Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Кэт Кеменкири при участии Любелии

ПЕСКИ УНИВЕРА

Предисловие редактора.

Собственно, виновницей появления этого текста являюсь я. Именно я подсунула авторессе сначала "Властелина...", потом - ЧКА и "Сильмариллион"(она, правда, в отместку снабдила меня "Экскурсией" Жуковых.). И когда через некоторое время я обнаружила, что уодруги моей взгляд становится чрезвычайно характерен - в пространство, а с губ то и дело срывается "Я помню...", я запаниковала. Но когда выяснилось, что помнит она не совсем то, в чем я ее подозревала, а совсем-совсем другое, то я предоставила ей свой компьютер - для записи "воспоминаний". Мое участие в создании текста выражалось в небольшой редакторской правке (ну правильно, должна же одна из дам обладать филологической подготовкой!), в ехидных замечаниях в адрес как этого текста, так и всех трех исходных ( "LR", ЧКА и "Экскурсии") и в подборе соответствующих моменту стихов.

А теперь часть, обращенная к "черным". Господа, очень прошу, только не воспринимайте это все, как наезд и оскорбление. (Кто оскорбится - заранее слезно умоляю о прощении). Это - литературное произведение, а не визионерский опыт. Тут даже полемики с ЧК А кроме некоторых стилистических моментов, нет. Образы "черных" списаны с живых людей, никакого отношения к толкинизму не имеющих (кроме Углуки, которая - я). Данэ - не Ниэнна, а наш с Кеменкири личный кошмар (искренне надеюсь, что даже эта фраза является излишней, все и так поймут). А поскольку мы воспринимаем Учителя и Ученика только как литературные персонажи, то некоторую непочтительность по отношению к Ним относите за счет нашей слепоты, а не бесчувственности. И вообще смеялись мы больше над собой и над своим отношением к Тьме, чем над ней самой...

Любелия.

Предисловие автора.

Представьте ситуацию - приезжаете вы из археологической экспедиции. Вам некоторое время нет ни до чего дела, в себя бы прийти, а тут звонят и огорошивают - "Ты знаешь, что Мелькор - хороший!??". Вы долго вспоминаете, что такое "Мелькор" ( Объяснения типа "Ну Аэнтар же, ну Астар же, ну этот... Эрраэнер! Тэннаэлиайно!" понятное дело, помогают мало). Потом вы с трудом припоминаете, да, было что-то такое, про Валар каких-то, Свиридов, кажется, написал. Потом вспоминаете и черную книгу, да, лежала у позвонившей на полочке, тихо так лежала, каши не просила, эмоций не вызывала. Возникает вопрос, с чего, собственно? Возникает ответ - "А перечитала я это все и поняла, что это -да!". И следует восторженно-саркастический пересказ особо замечательных подробностей.

Это все при том, что вы-то только что из экспедиции, и слово Арта вызывает у вас исключительно зароастрийские ассоциации, а Мелькор упорно связывается в памяти с рекламируемым в метро "Мелькомбинатом". И, понятное дело, постепенно у вас вызревает некий сюжет... и вы даже беретесь за текст этой самой черной книги, понимая, что оригинал сильно проигрывает в сравнении с красочным пересказом. Но и этот текст рано или поздно вступает в реакцию с содержимым головы и с тем взглядом, который, понятное дело, не делит мир на Светлых и Темных, правильных и неправильных, пушистых и не очень... Зато давно и привычно поделивший его на археологов и прочих. А еще точнее - выделяющий археологов и боковым зрением примечающий кого-то еще - чем они только занимаются, раз не копают? И в конце концов вы начинаете видеть. Сначала - высокие башенки Университета, и мэрию напротив, и груды песка, и курганы под звездами, потом - девятерых, а потом и ...видеть, короче начинаете.

Кэт Кеменкири.

В тексте использованы стихи и песни М. Щербакова, Б.Г, С. Калугина и др. авторов, включая авторов.

