Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Дэль

Черному Менестрелю наносят ответный удар

Психологический триллер

Где я его встретил... на пиру, конечно, что за вопрос... Разумеется, он был высокий и несколько сгорбленный, и, конечно, изящный, с тонкими длиннопалыми руками, и огромными черными и печальными, как ночь над осенним озером, глазами. Он был безмолвен, сидел в углу и задумчиво жевал какую-то неаппетитную травинку.

- Послушай, - сказал я, но он не пошевелился даже. В нем словно не хватало какой-то важной детали.

- Ты глухой? – С состраданием спросил я. Человек отвернулся.

Я подошел к королю и указал на непонятное существо:

- Кто это, государь?


Брат негромко назвал имя.

- Черный Менестрель? – Удивился я. – Я давно уже не слышал о нем. Говорили, будто он умер от разбитого сердца, не то убит каким-то разгневанным монархом, которого опозорил публично.

- Да нет, - сказал брат, - если хочешь, я расскажу тебе эту историю.


Однажды утром, пару лет назад, гонец привез мне послание от моего собрата - государя соседней державы и недруга в прошлой войне. Он писал «Берегись, мой король, ибо к тебе идет Черный Менестрель, и приятно думать, что он отомстит за меня! Я сам с ним натерпелся неприятностей – посадил его было в тюрьму за гнусные его дела, но пришлось выпустить, иначе восстание было бы неизбежно».


Я слыхал о Черном менестреле, и слава его была громкая и скандальная. Говорили, что он расшатывает престолы, как время - зубы во рту. Многие государи убивали его предшественников: мечом ли, жгли ли на костре – он тотчас восставал из пепла, ибо прикосновение его слова заражало людей в толпе, и тот, кто оказывался всех отважнее, брал старую, выброшенную палачами лютню, набрасывал его лохмотья и шел... Он был опасен, как чума. Я слыхал, что он поднял голодный, изможденный народ против короля, «утопавшего в роскоши», который давно и венец свой заложил, чтобы выплатить повинные и избежать войны... так и умер на кольях... Покоренный народ он называл рабами и призывал к бунту, победителей клеймил за жестокость, и для каждого находил ком грязи повнушительней. Мне, правда, повезло больше моих собратьев, потому что последнюю войну я выиграл, и народ мой был доволен, спокоен и сыт. Но все же, какая битва без потерь - и его слова о войнах неправедных, и мирных крестьянах, павших в сече монаршия славолюбия ради, находили отклик во многих сердцах. Он действительно непревзойденный рассказчик, но слишком уж требователен, и ничего не понимает в политике. В разгар войны, говорят, пытался остановить оба войска песней... еле ноги унес... потом разжигал каких-то повстанцев, и до того разжег – едва чужеземцев не скинули... Смертью ему, бывало, грозили, и в тюрьмы бросали, и с мечом бросались, и язык едва не вырвали однажды – да он пригрозил, что на пальцах станет изъясняться, а правду скажет все равно, и король умер от удара...

В общем, узнав, что он направляется сюда, я забеспокоился. Сам ничего придумать не смог и пошел к нашему старому учителю, что живет отшельником в горах. Выслушав меня, учитель сказал только: «Попробуй лечить подобное подобным». Я долго не мог понять, а затем меня осенило, и я стал ждать его приближения уже без тревоги. Он долго пел по кабакам, был простыми людьми, в которых не угас еще послевоенный патриотический дух, пойман и бит за оскорбление величества, а потом выдан страже. Его разумеется привели ко мне. Пред очи. Я догадывался, что ситуация для него знакома. И отдал приказ собрать народ на главной площади.

Менестрель только усмехнулся вслед уносящему приказание стражнику:

- Ты хочешь, чтобы люди видели, как мой прах развеет ветер? Это не поможет тебе, государь-тиран, ибо если меч разит единожды, слово застревает, подобно занозе, и долго, долго она станет мучить тебя... Я в твоей власти, но я не боюсь ни смерти, ни пыток, и все же скажу тебе правду, которую никто не осмеливался бросить тебе в лицо! Я знаю, что заплачу за каждое слово кровью и муками и готов к этому, если...

- Постой, - прервал я, - ты действительно готов? Я тебе это позволю. Послушай, ты ведь надеешься, что те, кто услышат твою речь, разнесут весть о твоей геройской гибели? Я предлагаю тебе честное сражение, Черный Менестрель. Ты можешь говорить перед народом, на площади, с помоста, на котором совершаются казни, ведь это привычное для тебя место. Весь народ будет слышать тебя. Но ты будешь говорить только до тех пор, пока стоишь на раскаленной жаровне. Замолкаешь – ее убирают. Это справедливо, ибо ты сам говорил, что рот тебе затыкают исключительно потому, что каждое слово – точно огонь. Ты согласен?


