевы-ведьмы", Баллада Кали и Линнет), обращение к высшим силам (Богиня Луны - в "О королеве Берутиэль, безумной ведьме" Ниэннах).

Резко выбивается из этого ряда "Книга Хроник Арды", явно обыгрывающая другие произведения, посвященные данному сквозному мотиву, отбрасывая все архетипические инварианты сюжета. В новелле "Воспоминания Тевильдо: Берутиэль" Берутиэль выступает как человек, не сумевший распорядиться доставшимся ему счастьем - кошкой-полумайа, торговка, благодаря небывалой удаче, вознесенная на королевский трон, но не обретшая величия и так и оставшаяся торговкой. Если все вышеназванные произведения в той или иной степени романтизируют Берутиэль - демонизируя ее или, напротив, представляя в виде безвинной жертвы, то в "Книге хроник Арды" происходит прямо противоположное - демифологизация, упрощение, вульгаризация образа Берутиэль.

Единственное известное автору юмористическое/сатирическое произведение, посвященное истории Берутиэль - "Ее кискам не купят Вискас" Назгула Ника, не представляет интереса в контексте данной работы, т.к. являет собой исключительно пародию на "Детей надежды" Тайэре.

Аннатар и Келебримбор

История Аннатара и Келебримбора также относится к числу популярных сквозных мотивов литературы фэндома. Если история Айнулиндале играет структурообразующую роль для всей истории Арды в целом, то история Аннатара и Келебримбора играет принципиально значимую роль, задавая исходные условия развития сюжета в конце второй и третьей эпохе.

В канонических текстах Толкиена представлены лишь отдельные структурообразующие факты истории Аннатара и Келебримбора: Келебримбор - предводитель эльфов Эрегиона, Аннатар - загадочный странник, обучающий Келебримбора секретам кузнечного искусства, создание Колец, гибель Келебримбора. Эта недоговоренность открывает широкий простор для производного литературного творчества, причем творчества, относящегося к различным направлениям и формам.

К числу сиквелов, основанных на данном сюжете относятся рассказы "Гибель Келебримбора" Эленхильд, "Аннатар" Эсвет, а также поэтические сиквелы "Учитель" Эйлиан и "Баллада о кольцах" Сэнты. Любопытно, что первые три сиквела сконцентрированы на конфликте Аннатара-Саурона и Келебримбора: попытке Саурона отобрать у Келебримбора эльфийские кольца -запугиванием, страхом, пыткой ("Гибель Келебримбора", "Учитель") и прозрению Келебримбора в момент создания Единого Кольца ("Аннатар"), акцентуализации конфликтной ситуации, позволяющей выявить негативные черты Аннатара и подчеркнуть достоинства Келебримбора.

Этому сюжету посвящен также широкий пласт апокрифов, преимущественно прозаических: "Черная книга Арды" Ниэннах и Иллет (новелла "Мастер"), "Реквием" Тайэре, "Истинная история Властелина Колец" (и его публицистическое отображение "О Великих Кольцах и их создателях") Хель Итилиенской, а также баллада "О Кольцах" Ниэннах. К ним примыкает также эротический апокриф Эарнура "Кольцо любви".

Во всех этих произведениях отношения Аннатара и Келебримбора предстают как возвышенные отношения ученика и учителя (наставника), сына и отца, возлюбленных в духовном смысле этого слова17. Общение Аннатара и Келебримбора приносит первому отдохновение от боли и тяжести прошедших эпох, а второму - богатство знания, к которому стремится эльфийский мастер. Образы большинства из этих произведений настолько близки, что до известной степени они взаимозаменяемы, почти везде присутствует подчеркнутая простота Келебримбора, его почти детское миропонимание18, восторженное полупреклонение перед Аннатаром, совместный труд Аннатара и Келебримбора.

Хотя образная система названных произведений характеризуется множеством общих черт, в вопросах, связанных с сущностью, структурой и задачами создания системы колец эти апокрифы принципиально расходятся. В одних случаях Единое Кольцо рассматривается, как нечто уникальное: Кольцо Всевластья ("Мастер"), источник силы, позволяющей освободить Мелькора из-за грани мира ("Реквием"), средство обуздать Пустоту, легкомысленно пущенную в мир Келебримбором ("Баллада о кольцах"). У Хель Итилиенской, напротив, принципиального различия между Единым Кольцом и другими кольцами нет. В балладе Ниэннах Аннатар разрывает с Келебримбором почти сразу, когда тот начинает неразумно использовать полученные знания для творения гномьих колец, в "Мастере" Кольцо создается не Аннатаром, а Келебримбором.

Характерная черта этих апокрифов - почти единодушное единство авторов в вопросе об убийстве Келебримбора. Согласно "Реквиему", "Истинной истории Властелина Колец" и "Кольцу любви" Келебримбора предательски убивают Галадриэль и/или Гил-Гэлад, опасаясь последствий его союза с Аннатаром. Лишь согласно "Мастеру", Келебримбора убивает Аннатар, стремясь предотвратить неисчислимые беды, которые может принести миру Кольцо. Таким образом, концепции всех этих произведений роднит апология Аннатара, явно не имеющего отношения к трагедии Келебримбора. Если кто-то и виноват - то это либо сам Келебримбор, дерзновенно обратившийся к запретным областям магии, либо его родичи-эльфы.