Пески Универа.

Ненавижу! Люблю это делать. Зачем, ты, пожалуй , спросишь.
Не знаю я, но делаю это с мученьем.
"Катулл в классических и детских переводах"

Откуда в Университете столько песка? Конечно, все знают: город на берегу, университет - на бывшей окраине, где когда-то рыжели и осыпались в Андуин песчаные карьеры, проект плохой, рамы щелястые... И все-таки есть в этом есть что-то необъяснимое... . о чем боятся думать. Спросишь - отшутятся: "С прошлогоднего гололеда остался" - или про сгрызенный гранит науки... А песок устилает тонким слоем коридоры, забивается под одежду, примешивает свой шуршащий шепот к свисту ветра... И вдруг услышишь словно бы не к тебе обращенное: "Люди, еще глубже проникшие в природу Вселенной, полагают, что самый мир постепенно изнашивается..." И ничего не скажешь, внезапно обернувшись, но печальные глаза скажут друг другу ВСЕ. А потом будешь, позабыв о времени, вглядываться в пустынный пейзаж за окном, в унылые осенние поля, покрытые желтой и бурой травой, смотреть, как постепенно темнеет, как вспыхивают из далекого заката первые звезды, и среди них - Звезда, и будешь смотреть на ее биение, пока из свиста ветра не возникнет крылатый силуэт, потом разглядишь лицо, на котором живут только Глаза, а в них - Боль и Память, Память и Боль...

Откуда в Университете столько песка? Да он же из нашего ректора сыплется! Это мне Хэндар, приятель-однокурскник, сказал, еще в прошлом семестре, прямо на занятии по староэльфийскому. Мое громкое "хмы" прозвучало, видимо, несколько неуместно. По крайней мере, преподаватель обернулся и посмотрел на меня внимательно и злобно. Пришлось изобразить приступ безудержного кашля. Кажется , получилось убедительно, и он вернулся к своим грамматическим тонкостям. Правильно, пусть знает: хворые мы, негоже нас знаниями грузить выше положенного - все равно в голове не удержится.

Против самого староэльфийского я, кстати, ничего не имею. Да и для диплома он мне нужен - хоть и удивляются многие зачем это, мол, невежественным археологам... Особенно кафедра Древних Эпох старается - будто мы с ними не одни и те же Эпохи изучаем. А может быть именно потому. Одни глаза закатят, руки сцепят - и прямо из Летописи цитируют: "Они будут копаться в земле и не замечать того, что растет и живет на ней. Не одно дерево ранят удары их безжалостного железа..." Другие, кто попроще, шипят в спину: "Гномье отродье..."

Что до начальства нашего, мы и отрицать не собираемся: Гном - он и есть Гном. И что? Плохо копает , может быть? Или слишком хорошо будит некоторых сонных практикантов? Правильно, на то и археолог в Университете, чтобы первокурсник не дремал.

Впрочем, мне ли на межкафедральные препирательства обижаться? Я ведь знаю, за мной по коридорам свой шепоток идет, даже среди наших: "Дикие горцы... Им не дано..." Это, конечно же, Тиэлла со своими рунами. Я и на нее не в обиде - разве видела я от нее что-то, кроме добра? Придет утром на кафедру, достанет руны из мешочка - обязательно и мне предложит вынуть свою "дневную", назовет ее и объяснит подробно, что мне ожидать да чего опасаться - опасений почему-то всегда больше! И правильно делает, что объясняет - значения я еще хоть какие-то помню, но вот имена рун... Я уж давно поняла - выше это моих сил, и зову их про себя по-своему: "вороний клюв", "веник", "сломанная лестница"... Такое вслух скажешь - до конца жизни "факультетской достопримечательностью" останешься. Со знаком минус. Хотя ведь было же - помнила я все имена аж неделю подряд: три дня до зачета и три после.