Черный Менестрель криво усмехнулся:

- Если я откажусь, ты ведь убьешь меня!

- Ничего подобного! – Сказал я. – Я тебя выпущу и дам свой перстень, а на улицах завтра оглашу приказ, повелевающий казнить всякого, кто обидит тебя в моем королевстве.

- Обманешь, - неуверенно сказал Менестрель.

- Зачем? – Удивился я.

- Потому что ты боишься меня... Ты можешь убить меня, но не заставить замолчать!

- Я, пожалуй, не хочу твоей смерти, - сказал я. – Я хочу проверить правдива ли твоя правда. Сейчас по городу ездят гонцы, оглашая условие соглашения, которое я только что предложил тебе, так что на площади будет множество людей...но если ты трусишь – не смущайся, откажись... люди тебя не осудят, это ведь и вправду очень страшно...

Черный Менестрель побледнел, но твердо ответил:

- Я не боюсь тебя, тиран.

- Значит ли это, что ты согласен? Смотри, из окна видно, что площадь полна людьми, как мешок старьевщика – рухлядью. Ты можешь говорить все, что хочешь, хотя очень недолго – у меня хорошие лекари, но будь осторожен, я ведь не хочу твоей смерти...

- Мне решать, когда мне умереть! – Запальчиво сказал Черный менестрель. – И я готов умереть за правду! Позволь мне сперва сказать, если уж не совсем умерла в тебе совесть, а затем делай, что хочешь...

- Так не пойдет, - отозвался я. - На моей земле ни один трактирщик в кредит не кормит. Ты же словно базарный вор – возьмешь больше, чем сумеешь заплатить! По твоим же словам твои речи ужаснее пламени... Так что, пока ты жжешь меня, я жгу тебя! Идет?


Черный Менестрель опустил глаза. Напугать мне его не удалось, но озадачить - изрядно...


Когда он вышел на площадь, прямой и гордый, воплощенное непокорство, народ расступился и ахнул. Он взошел на помост, с достоинством сел на дощатую скамью, и протянул руки помощникам палача, которые тотчас привязали его. Сам палач подкатил ему под ноги жаровню и поставил рядом, чтобы по приказу, по первому его слову, поднять. Черный Менестрель долго медлил начинать, обводил толпу жаждущим взглядом, но вместо полных жалости ответных взоров натыкался на тлеющее любопытство. Ведь пока что никто ему ничего дурного не делал. И тогда он заговорил, словно в реку с моста прыгнул:

- Люди! Слушайте меня! Вы видите, чего стоит мне каждое слово... Вы видите, что делает со мною ваш тиран? – Я махнул палачу, и ноги Черного Менестреля по щиколотку ушли в пушистый пепел, под которым тлели угли.


Он говорил страстно и обличительно несколько минут, потом от боли в кровь закусил губы, и палач тотчас убрал жаровню. Он долго собирался с духом, чтобы продолжать – и продолжил, отважный человек! Я восхощался его азартностью. И его стилем, раз уж не то пошло... Я никогда не слыхал ничего подобного в собственный адрес, и с ужасом понимал, что хуже меня нет и не предвидится тирана... Когда он замолкал или сбивался на крик, огонь тотчас отодвигали. Он рвался из веревок, и я приказал их ослабить. Он жарко задышал, и я велел подать ему воды, и поить, пока он захочет, ибо дополнительной пытки жаждой наше соглашение не предусматривало. Он все чаще замолкал и все дольше не мог заговорить снова. И не знал, бедолага, что по толпе шныряют мои люди, и шепчут:

«Гляди-ко как корежит бедного! А все со страху! Государь наш добрый угли-то в жаровню чуть теплые положил, там, почитай, один пепел холодный. А кто не верит, подойди, сам погляди, а мне помощник палача сказал...» Толпа стала напирать....

- И что же - люди поверили? – спросил я.

- Клевета, братец, как уголь – не обожжет, так замарает. Вот поди и разбери, обожженные у него ступни, или просто грязные... да и скажу тебе честно, не так горячи были те угли, я проверил... многие открыто усмехались. Перерывы между обличительными его речами делались все дольше, и в последний раз он не смог решится, и только когда из толпы насмешливо позвали: «Ну, а дальше валяй про тирана!», он вскрикнул, заговорил было, но тотчас потерял сознание. Я приказал палачу убрать жаровню, сам отвязал его и отдал лекарям выходить...

- Что же – он калека теперь? – Спросил я.

- Нет, отчего же, ходит... в замке прижился... Онемел только. Люди говорят – со страху...


Текст размещен с разрешения автора.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>