Своеобразным антиапокрифом, вызванным к жизни этими произведениями, служит новелла "Аннатар", входящая в комплекс "Книги хроник Арды" Вальрасиана и Петра из Вероны. В этой новелле авторы всецело лишают Саурона способности к творчеству и к обучению. В ней действуют два Аннатара - один, обучающий Келебримбора и помогающий ему создавать Кольца, и второй - убийца Келебримбора, укравший облик истинного Аннатара, убивший последнего и завладевший его творениями. В роли первого Аннатара выступает некто, не названный явно, но судя по всему, являющийся Феанором, в роли второго - Саурон.

Помимо названных апокрифов существует ряд произведений, выходящих за пределы исходной идеологической схемы. К ним относятся прежде всего "Легенда белых гор" Горлума из Мордора, посвященная роману Келебримбора с орчанкой и практически не касающаяся истории Колец, и "История Колец" Талиорне, представляющая собой умозрительную схему, в которой Саурон-Аннатар стремится предотвратить возвращение Моргота и для этой цели создает Единое Кольцо. Однако Моргот привлекает на свою сторону часть Нолдор, в том числе и Келебримбора, Три Кольца создаются как один из механизмов способствующих возвращению Моргота.

Маглор

История Маглора, пожалуй, является наиболее популярным сквозным мотивом литературы фэндома. Автору известно более 30 произведений, посвященных Маглору, причем за исключением "Маглора" Эленхильд, "Песен Маглора" О. Леденева и "Маглора" Jackalа, все они относятся к истории Маглора после конца первой эпохи. Популярность этого мотива вполне объяснима: он относится к числу крайне редких у Толкиена сюжетов с открытым финалом. О судьбе Маглора после попытки похищения Сильмариллов известно крайне мало: из нескольких фраз в "Сильмариллионе" и "Лэ о Лэйтиан" можно узнать, что он бродил по берегу моря и пел песни. Как сложилась его дальнейшая судьба неизвестно.

Эта открытость сюжета в сочетании с определенностью внешней событийной канвы (что выгодно отличает данное сюжетное решение от оставшихся открытыми сюжетных линий конца третьей эпохи) привлекает внимание многих авторов. С некоторой долей условности в существующем массиве произведений возможно выделить три основных группы.

Первая, наиболее обширная, состоит из поэтических произведений, повествующих о судьбе Маглора19. К ней относятся "Маглор" Ниэннах, цикл "Маглориана" Эйлиан, "Нет, я не Маглор, я другой..." Лина, "Безумный Нолдо" Миримэ, "Маглор" Скегулль, "Маглор" Лориэль, "Маглор" Эсвет, " Когда в шуршании прибоя..." Е. Клещенко, "Безумный Мэглор" М. Фейгельман, "Маглор" Фириэль и др. Так или иначе эти произведения концентрированы на центральном образе Маглора, отрешенно бродящего по берегу моря. В этих произведениях фигурируют повторяющиеся, в поздних произведениях даже несколько клишированные образы (израненные об струны пальцы, одиночество, при котором песням Маглора внимают лишь ветер, море, в лучшем случае - "бедная рыбачка" ("Маглор" Ниэннах)), почти во всех стихотворениях повторяется применительно к Маглору слово "безумец" или "безумный".

Доминантой этих произведений является одиночество Маглора, в них он выступает как самостоятельная общественная единица20. Кроме того, в отличии от большинства сквозных мотивов, нацеленных в будущее, задающих основания для анализа или оценки будущих событий, правила дальнейшего развития сюжета, этот мотив21 нацелен в прошлое, у модели, постренной названными авторами нет будущего, она самодостаточна и замкнута.

Другие подмотивы данного мотива более социализированы, так или иначе они основаны на контакте (или конфликте) Маглора с третьими лицами. Простейшим из этой группы подмотивов является мотив встречи Маглора: с рыбачкой, с нуменорскими воинами ("Рыбачка" Эйлиан, "Встреча" Эленхильд). В данном случае рассказы концентрированы не столько на самом Маглоре, сколько на встречающихся с ним, на том влиянии, которое оказывает на их жизнь и миросозерцание встреча с безумным Нолдо. В обоих рассказах герои не сразу идентифицируют неизвестного с Маглором, что позволяет достигнуть эффекта замедленного узнавания, позволяющего более глубоко характеризовать самого Маглора, т.к. его характеристики оказываются равномерно размещены на достаточно длительном сюжетном пространстве.

До известной степени примыкает к этим произведениям повесть "Приключения Эйлиан", представляющая собой новелизацию отчета с игры и также характеризуемая названными выше особенностями: концентрация не столько на Маглоре, сколько на том, кто встречается с ним, замедленное узнавание Маглора.

Отдельный, совершенно самостоятельный блок, образуют "Маглор" Анаредель и "Повесть об исцелении орков" Палландо, в которых социализация образа Маглора имеет прямым или косвенным следствием его исцеление (В том случае, если он действительно был безумен) либо смену модели поведения. Эти произведения сближает с "Рыбачкой" Эйлиан или "Встречей" Эленхильд концентрация не на Маглоре, а на его спутниках - юном эльфе в "Маглоре" Анаредель и орках в "Повести об исцелении орков" Палландо.

Своеобразно инверсией подмотива "встреча с безумным Маглором" является "Менестрель Тьмы" Вальрасиана, представляющий собой любопытную литературную игру: автор соединяет формальные признаки одного сквозного мотива (смерть темного менестреля) с сущностной основой другого (встреча с Маглором), добиваясь неожиданного эффекта. Недалекий нуменорский офицер, не сумевший выйти за пределы привычных стереотипов мышления, принимает Маглора за обычного темного менестреля и осуждает его на казнь22.