Впрочем, руны - еще частный случай . Найдется немало таких, которые скажут, что эти, мол, и помнить не стоит - не то что другие, правильные, или вовсе не руны знать нужно, а другие Истинные Знаки... Но если сказать вслух, что я не желаю даже задумываться, по какой Летописи или по какому Преданию Все-на-самом-деле-было - тогда держись! А ведь из-за этого я и оказалась на нашей славной кафедре - и жалеть пока не собираюсь.

Это начинается с детства, хотя и не с самого раннего. Дома, хоть и сказки друг на друга не похожи, и героям их разные Сильные помогают или препятствия чинят - это все же Одно. Зато в школе (нужно же нас, горцев невежественных, к Великой Гондорской Культуре приобщать) - совершенно Другое. Затем, в интернате (это для самых способных из "диких") - вроде бы то же, но с таким количеством подробностей, что получается уже совсем Третье. А по коридорам, по спальням шепотом - Четвертое, Пятое, Шестое... Голова кругом идет. И что самое печальное - в памяти остается только это головокружение и полная неразбериха. Так что я поняла довольно скоро - так и будет, если я и дальше этой тьмой Истин, друг с другом несогласных, свою голову забивать буду, и для чего-то более понятного в ней уже места не останется.

А его на свете немало и запомнить его гораздо легче, чем последствия и доказательства всех темных Преданий... Вот, например, новость по интернату: этим летом мы не будем, как обычно, дергать местные чахлые корнеплоды - то ли они совсем не взошли, то ли их и посеять забыли. Зато будем участвовать в археологических раскопках . Что это за зверь, все представляли слабо , но все искатели Истин - а не искали их только самые ленивые да "безнадежные случаи" вроде меня - приободрились: Древность все-таки, древности, к Началу ближе. Соответственно, и к Истине.

Всю ночь в дороге мы проспорили на совершенно неожиданную тему: какой породы были орлы Манве? Кто-то (не видно лица в темном купе) утверждал, что орлы были грифами белобокими, кто-то из тамбура с дешевой "Ородруининой" в руке - что были те орлы краснорожими орлами-скоморохами. Мне было все равно, я знала только беркутов, да и то сомневалась в том, что они - беркуты. Я смотрела в окно, на мелькающие огонечки, и ждала, пока кто-нибудь, наконец, отвлечется от орлов и возьмет лютню. Конечно из Феанора Ортханского ничего не пели, больно заумен в последнее время стал, а вот из Берена Гондорского - многое, и как раз в тему: снега Валинора, да последние годы Нуменора, да храм с серебряно-черным куполом...Тот, кто выступал за орлов-скоморохов наконец выбросил папиросу в окно, и с увлечением пел:

Я был сияющим ветром,
Я был полетом стрелы....
...Смотри, как сверкают крылья
Ястреба в ясном небе,
Я знаю имя Звезды...
...короче, так мы всю ночь и не спали.

И вот наконец мы сидим на раскопе, немного клюем носом, а в основном работаем. День первый. Работа не тяжелая, скорее странная - перебирать землю, белые черепки в один ящик, красные - в другой, на прочее - звать начальника. Руки заняты, голова свободна. И кто-то уже спросил ближайшее начальство (взрослого, умного - в общем, третьекурсника): так что же говорит наука археология , как же Все-на-самом-деле-было ? А он - до сих пор помню - шагает в нашу сторону через еще низкие бровки, вертит в руках артефактакт какой-то и вещает: "Археология - наука точная. Нашел зеленый черепок - протри глаза. Если не помогло - ничего не поделаешь: зеленый он, и никакая Летопись этого уже не изменит." И тут же, напустив на себя "руководящий" вид: "А вы работайте, работайте. А кто интересуется - мы можем вечером обсудить этот вопрос."

