Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Возвращение

Рингвен



	"Мелькор - жив", - сообщала ядовито-сиреневая надпись на
стене. "Наверняка снова Намо", - подумал Манве, приглядываясь. Он
тяжело вздохнул и подошел вплотную к стене - Стене Ночи - и
попытался отскрести надпись ногтем, начав с последней буквы. Та
поддалась подозрительно легко, и ветерок закружил сиреневые
крошки. Тут же Манве почувствовал саднящую боль: он сломал ноготь.
Он выругался - разумеется, про себя: не к лицу Королю Мира -
беспристрастному судье, воплощению Высшей Справедливости -
показывать свои эмоции.
	Стараться дальше не имело смысла. Сулимо пообещал себе - в
который раз! - поговорить с Мандосом о его бурном проявлении
чувств к старшему брату и угрюмо побрел вдоль стены, стараясь не
обращать внимания на кислотно-сиреневое "Мелькор - жи..."
	Проходя мимо дома Ниенны, Манве услышал доносящийся откуда-
то шум. Он не сразу понял, что шум доносится из самого дома:
Скорбящая Валиэ почти никогда не принимала у себя гостей, а шумели
явно несколько голосов. Манве стало любопытно, что заставило его
печальную сестру отступить от традиций. Он решительно позвонил в
звонок.
	- Кто там? - спросили из-за двери.
	Манве только раскрыл рот, чтобы ответить, как дверь
распахнулась. Его глазам предстала странная сцена: Ниенна, сидящая
в высоком кресле около окна, о чем-то спорила с Ирмо - тот сидел
на подлокотнике. Спор был настолько ожесточенным, что отдельных
слов даже не было слышно: брат и сестра орали друг на друга, не
заботясь особенно о внятности сказанного. Рядом стоял Намо, он,
похоже, пытался урезонить обоих и что-то на одной ноте бубнил. Его
никто не слушал. В дальнем углу зала примостилась со своим вечным
блокнотиком Вайре. Она делала вид, что стенографирует, хотя не
разбирала ни одного слова: четыре страницы блокнота были исписаны
фразами типа "Мелькор+Элхэ=Любовь", "Гори, гори, моя Звезда",
"Посетителей не будят", и тому подобными цитатами из Черной книги.
(В Валинор это произведение попало сразу после его выхода в свет и
произвело на каждого разное впечатление. Больше всех, конечно,
была взбешена Ниенна. Но факт остается фактом: многие поверили в
описанные события.) Около двери стояла какая-то совсем уж
незнакомая девица. Очевидно, открыла Манве дверь именно она, хотя
как ей удалось расслышать звонок - непонятно.
	- Кто ты? - спросила девица, внимательно оглядывая Короля
Мира. Сапфировая корона ей явно не понравилась, и она
сосредоточила все свое внимание на его правой руке. Той самой, на
которой был сломан ноготь. Манве был слишком удивлен происходящим,
чтобы заметить кровь на ладони.
	- Кто ты? - заорала девица, решив, очевидно, - и тут ее
можно понять, - что пришедший не услышал вопроса. - У тебя все
руки в крови!
	В крови были не только не ВСЕ РУКИ, но даже и не ВСЯ РУКА,
но Манве испугался.
	- Думаю я, - как мог величественно ответил он, - что это я
должен задать тебе сей вопрос. Валинор - моя страна, и нет здесь
никого, кто был бы неведом Королю Мира Манве. Тебя же вижу я
впервые, и не знаю я причин, побудивших тебя, о пришелица, скрыть
от меня свой приход в нашу страну.
	Наконец-то Ниенна и Ирмо обратили внимание на Манве и
замолчали на полуслове. В наступившей тишине все наконец
расслышали, слова Намо: "... три тысячи триста восемнадцать. Три
тысячи триста девятнадцать" - Владыка Судеб, чтобы заставить брата
и сестру замолчать и обратить на себя внимание, тихо и размеренно
считал. Откуда старый психологический прием, используемый
школьными учителями, стал ему известен, так никто и не узнал...