Сущность орков

Вопрос о сущности орков является одним из наиболее распространенных сквозных мотивов литературы фэндома, пожалуй, даже более популярным, нежели вопрос о правоте или неправоте Мелькора, Феанора или Аннатара. Это связано с двумя важными аспектами данного мотива.

С одной стороны, орки Средиземья выступают, как своеобразное "бытовое зло", не Великое Зло, отождествляемое с Мелькором и Сауроном (в апокрифических трактовках - с Эру и Валар), обычный персонаж средиземской истории (за исключением обитателей Нуменора или Валинора, не покидающих своего острова) может не иметь никакого отношения к великим мира сего, но орки все равно остаются рядом - в виде отдаленной и маловероятной угрозы либо в виде угрозы близкой и ощутимой. Кроме того, отношение к оркам многими авторами проецируется на стереотипы современных суеверий, связанных с идеей расового превосходства, политкорректностью и т.д.

Тексты Толкиена не дают однозначного ответа на вопрос о сущности орков, что дало основание для длительной дискуссии о наличии у орков феа, самостоятельного мышления, способности к творчеству и т.д. Даже вопрос об источнике возникновения орков (искаженные эльфы, симулякры-подобия и т.д.) неоднозначен, допуская различные толкования.

Произведения, использующие данный мотив, могут быть с определенной долей условности разделены на две группы: метафизических, описывающих сам процесс творения орков, причины и механизм их возникновения, и дескриптивных, раскрывающих сущность орков через описание их действий23.

В целях упорядочения списка произведений, использующих данный мотив, он будет ранжирован по степени негативного отношения автора (авторов) к оркам.

Наиболее жесткую позицию в вопросе об орках занимает, как это ни удивительно, Ниэннах, в представлении которой орки являются некоей формой лемутов24, полностью лишенных любых способностей к разумному, доброму, вечному, склонных исключительно к бессмысленной жестокости, мстящих за свое уродство всему миру. Орки в понимании Ниэннах - "проклятье Арды"25, они - эльфы Страха (в первой редакции ЧКА), они несут в себе Пустоту (во второй редакции). Орки унаследуют все недостатки эльфов "Черной книги Арды", но при этом теряют все их достоинства.

К этой жесткой позиции примыкает комплекс текстов о "хороших орках", которые являются исключением в силу тех или иных обстоятельств. Наиболее примитивную форму этой конструкции предлагают нам "Хроники деяний Эльдар и Атани", в которых орк, обладающий некими зачатками доброты, оказывается всего лишь изрядно одичавшим человеком. Значительно более широко распространена другая модификация данного мотива: сюжет об исцелении орков. К нему прибегают "Черная книга Арды" (вторая редакции), "Книга хроник Арды" Вальрасиана и Петра из Вероны (новелла "Целитель"), частично "Кольцо тьмы" Н. Перумова, всецело на этом мотиве построена "Повесть об исцелении орков" Палландо. В наиболее вульгарной и примитивной форме эта идея выражена у Н. Перумова, где исцеление орков является попросту результатом специфической селекционной работы - вливанием в жилы орочьего народа все большего и большего количества людской крови. В трех других произведениях это исцеление носит духовный характер, исцеляется прежде всего душа, а вслед за ней уже следует исцеление тела. Естественно, что в результате противопоставления исцеленных орков неисцеленным вольно либо невольно происходит некоторая избыточная демонизация неисцеленных орков, которым приписывается широкий спектр негативных характеристик.

В ряде произведений, в частности, в "Лэйхоквенте" Ингвалла Колдуна или в "Реквиеме" Тайэре орки воспринимаются, как результат действий неумелого демиурга-Артано ("Реквием") или умеренно искаженные эльфы ("Лэйхоквента"), т.е. хотя они и рассматриваются, как нечто более низкое, примитивное и жестокое, чем люди или эльфы, однако грань между орками и людьми не столь уж значительна, как может показаться на первый взгляд, они обладают всеми основными свойствами людей и эльфов, включая способность к творению и любви, однако акценты в их сознании смещены, в любви слишком много похоти, в желаниях - жестокости...

Существует также широкий пласт произведений, в которых практически стирается грань между орками и людьми или эльфами, негативные черты орков объясняются преимущественно недостатками социальной среды, отрицательным влиянием на них со стороны Саурона или Мелькора. К ним относятся "Дочь тьмы" Мориэль, "Прекрасная леди орков" Леди Назгул, "Картина" Эланор, "Легенда белых гор" Горлума из Мордора, "Последний кольценосец" К. Еськова. В "Последнем кольценосце" орки-орокуэны - всего лишь одно из примитивных кочевых племен, в "Легенде белых гор" орки описаны, как специфические создания, не воспринимаемые, как представители более низкой расы, их жестокость вызвана жестокостью мира к ним и направлена в большей степени на себя, нежели на окружающих. В "Дочери тьмы" Мориэль, "Прекрасной леди орков" Леди Назгул, "Картине" Эланор показаны единичные представители орочьего народа в силу тех или иных обстоятельств проявляющие свойства, в которых им зачастую склонны отказывать: доброту, миролюбие, любовь. Одним из инструментов реализации этого мотива является описания любви орка и представителя иной расы, причем в большинстве случаев ("Прекрасная леди орков", "Легенда белых гор") это - любовь эльфа и орчанки26. До известной степени смыкается с этими произведениями широко известное стихотворение Несис "Орки в первом поколении", описывающее первых орков, как почти не отличающихся от эльфов существ, стоящих на грани между авари и будущими воинами Мелькора.