Как ни тянулся первый рабочий день, а вечер настал, и те, кого еще не окончательно сморило, явились "обсудить" к одному из костров, вокруг которых восседали археологи. Разговор, однако, не сложился: студент, оторвавшись от лютни (единственный пока, позволявший себе петь из позднего и занудного Феанора, за что его еще больше уважали) , обрушил на головы моих соучеников с десяток культур, описав характерные для них вещи - и сон их все-таки сморил. А я сидела, как самой большой раскопной лопатой по голове приложенная, и всей собой, от макушки до пяток, чувствовала: Вот оно! Мое! "Зеленый он, и никакой Летописью это не изменишь..." В голове укладывается. И доверять нужно в первую голову себе, а не какому-нибудь эльфу невменяемому (который к тому же жил эпохи две-три назад). Да еще называется наукой, археологией.

Так что в тот вечер я молчала от потрясения чувств и разума, а назавтра явилась начальству с вопросами ("Так как же все-таки было?") Разговорчивостью студент (звали его, кажется, Фарамир, если только это было не прозвище) не отличался и сразу выдал мне стопку литературы - "А если вам что-то будет непонятно, мы этот вопрос обсудим". Идя через несколько дней за второй стопкой, я уже твердо знала две вещи: то, что буду археологом, и что в начальство я влюблена. Причем взаимно. Очевидным доказательством второго, кроме очередной порции ученых измышлений, служило и то, что имя мое он произносил не со второй заминки, как многие. (Тогда мне еще неведомы были такие прелести как, скажем, ранненгхатто-кхандская культура. А ведь курс "Основ археологии Средиземья" ими просто заполнен, и после его сдачи уже никакие имена не страшны). Впрочем, странная была "любовь": имя его я так толком и не выяснила, а когда на следующий год мне объяснили: "Нет такого, нуменорить поехал", - я, не задумываясь, что это за занятие такое, и не сильно огорчаясь, нашла себе следующую жертву с богатой библиотекой...

Все это в свое время привело к закономерному результату, а именно к тому, что в один прекрасный день мне пришлось заниматься многими делами сразу: мысли еще бродили где-то между поездкой домой и экзаменами, руки вытряхивали из карманов песок, язык поминал по этому поводу то эльфов то орков, а глаза с недоверием созерцали свою фамилию в списке поступивших на исторический факультет Гондорского государственного университете им. Денетора Мудрого.

И началась моя жизнь в ГГУ... ...о первых трех годах которой рассказывать вроде бы нечего. Кажется, мое физическое тело совершало все от него требуемое, а мозги были заняты книгами, которые я читала до, после и вовремя лекций и в любой свободный (и несвободный) момент - то есть все время, что не спала. Потому что, несмотря на летнее чтение на раскопках, я не имела, оказывается, ни малейшего понятия об огромном количестве классиков, основоположников и просто авторов фундаментальных трудов...

В библиотеке на меня уже через месяц махнули рукой и выдавали не по 10 книг, как положено правилами, а столько, сколько вмещал мой мешок (в котором я привезла из дома вещи, а до того отец много лет ходил с ним за дикими яблоками) - да еще одну в руки, читать по дороге. Ноги сами находили дорогу в общежитие, руки вставляли ключ в замок - а в голове бродила археология Лориэна (на редкость нелепая штука, кстати сказать) или история Второй эпохи: с детства я являлась домой, не задумываясь, как и куда иду.

На соседок по комнате я не обращала внимания, они, кажется, несколько раз менялись, в голове осела только последняя - активистка движения "За свободный Мордор" и одновременно капитан женской футбольной команды со странноватым именем Унголианта (сокращенно Лин). Возможно, именно у меня под носом ЗСМ замышлял свои диверсии,( как то: злостный отказ мыть окна в университетской библиотеке, митинг на главной пощади между мэрией и университетом (пять человек и десять глазастых старо-мордорских знамен), издание трех номеров газеты "Новости Барад-Дура.."и т.д.), но я фиксировала только то, что практически все гости моей соседки требовали у меня свободные стаканы под распитие чего-то там - названия не ведаю да и попробовать ни разу не предлагали, но посуду свою приносить не желали!