	Обрадовавшись, что не придется вспоминать разряды чисел
после миллиона, Намо сказал:
	- Брат мой Манве, ныне, возможно, более чем когда-либо
нуждаемся мы в твоем совете. Расскажу я тебе, что заставило нас,
Феантури, и сестру нашу Валиэ Ниенну, спроить друг с другом
подобно женщинам Атани на рыночной площади...
	"Горазд заливать", - подумал Ирмо. Велеречивости брата он
по-доброму завидовал.
	- Имя этой девушки - Эленхел, Элхэ. Она... - продлжал Намо,
кивая в сторону незнакомки. Та и не подумала поклониться Королю
Мира, а лишь задумчиво наматывала на палец прядь своих длинных
светлых волос. Ниенна ободряюще улыбнулась ей и встала с кресла.
Услышав такое имя. Манве, конечно, придет в ярость, бросится на
девушку и на Владыку Судеб с кулаками, и тогда она, Ниенна, сможет
сквозь слезы крикнуть: "Ты же брат ему... Одумайся, молю тебя!"
Кому брат - уточнять не станет. Получилось бы весьма эффектно. И в
русле созданного имиджа.
	Манве, однако же, ни на кого ни с чем бросаться не
собирался, а внимательно слушал Владыку Судеб. Ниенна, правда, на
всякий случай осталась стоять, и Ирмо незамедлительно переместился
на удобное, мягкое сидение.
	- Элхэ - из рода Эллери Ахэ, которых, как ты привык считать,
никогда не было, но о которых столь много написано, что, боюсь я,
придется все-таки примириться с их существованием.
	Манве продолжал внимательно слушать. Вайрэ оторвалась от
разрисовывания очередной надписи причудливыми завитушками и,
перевернув страницу, начала записывать слова родича. Завтра она
сделает гобелен, изображающий эту сцену, и повесит его в какой-
нибудь башне своего дома.
	- Эленхел, как сказали бы многие, отвергла...
	- Намо, если ты думаешь, что я не знаю, кто такая Элхэ, -
ты... - Манве хотел сказать: "Ты-таки или пьян, или не выспался!",
но вовремя одумался: - ... ты в корне неправ. - Выдерживать
разговор в манере официально-почтительно-красивой становилось все
труднее, может быть, потому, что Элхэ неотрывно смотрела ему прямо
в глаза. - Я - Король Мира, все деяния живущих открыты мне. И как
может быть неизвестно мне хотя бы литературное произведение? И об
Эллери Ахэ, и об их казни, и о многом другом мне ведомо, быть
может, лучше, чем тебе или супруге твоей.
	- Тогда поведаю я тебе, что привело Элхэ сюда, в дом моей
сестры.
	- Да уж, - вмешался Ирмо. - Ты думаешь, Сулимо у нас книжек,
газет не читает, неграмотный, и вообще?..
	- Как Человек, - продолжал Намо, делая вид, что не обратил
внимание на слова брата, - Элхэ не привязана ни к одному миру. Так
было решено изначально нашим Создателем?
	- Благословен Эру Отец наш. - Вайрэ, не поднимая головы от
блокнота, произнесла обычные слова.
	- Я говорю не об Эру, а о Профессоре, - оборвал ее Намо. -
Некоторые вещи даже авторы книг не могут изменить... - Он сделал
внушительную паузу. - И вот, о Король Мира, Элхэ вольна
возвращаться на землю и уходить, когда пожелает.
	- Ну и? - Манве никак не мог понять, в чем проблема.
	Элхэ взяла инициативу в свои руки.
	- И я! Возвращаюсь! Да! На Землю... Туда, где прошла моя
юность! - Ее высокий голос то и дело прерывался от напряжения. -
Туда, где жил - ОН! А там! Там!..
	- Элхэ заметила, - вступила Ниенна, - что на свете
существует множество девушек, влюбленных в Мелькора. Причем во
многих из них чувство зародилось еще до выхода в свет "Хроник"...