Заключение

Естественно, комплекс сквозных мотивов литературы фэндома не исчерпывается рассмотренными. Даже базирующиеся на толкиеновских сюжетах и архетипах мотивы разнообразней, однако данная работа и не ставила перед собой задачи создания исчерпывающей модели системы сквозных мотивов литературы фэндома.

Однако, я надеюсь, что данный краткий обзор может послужить опорой более квалифицированным исследователям, которые заинтересуются данной темой.

Искренне ваш,
   Бальтазар Эст.

Приложение

Избранные стихотворения, относящиеся к сквозным мотивам литературы фэндома:

Плач Ольвэ Н. Сергеева
Найниэ Кириан Альквалондэва Т. Кухта
О, Альквалондэ, в чем моя вина?.. Эйлиан
Последнее посвящение Финроду Фелагунду Эйлиан
Поединок Финрода с Сауроном Л. Бочарова
Баллада о поединке на горе Ородруин Иллет
Берутиэль О. Леденев
О королеве Берутиэль, безумной ведьме Ниэннах
Учитель Эйлиан
О Кольцах Ниэннах
Маглор Рандир
Смерть Маглора Эйлиан
Маглор Лориэль
Маглор Эсвет

Плач Ольвэ

Крылом белый парус! Ваш путь за туманы. Кровавым был след ваш на землях Амана. Мечи против стрел - бой был слишком неравен. Извечная боль - Лебединая Гавань. Да сбудеться! Плачь! Будет путь ваш неровен, И вскинется Море, глотнувшие крови, Дробя кораблей горделивые станы И солью бросая в открытые раны И смысл потеряла вдруг жизнь перед болью, Крылом белый парус, оплаченный кровью! Крылом белый парус, похожий на саван! Извечная боль - Лебединая Гавань, Где эльфы своих убивали собратьев, Где небо вдохнуло гарь слез и проклятий, Где Тэлери гибли под натиском Нолдор. Да будет расплата за боль Альквалонде! Крылом белый парус... Ты светел обманно, А плата за ветер твой - слезы Амана, Молитва - лишь слов бесполезная россыпь, Зови - не зови, не откликнется Оссэ На крики живых, ина стон тех, кто ранен, Извечная боль - Лебединая Гавань. А Море заплачет, а Море завертит... Крылом белый парус, Оплаченный смертью. Н. Сергеева

Найниэ Кириан Альквалондэва

Над былою землей гонит яростный ветер Бессчетные серые волны, Боль, отчаяние, смерть - все безбрежное море Навеки в себе погребло. И лежат под водой белокрылые птицы Из гавани Алкуалондэ, И седая волна, уходя в глубину, Над обугленным плачет крылом. Корабли, корабли! Парусов ваших гордый размах До сих пор вас не видевшим снится, Стаей огненных птиц, неотмщенным деянием зла Вы летите во мгле. И во мраке, окутавшем мир, Есть и вашего пепла частица, Ибо равно бессмертно, к несчастью, И зло, и добро на земле. В день конца своего все прощу и забуду Пустеющим сердцем холодным, Только гибели вашей вовек ни забыть, Ни простить не дано. Как я плачу о вас, белокрылые лебеди Гавани Алкуалондэ, Горький пепел смешав с погребальным, Мучительно терпким вином. Т. Кухта

* * *

О, Альквалондэ, в чем моя вина? Я словно прикоснулся к старой ране - Так больно... И в трепещущем сиянье - Одна лишь эта боль и тишина. Моя любовь здесь больше не нужна. Мой город, если это наказанье Заслужено, то я его приму. Нет сил понять, и все-таки пойму - Ведь я люблю тебя... И потому Позволь мне разделить твое страданье... Нет. Это бессердечное желанье, Наверное. И я его уйму - Пусть будет радость в дивных переливах, Пусть будет свет в возвышенных порывах По праву недоступными тому, Кто своевольно поднял взгляд на Тьму. Любовь моя, приливы и отливы... В тот страшный час стенаний и страстей Я проклят был за кровь твоих детей. В сплетенье перламутровых мотивов - Дремавший меч - и руки до локтей В крови родных, заколотых другими. А мне - навеки - проклятое имя. И снова кровью бредит тишина. О, Альквалондэ, в чем моя вина? О, Альквалондэ, в чем моя вина?.. Эйлиан

Последнее посвящение Финроду Фелагунду

Снова ласка солнца землю радует Нежностью последней перед холодом. Медленно листва на землю падает - Осень платит миру этим золотом. День такой прозрачный, как дыхание - Паутинка в солнечной листве зажглась. В золотом сиянье увядания Ты идешь по Осени в последний раз. Когда ты обрек себя - От жизни отрекся ли? Последнею просьбой - отчаянный крик, Но через страданье Понять увяданье - Наверное, правильно... Что тебе до листьев золотеющих, Что тебе до пенья этих смертных птиц? Ты понять пытался мир стареющий - Удалось ли? Нет? Лишь взгляд из-под ресниц... Что его краса недолговечная По сравненью с той, что видеть довелось? Что его сиянье быстротечное По сравненью с золотом твоих волос? Молению этому Иного ответа нет: "Люблю" - и надежды смыкается круг. Последняя милость - И сердце забилось Под ласкою осени... Любишь - а значит, сердце не лжет. Любишь - знаешь, что тебя ждет. Разумно ль бессмертному Ступать в беспросветную Тьму - обреченности круговорот? Полюбишь - ответит: Навеки отметит. И, может, полюбит сам... ... Ну, вот и все. Горят рябиновые кисти, И продолжается круговорот. И ветер Времени уносит листья - Лишь иногда в них золото блеснет... ... В Валиноре ты проснешься заново, Цену смерти ты узнаешь только там. Только эта плата - по карману ли? Жизнь и смерть друг другу платят по счетам: Вечным летом, радостью оправленным, В прошлое отныне сожжены мосты. Но, блаженством Осени отравленный, Будешь тосковать о ней всю вечность Эйлиан