К третьему курсу мой мешок заметно полегчал. Во-первых, я научилась сначала вытряхивать из книг песок, во-вторых, с удивлением поняла, что число столпов и светочей исторической науки - а тем более археологии! - конечно. А мне пора осматриваться вокруг - на факультете в целом и на кафедре.

С кафедрой дела обстояли проще: нужно было определиться с темой своих изысканий. Всего лишь! Но, оказывается, прочитав столько томов, я пока что не удосужилась задуматься, что же конкретно меня интересует - наука археология, что же еще! Пришлось применить метод исключения.

О родных горах и думать было нечего: ими и на кафедре этнографии почти никто не интересуется. К тому же до недавних пор мои сородичи обращались с покойниками так, что могилы искать бесполезно - легче погребение эльфа найти.

После нескольких сезонов в качестве "этих интернатских, которые опять перекопов нарыли" и обязательных для обитателя нашей кафедры выездов на раскопки Старого Осгилиата или Минас-Итиля, я вовсе не жаждала заниматься Великой Гондорской Археологией - очень уж "населенное" место!

"Вы не думайте, у нас есть место всем, можете заняться изделиями из камня, только не из черного, ими только в нашей экспедиции занимается пять человек, а изделиями из серого камня - только двое, так что милости просим, любые изделия кроме антропоморфных изображений и не с растительным орнаментом..."

Таким образом кафедра (во главе с Гномом) заманивала в гондорские экспедиции - самые давние, крупные, хорошо организованные, самые веселые - что правда то правда - очень многих. Другим кафедральным развлечением остаются попытки обеспечить студентов, еще не разбирающихся что к чему, "Дохлыми Темами".

...ходят слухи, что список их существует в печатном виде, лежит под стеклом на гномьем столе, выглядывая из-под расписания заседаний Ученого совета. На столе том мне рыться не приходилось, но что до самих Дохлых - существуют родимые, притаились по всем Эпохам и поджидают первокурсников.

"Так вы не хотите заниматься изделиями из серого камня? И керамикой Пятой эпохи с зеленой поливой - не наливкой, поливой! - тоже? Что ж, возможно, вас заинтересует первобытная археология. Прекрасная тема на грани с областью теории и методики: о месте средне- и позднеоркской культуры в археологической периодизации. Вы только задумайтесь: организация на уровне каменного века, а оружие - поздний бронзовый и ранний железный, никак не раньше! Да и на более поздних эпохах не стоит ставить крест. Вот замечательная "незасиженная" тема : гондорские ритоны. Да, был классический труд, но уже довольно давно, с тех пор совершенствовалась методика.. К тому же в библиотеке кафедры хранится еще одна рукопись, не законченная и не введенная в научный оборот, что-то там с автором во время известных политических событий тридцатилетней давности нехорошее произошло... Кроме того, в последние годы было сделано много новых находок, они ломают классификацию, в них-то вся соль..."

Об оркских древностях не хочу и распространяться: замечательное сочетание мутной темы с неприглядным материалом! Да, а про ритоны - спасибо добрым людям не из начальства, объяснили: вся это "соль" последних лет найдена, опубликована и хранится в музеях свободного и независимого Рохана. Что означает: в экспедиции - не попадешь, публикаций на Всеобщем языке - не найдешь, в музейные фонды и с боем не прорвешься.

- Да они скорее в Валинор обратятся, чем к нашим специалистам! - сказала как-то Тиэлла.

А уж это она на собственной шкуре проверила. Вот уж не повезло человеку: всю жизнь занималась Древними Эпохами своих родных Златосумрачных Пустынь, защитила докторскую по тамошним антропо- и зооморфным изображениям на керамике... ...и случайно выяснила , что самые близкие аналогии уже давно находят роханские археологи - и не спешат их публиковать или кому-то показывать. Наибольший же ужас, безусловно, вызывает у них Великая Гондорская археология. Ее представители (в этом уверен каждый роханский хранитель коллекции и каждый младший научный сотрудник) только и жаждут заполучить драгоценные сведения и немедленно опубликовать их безо всякого указания на первооткрывателя. (Впрочем, всем известно, что после стольких лет "дружественного союза", в свободном и независимом Рохане подозрительны не только археологи...)