	- Я не ревную! - отчаянно прокричала Элхэ. - Нет! ОН - для
всех! И его нельзя - нельзя не любить!
	- Так ведь Мелькор ныне скитается за Стеной Ночи, -
осторожно вставил Манве. Неожиданно он понял, что автором надписи
является не Намо, действительно питающий к Мелькору теплые чувства
(проведя в его Чертогах триста лет, Мелькор успел расположить
Владыку Судеб к себе), а сама Элхэ. Испуг по поводу окровавленной
ладони тоже стал ему ясен: Элхэ умерла до ареста Мелькора, но,
возродившись, прочитала...
	- Дело в том, - сказал Намо, - что все эти девицы называют
себя ее именем. Считают себя ее инкарнацией. Причем их совершенно
не смущает, что таких Элхэ в одно время и в одном месте
оказывается иногда по несколько штук. Конечно, каждая имеет еще и
свое собственное имя - Ахтэнэ, там, Двойра... Простите, Дайра...
Нариэль, Иэллэ... Ну, это уже из позднейших... Исилме, опять же...
- Намо запинался, произнося эти непривычно звучащие для него
имена, а Элхэ, почкему-то поуспокоившаяся, согласно кивала
головой. - Эти - только из Книги. Отличились, как мы с Элхэ
полагаем, чем-то, что попали в Книгу. А остальных...
	- И вот Элхэ пришла в Благословенную Землю, - начала Ниенна,
- чтобы, во-первых, сказать, что она ни в коем случае не
ответственна за деятельность этих девушек, - торжественная речь,
подобающая Валар в официальной беседе, как-то сошла на нет, и уже
никто не старался загнуть фраз покрасивее. - А во-вторых, она...
	- Я сама это скажу! - раздался пронзительно-высокий голос. -
Ниенна, благодарю тебя. Я, ученица того, чье имя вспомнить не
смеют, да, это мое выражение у меня тоже украли, девицу одну
сжигали, она кричала, я прошу Валар что-нибудь с этим поделать.
Был бы Мелькор здесь - не простил бы меня. Не любил он вас. Но его
нет, и вы, вы в ответе за это! Так сделайте же хоть что-нибудь во
искупление!
	Она не очень понимала, что говорит. Но Манве, понимая, что
просьбу в присутствии Ниенны не исполнить невозможно, сказал:
	- Эленхел, я вижу, сколь горька участь твоя. - Он решил, что
все-таки хорошо бы вернуться к привычной медлительно-торжественной
манере. - И ныне говорю я - будь по-твоему. Если ты согласишься
уйти из мира за Стену Ночи, туда, где пребывает в изгнании твой
возлюбленный, называющие себя твоим именем исчезнут. Ты согласна?
	- Это - как же? Уйти? К нему? Нет, о Король Мира! Никогда,
никогда не признаюсь я ему в своей любви. Пусть Ахтэны с Исилмами
уходят! Они в проявлении чувств не стесняются. А он - он не
услышит от меня ни слова!
	Элхэ знала, что говорит. Высказать то, что у нее на сердце,
ей не по силу. Но тем не менее она обрадовалась: все-таки Король
Мира оказался лицемерной сволочью, Ниенна - сердобольной
страдалицей, а пыль на подоконнике - алмазной крошкой. Кстати, по
дороге к дому Ниенны Элхэ увидела Финрода и Амариэ и поразилась
точночти описания: малышка, которую она когда-то знала,
выкрасилась в пошловатую блондинку, и Финрод по понятным причинам
старался по возможности не смотреть на супругу...
	- Милосердие - долг хранителей Арды, - произнес Манве, - и
отвергнувшие его...
	Но Элхэ уже не было, а в распахнувшееся от удара двери окно
ворвался Нездешний ветер. Ирмо, Намо, Вайрэ и Манве вышли на
улицу.
	Надпись на Стене Ночи на следующий день смыла Варда:
сочетание черного с фиолетовым ей не нравилось. Это противоречит
эстетике.

Текст размещен с разрешения автора.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>