Поединок Финрода с Сауроном

Саурон: Как посмел нарушить ты предел чужих границ, Где любая тварь передо мной склонится ниц? Впрочем, хоть по виду ты - безродный менестрель, Чую кровь захватчика из западных земель. Истинно,что Арда потеряла свой покой - Сталь гремит о сталь, и кровь течет по ней рекой. Братские объятья будут лживы с этих пор: В мир вошло проклятие, чье имя - Феанор! Финрод: Hе все допето, и довольно предсказаний, Даны обеты, в них было много слов... Без оправданий пред тобой стою в оправе западных ветров. Яд лжи суров, но в мире нет отравы большей, чем любовь От черных скал до дальних берегов, где пики льдов Встают в балладах Славой гибели в ответ, где страха нет, А смерть сковали травы Зеленью оков. Плющем увился арбалет, Сменили струны тетиву. Убелит хмель кровавый след, Проклятья сменит песни звук. Саурон: Слабое подобье первых замыслов Творца - Что ты можешь сделать для желанного конца? Песню сотворения уже не изменить: Слишком далеко и слишком страшно вьется нить. Вижу, потеряете вы все, что вам дано. Бремя горькой памяти... По силам ли оно? Финрод: Где нет забвенья, там по камню вьются руны, И струны лиры молчат о власти лет. За мною юность незапятнанного мира встала, как рассвет. Забвенья нет, А память стала силой, что хранит от бед. Она жива, И взгляд незамутнен, А морок и наветы сгинули, как сон. Таков закон, пока нетленным светом полон небосклон. По зову памяти былой о днях до солнца и луны Я подымаю голос мой, чтоб силы сделались равны. Саурон: Силой в этом мире обладает только тот, Кто оковы рабства без сомнения порвет. Квэнди - лишь прислуга ими проклятых господ, Жалкая пародия на подлинный народ. Игры в свет и тьму таким, как ты, не по плечу. Я же в праве сделать с вами все, что захочу. Финрод: Мой выбор сделан и судьба во власти Эру. И свет, и тени - дары в его руках. Hо я не верю в бесконечные потери... Саурон: В тебе я вижу страх. Страх, что поселяется лишь в трусах и рабах: Истине суровой вы не смотрите в лицо. Истина же в том, что вы виновны пред творцом. Финрод: Пусть. Hо большая вина на том, кто в черный час, не пряча глаз, учил гордыне нас. Саурон: То было сделано, чтоб вас освободить. Силою, мне данной, я могу вас изме[нить] Финрод: ...Можешь лишь убить! Саурон: Тобою сказаны опасные слова! Все, что было связано, порвется, Hо сперва... Финрод: Сперва ответь: чем так ласкает черный трон Твои глаза, о Саурон? Как будто мертвый блеск корон спасет того, кто [не рожден] Саурон ...Воплощен! Того, кто воплощен, А не в плену небытия. И коли Свет так защищен, Тьма победит, и с Тьмою - я! Л. Бочарова

Баллада о поединке на горе Ородруин

Он был эльфийским королем И арфы плач ведут по нем. Гил-Галад значит - "Звездный свет", И рыцаря прекрасней нет, И благородней короля Еще не ведала земля. Он бился рядом с королем, Он был прославленным вождем - Ведь Элронда высокий род От девы Лютиэнь идет. В нем - отблеск славы древних дней - Кровь Майяр, Элдар и Людей. А третий был Король Людей И среди смертных королей Он всех могущественней был, Владыка Верных, Элендил, И грозный меч в его руках Вселял в сердца неверных страх. Четвертый был неукротим - Кто мог в бою сравниться с ним? Исилдур, яростный душой, Сражений бешеных герой. Безжалостна его рука, И нет Врагу страшней врага! А пятый, мудрый корабел, Искусством боя не владел. Тому, кто любит шум волны, Сражений звуки не нужны. Но долг велит карать врагов - И Кирдан к бою был готов. И бился против всех - один Проклятый Черный Властелин. Бой - впятером на одного, Стал - поединком для него. Он знал, что безнадежен бой, И все же спорил он с судьбой. Что ж вихрем он не улетел? Он не сумел? Не захотел? И не спасло Кольцо его - Бессильно было колдовство, Когда, распятый на мечах, Он мертвым пал на мертвый прах. Но полно говорить о нем! Он был - Врагом и сдох - врагом. Мы лучше славу воздадим Героям, что сразились с ним, Тем рыцарям, что впятером С одним расправились Врагом. Иллет

Берутиэль

От гавани, от пристани, От порта, от причала, Кораблик путь высвистывал, И, мрамора бледней, Она глядела пристально - Судьба ее кончалась - Но губы только стиснула, Укуталась плотней. Плыви, кораблик старенький, Плыви, не возвращайся. Прощайте, государыня, Сударыня, прощайте. Зеваки за заборами. Добро, хоть не смеются. Попрятались изменники, Довольны: "Поглядел!" Стоит царица гордая, И покрывала вьются, Но сохранить презрение Холодный взор умел. От башен Минас-Тирита, От золота и Древа, Отверженная, лишняя, В желанной тишине, Проклятая, бессильная, Катилась королева, И молча кошка белая Сидела на корме. Свита в ту же заключена тюрьму, Тот же холод в кошачьих глазах. Зацепившись уголком за корму, Уплывал из Гондора страх. Нелюбимая, нелюбившая, Ненавистная и недобрая, Не забудется не простившая, Первый вестник, намек шторма долгого. О. Леденев