Единственная статья, к написанию которой Тиэлла чуть ли не угрозами склонила сотрудника Изенгардского музея , вышла по его настоянию в Златосумрачье, в малотиражном сборнике в переводе на местный златосумрачный язык.

Между прочим эпическая экспедиция Тиэллы явно заслуживала того, чтобы обратить на нее внимание. Как и сама начальница. Отец ее был из аборигенов Пустынь и работал в геологической партии, проводившей бурение на воду, которой руководила дама с соответствующего факультета ГГУ - ее мать. Очарованная Пустынями и особенно - некоторыми их обитателями, она там и осела. Дочери от нее досталось "неместное" имя, страсть к рунам и желание учиться в ГГУ.

Когда семнадцатилетняя Тиэлла, уже тогда девушка решительная, входила в одну из комнат приемной комиссии, там происходил интересный разговор. Один из принимавших документы (как и ныне, скорее всего - первокурсник, добывший справку о невозможности работать на раскопках) делился с другим впечатлениями о составе поступающих:

- Откуда только не едут! Из Морд... Восточного Гондора то есть - море, из Рохана - куча, из Шира - несчетное количество...

- Зря они так, - заметил его товарищ. - Наверное, не знают, что здесь еще и учиться нужно, а не только все праздники справлять.

- Да уж. Скоро, наверное, из Златосумрачных Пустынь понаедут...

- Да что ты! - утешил его другой. - Там даже самые умные читать и считать не умеют !

И тут же услышал за спиной подозрительно-спокойное: "Проверить хочешь?"

В последующие годы не только сей неудачливый студент но и весь ГГУ имел возможность убедиться, что Тиэлла умеет не только читать-писать, но также копать и -особенно- руководить. А также в том, что у Златосумрачья было далеко не сумрачное прошлое. Ее экспедиция докопалась до следов безумно древней цивилизации - тех времен, когда эти земли еще не были пустыней. Там было на что посмотреть - настенные росписи, множество глиняных фигурок мелких и не очень, те самые изображения на керамике... Письменности не наблюдалось, однако материалов для реконструкции истории и мифов было предостаточно. Кафедра Древних Эпох этому открытию вовсе не обрадовалась, более того - имела зуб на Тиэллу, ибо об этой цивилизации не помнила ни одна даже самая древняя Летопись.

Все это было так, но рассказы о запредельной жаре, проблемах с водой и железной дисциплине не прибавляли мне энтузиазма. К тому же каждому новому существу женского пола в своей экспедиции Тиэлла проявляла недюжинную подозрительность, и желающие там удержаться (а таких всегда находилось немало) должны были употребить на это все свои силы. И вообще, меня-то давно привлекали раскопки погребений, тем более курганов (хотя поучаствовать пока не случалось) - возможно, потому, что самой увесистой книгой в той первой стопке, когда-то прочитанной мной, были классические "Упокоища" (точнее, "Древности так называемых Упокоищ и современных им курганов Северного Арнора" , Новый Осгилиат, 253 год, коллектив авторов). Только как осуществить такую смелую мечту? Арнорский музей копает спорадически, и последние лет пять, по моим сведениям, денег на экспедиции не имеет. В Рохане предостаточно и курганов, и экспедиций, но это ж Рохан независимый... Посему я с охотой согласилась на предложение Хэндара отправиться в Северный Мордор, где некий престарелый тип из Института археологии уже много лет раскапывает могильник (правда, не курганный), приблизительно современный Упокоищам.