О королеве Берутиэль, безумной ведьме

(Песня шута при дворе государя Тараннона Фаластура) Руки - крылья птицы измученной... Не слагают баллад о Берутиэль - Только кошки в присловьи остались: У людей короткая память. Пальцы жжет Кольцо обреченных... (Кошка белая, девять черных... Косы до полу - точно змеи...) Даже имя вспомнить не смеют. Ты не любишь шума прибоя, Дочь Жреца Луны, королева: Ожерелье тебе золотое Как ошейник рабский наденут. Не жалеет король суровый Длдя тебя ни камней, ни злата, Да браслеты - точно оковы... - В чем, о боги, я виновата? - Впору в петлю, да только страшно Повстречаться в семнадцать со смертью; Лучше, чем золотое рабство - Быть запоротой насмерть плетью! Королеве в одеждах черных, Скорбной узнице Звездной Твердыни, Проклинать ненавистный Гондор - Да молиться Лунной Богине... ...А по Гондору слухи да сплетни: "Говорят, королева-то - ведьма! Насылает чары и порчу, И летает безлунной ночью, Как летучая мышь огромная, Да творит чародейство злобное... Захотела колдунья, - судачат, - Короля извести, не иначе!.." Королева ломает руки: - Если б только летать умела - Чем терпеть на чужбине муки, Я бы птицей прочь улетела! Королева кусает губы: - Да владей я хоть каплей силы - Гондор стал бы мертвой пустыней, Мой мучитель, супруг постылый, Гнил давно бы в могиле трупом! О Луна, Владычица Ночи! Бесконечно твое милосердье, Но когда покарать захочешь, Кара будет старшнее смерти. Неужел мой грех невольный Ты, Великая, не простила? В чем, ответь, пред тобой повинна, И за что мне - Знак Обреченных? ...Черный ветер, крылатый вестник, Если ты принес избавленье, Поднеси мне чашу забвенья С терпким темным напитком смерти... О Ушедший Король Востока! Я поверить тебе не смею: Это сказка. А правда жестока, Как петля, захлестнувшая шею. Но поверю - верой отчаянья: Сердце глупое, успокойся! Я запомню, как на прощание Ты сказал - ничего не бойся... ...А наутро, в часы рассвета, Ослепленный безумным гневом, Призовет Государь к ответу Нечестивую королеву. Ведьма жизнью за правду заплатит, Только - смерть дарует свободу! Предсказание - как проклятье Королей ненавистному роду, И страшна короля улыбка: Нечестивой безумной ведьме Приготовят страшную пытку: На корабль - и на волю ветра... ...Мне глаза выжигает солнце, Пересохло от жажды в горле, И со мной умирать придется Кошке белой и кошкам черным. Море скалится сумасшедше... Лишь тебя проклинать не смею: Все бы так и было, Ушедший!.. Но Богиня Луны сильнее. Ледяной бесконечной ночью Лунный серп - словно нож у горла... Два бесплотных жалких комочка - Кошка белая с кошкой черной. Я еще улыбнуться успею Смерти - словно прекрасной деве, Что дарует забвенье, как милость, И морская пена оденет Белоснежным саваном тело - Месть Богини Луны свершилась. ...Но судьба иное велела: Не солгал посланник крылатый, И женой короля Ханатты Стала гневная королева. Пусть из книг листы вырывали И писали летопись заново - О колдунье забыть приказали, Но сбылось ее предсказание, И нельзя уничтожить память. А в преданьях старинных осталось: Имя Рут - это имя гнева. Так вершила свой суд королева. Руки - крылья птицы измученной: Не слагают баллад о Берутиэль... Ниэннах

Учитель

- Привет тебе, мастер. Ужель не по вкусу тебе мой прием? А я так старался тебе угодить... Молчит Келебримбор. Темнеет оконный проем. И до смерти, до смерти хочется жить. Зловещий хозяин Поймал застывающий взгляд: - Ну что, ученик, уж Решил ты, что мастером стал? Чего же он хочет? Насмешливо орки глядят... Ах, нет - это копоть на стенах, Он орков прогнал. Последнее право - Под взглядом холодным молчать. На льду Хелькараксе Бывало порой холодней... А он говорит, Что настала пора отвечать - За вольность и дерзость Учителю - жизнью своей. - Пойми, эти кольца Сильнее, чем сила и мудрость твоя. Отдай их мне в руки - И я обуздать их сумею тогда: Я все-таки Айну, И я, а не ты, перед Эру стоял. Я знаю, как силу Стихий обуздать. А ты, как игрушку, Всю силу доверенных знаний вложил В красивые штучки. Мальчишка, придурок, щенок! Ну, ладно. Так где они, Кольца? Скажи... Я сделаю так, Что отступится бешеный Рок. "Все те же слова... Как же я оказался настолько слепым? Любимый Учитель... Проснуться... Но это не сон!" Погибший Эрегион. Вьется удушливый дым И память, молчащая память - со всех сторон. Эйлиан

О Кольцах

Странник пришел к ним в одеждах Огня и Тьмы B cказал с улыбкой Кольца сделаем мы И взяв железо и сталь и камни слова земли И он сказал Келебримбору Мастер теперь смотри Колец будет девять число Познания и Пути Вы украсите землю силою Девяти И воцарится мир и расцветет земля И смертным людям вы будете учителя В ладони его легла чашей звездная тьма И пламя Арды слилось с небесным огнем Заклятия Света и Тьмы заклятья Огня и Льда В Девяти что Арду хранят до конца времен Часть силы его была в каждом из Девяти Был каждый камень звездой и знаком Пути У тех что надели их радость сияла в глазах Тогда он сказал Мастер попробуй сам Но для Семи Колец мастер золото взял Надменный алчущий власти и крови металл И молвил странник ему Ты мастерством своим Не сумеешь его укротить и сделать живым Забыто имя того кто тайну золота знал Возьми серебро не терпящий крови металл Но мастер горд и упрям и сказал он в душе своей Ты знаешь много но мастер Эльфов мудрей И были красивы Семь но теченьем пустых фраз Были яркие камни и золота тонкий узор И сердце свое отвратил от странника мастер в тот час Ибо мнил Мудрейшим себя ибо был он горд Но был мудрее его создавший Девять Колец Так пред дерзким мальчишкой печальный стоит мудрец И странник покинул их ушел дорогой зари И Девять надев создали Эльфы Три Но древних заклятий Тьмы запомнить они не смогли И лишенными Равновесия были Три Рука создателя их умела была и чиста Но свернувшись кольцом в Кольцах спала Пустота И когда оглянулся странник назад Был скорби его исполнен взгляд По детям открывшим путь Пустоте По детям не ведавшим что творят И звучным железом он путь преградил Путь силе способной разрушить мир Так создано было Одно Ниэннах

Маглор

Посв. всем Нольдор Эа Опаленные пальцы сжимают сияющий камень, Исказилось лицо от безумного крика и горя, Ты остался один, дивный Нольдо по имени Маглор, Стало домом твоим побережье Бескрайнего Моря... Брошен в волны Осколок кровавой рукою без сил... Клятва древняя пеплом и кровью в душе отзовется, Плачет лютня у Моря в холодном сиянье светил, Песня боли над миром ночным белой чайкою бьется, И закрыта дорога на Запад, в родимые земли, Только ветер и волны, лишь слезы и песня, и горе, Ты остался один в бесконечно чужом Средиземье... Твоей песне внимает лишь зов Бесконечного Моря... Рандир

Смерть Маглора

Без печали, забыв о боли, Золотым закатом залитый, Он лежит в полосе прибоя. И качаются откровенно Меж намокших тяжелых прядей Золотистые хлопья пены. Под истрепанным одеяньем Оставалось так мало плоти, Что он кажется невесомым - И ласкают, ласкают волны Его тело легко и нежно, Как дитя, что спит в колыбели. А лицо его так спокойно, Словно не был вовсе безумцем. Словно лег отдохнуть немного. А лицо его так спокойно, Что нарушилась бы дыханьем Эта тихая безмятежность. У израненных ног - ракушки. Водоросль вплелась ему в пряди. Золотистый свет на ресницах. Странно видеть мне эти слезы В золотом закате у моря - Что ты плачешь над мертвой песней? Слышишь, море шумит знакомо? Слышишь, ветер поет над морем? Разве не узнаешь ты голос? Слышишь шорох древесных листьев? Слышишь голос летящей птицы? Разве может песня исчезнуть? Эйлиан

Маглор

Обожженные пальцы не чувствуют боли от струн, Обожженное сердце не ведает боли иной... Что за песни звучат на холодном осеннем ветру? Это Маглор Безумный поет под ущербной луной. Вот взошел Сильмарилл, нестерпимым сияньем слепя, Как другой, что покоется в черной морской глубине... Маглор, Маглор!... Из верности клятве ты предал себя - Оттого и ладони извечно в незримом огне... Сколько гордых и смелых уже не услышат твой зов! Ты - последний, отцовским проклятьем отмечен, поешь, И не видишь сквозь слезы летящих вдали парусов, Что уносят на Запад уставших от вечных боев. Бесконечные годы сплетаются в длинную цепь... Пусть изменится мир, на десятки веков постарев, Но в безумных глазах, на отмеченном болью лице Отразилось навечно сиянье исчезнувших древ... Лориэль

Маглор

Как удивительно, что я могу смеяться. Еще могу. Пока могу. Доколе... Нет веры больше обожженным пальцам. А обожженным песням нет и воли. А обожженным крыльям нет полета, А я устал жить между днем и ночью, Я так устал быть памятью народа, Чья быль - стихи, растерзанные в клочья... Я укрываюсь этими клочками От холода дней и тысячелетий, И все пою, надеясь, что когда-то Мне кроме эха кто-нибудь ответит... Но в каждом сне я вновь сжигаю пальцы О светоносный сгусток вечной боли... И все же я еще могу смеяться. Еще могу. Пока могу. Доколе... Эсвет

1 Далее - просто "фэндом".

2 И в этом принципиальное отличие культуры фэндома от значительной части субкультур, в частности, фольклора шахматистов, туристов или театралов, носящего значительно более эклектичный характер и избыточно диверсифицированного в рамках отдельных групп и подгрупп этих социальных общностей.

3 До известной степени она может рассматриваться, как аналог широко известной работы В. Проппа "Поэтика русского фольклора", посвященной систематизации русского народного фольклора. Поскольку данную работу роднят с названным исследованием В. Проппа некоторые общие черты объекта исследования (ибо несмотря на авторский характер большей части литературы фэндома, в некоторых отношениях даже подчеркнуто-авторский (использование многочисленных псевдонимов), ей свойственны определенный фольклорные элементы) автор счел допустимым частично заимствовать и методологию, использованную В. Проппом. Естественно, перенос методологии носил не механический характер, т.к. задачи данной работы значительно уже.

4 Исходя из этого определения, "Нора" Э.Б. Яалома или цикл о народе Даара, принадлежащий перу Тайэре, относятся к литературе фэндома, а "Истребители: разорванное небо" А. Свиридова не относятся.

5 Не всякое произведение, поднимающее названные темы может рассматриваться, как реализующее сквозной мотив. Условием отнесения к таковым является мотивированность сюжета соответствующими идеями или концепциями (так, "Лэйхоквента", хотя и поднимающая вопрос о правоте Мелькора, явно не вдохновлена этим мотивом, как сквозным, тогда как "Черная книга Арды" сюжетом и образной системой ориентирована именно на апологию Мелькора).

6 Пользуясь классификацией производных произведений, предложенной в "Героях и временах", данные мотивации возможно соотнести с сиквелом, апокрифом, произведением, не входящим в традицию первоисточника и антиапокрифом, соответственно. Четвертая группа, на практике, шире, но в современной литературе фэндома она представлена преимущественно антиапокрифами.

7 Здесь и далее мир, описанный Толкином и его последователями будет называться Ардой независимо от названия, данного ему в произведении (Арта, Отражение Х и т.д.)

8 Здесь и далее, если не указано обратное, рассматриваются только т.н. "канонические" тексты Толкиена ("Сильмариллион", "Властелин Колец", "Хоббит"), поскольку тексты, не входящие в "канон" оказывают слабое влияние на формирование и развитие литературы фэндома.

9 По состоянию на 15.07.01

10 Строго говоря, они просто игнорируют эту составляющую.

11 Формально это стихотворение относится к блоку стихотворений по мотивам "Книги Хроник Арды", однако как по эмоциональному настрою, так и по содержанию, оно относится именно к толкиеновской версии событий в Альквалонде и выносится за ее пределы лишь помещением в соответствующий контекст.

12 Апокриф, порождаемый различиями в героических идеалах, чаще всего основан на переносе роли героя с одного персонажа на другого.

13 Естественно, использующих данный мотив как один из значимых мотивов повествования. Единичные апелляции к этому мотиву встречаются и во многих других произведениях.

14 Любопытно, не является ли это завуалированной отсылкой к пушкинскому "Сын палача и сам в душе палач"?

15 Особенно в контексте общеизвестного фрагмента из "Черной книги Арды", представляющего собой прямую аллюзию к Евангелию.

16 В то же время, назвать этот рассказ нельзя в полной мере отнести к сиквелам. По образной системе (вплоть до словосочетания "королева-ведьма", являющегося прямой аллюзией к творчеству Ниэннах) и сюжету (Берутиэль-мелькорианка) это произведение всецело связано с апокрифической традицией, но заимствуя сюжетные решения апокрифов, оно использует традиционные оценки.

17 А в "Кольце любви" Эарнура - также и в плотском.

18 Последнее, отметим, странно. Предводитель народа, искусный мастер и дипломат вряд ли может быть настолько инфантилен.

19 Причем в интерпретации данных авторов эта судьба практически исчерпывается хождением по берегу моря и пением печальных песен.

20 Еще одна уникальная характеристика данного сквозного мотива. Все рассмотренные выше сквозные мотивы так или иначе носили социальный характер, подразумевая взаимодействие нескольких лиц (Нолдор и Телери, Берутиэль и Тораннон, et cetera).

21 Точнее - этот подмотив рассматриваемого мотива.

22 Любопытно, не представляет ли данный текст аллюззии на известные сюжеты из истории инквизиции ("Я готов поклясться, что если бы сами апостолы Петр и Павел были бы заподозрены вами в ереси - они не сумели бы оправдаться").

23 Как правило, действий, доказывающих наличие у орков способности любить, творить и т.д.

24 Лемут - летальный мутант, существо, неспособное существовать в нормальной биосфере, термин романа С. Ланье "Путешествие Иеро".

25 Впрочем, эльфы у Ниэннах также являются "проклятием Арды".

26 Любопытная особенность посттолкиеновского творчества. У Толкиена большинство межрасовых браков заключаются между женщиной, принадлежащей к расе, позиционируемой, как более высокая, и мужчиной расы, воспринимаемой, как более низкая (Тингол и Мелиан, Берен и Лютиэн, Туор и Идриль, Арагорн и Арвен; история Митреллас, сомнительное упоминание о Туке, взявшем в жены эльфийку), единственное исключение - любовь Айгнора и Андрет, (характерно, что как раз она не нашла своего выражения в браке).

В литературе же фэндома, напротив, большинство междурасовых связей осуществляется между мужчиной расы, воспринимаемой, как более высокая и женщиной расы, воспринимаемой, как более низкая: Эле и Ланирэ ("Черная книга Арды"), многочисленные связи Гортхауэра среди эльфийских и людских женщин ("Реквием" Тайэре, "Книга огня" Эльвен), Лас и Эллахе ("Книга хроник Арды" Вальрасиан, Петр из Вероны), уже названные произведения о романах эльфа и орчанки, et. cetera. Характерно также, что по меньшей мере два крупных произведения литературы фэндома обращаются к истории Айгнора и Андрет: Ниэннах и Иллет в "Черной книге Арды" и Келебриан, Эленхилд и Индрен в "Хрониках деяний Эльдар и Атани".

Возможно это изменение связано с десакрализацией женщин в современной культуре, хотя эта причина определенно не является единственной.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>