Поездка оказалась удачной - не иначе как в награду за безвозмездные стаканы активистам ЗСМ. Правда, двух основных признаков мордорской археологии - многодневных запоев и зверских ритуалов Посвящения - не наблюдалось. Вокруг тихого и безобидного начальника собрались не менее тихие и спокойные участники - и собрались именно с целью раскопать могильник, как это ни странно.

Среди каменных ящиков оказалось даже два неограбленных, да и в остальных местные жители кое-что нам оставили. Начальник же, расспросив подробно о моих интересах, радостно сообщил, что на нашей кафедре этими вопросами занимается его однокурсник, а если я уеду за неделю до Дня Археолога, то еще найду в Институте арнорского аспиранта, который собирается в разведку по родным краям и ищет желающих составить ему компанию.

Я с трудом припомнила, что на кафедре числится весьма пожилой преподаватель, кажется, занимающийся чем-то арнорским. На заседаниях кафедры он появлялся спорадически и обычно угрюмо молчал, спецкурсы читал редко и по бумажке, и числился за ним всего один аспирант, поставивший целью своей работы выловить все ошибки и неточности в "Упокоищах"... Что ж, вреда от такого руководителя уж точно не будет никакого, а встречу с этой древностью можно отложить до осени.

Перспективе разведки в Арноре я тем более обрадовалась, хоть и жаль было пропустить праздник. Да и на поездку домой, наверное, уже не будет ни времени, ни средств. Ну что ж, все равно я так и не смогу объяснить своим родичам, чем же я занимаюсь, и на день рождения я снова получу от кого-нибудь из них телеграмму с пожеланием "оркологических открытий"...

Арнорский аспирант появился в столице даже на день позже нас - меня и Хэндара, который убедил наш мордорский раритет, в том что ему(раритету) просто необходимо изучить синхронный погребальный обряд другой территории. Через три дня мы вылетели - удалось прорваться на прямой рейс до Форноста, удачи продолжались, - и уже по дороге выяснили много интересного.

Наш новый начальник, оказывается, только что "отнуменорил" . Так он обозначил свое участие в подводных раскопках, целью которых, в принципе, действительно было найти Нуменор. Пока что им попалось лишь несколько затонувших кораблей, гораздо более поздних, включая Шестую эпоху, но с массой интересных находок; попутно нашлась разгадка паре историй о бесследных исчезновениях... Судя по восхищенным отзывам аспиранта, огромную роль как в организации поисков, так и в создании музея в Серебристой Гавани играл некто Фарик. При ближайшем рассмотрении он оказался Фарамиром, моим первым раскопным начальством, заразившим меня археологическим сумасшествием. Я порадовалась за объект своих давних чувств, подумав однако привычно: и это не по мне. Плаваю я плоховато, да и грустно будет всю жизнь искать Нуменор, а найти лишь десяток рыбачьих шхун.

Уже в Арноре, где к нам присоединился сотрудник местного музея, выяснилась новость не менее отрадная: аспирант интересовался исключительно поселениями. По его словам, еще на археологическом кружке, где только и знали, что говорить об Упокоищах, он "получил стойкую аллергию к любому погребальному сооружению". Посему однажды вечером, у костра он, подражая государям древности (чисто арнорская привычка), торжественно заявил: "О Дева Гор, я дарю тебе все могильники моей страны, сколько бы их ни было!" (Он называл меня Девой Гор , даже когда объявлял подъем. Подозреваю, что дело было вовсе не в тайной симпатии (ревнивая версия Хэндара), а том, что "Тхардзим" было выше его филологических способностей, а "Тха" - слишком фамильярно).

А могильников действительно было немало. Как, впрочем, и поселений, так что довольна была не только я. Погода стояла пасмурная, но не дождливая, отчет украшался все большим количеством фотографий типа "Дева Гор с рейкой на фоне объекта N ...", "Объект N на фоне Девы Гор(без рейки)" На исходе второй недели, в конце маршрута нам надлежало проверить, существует ли еще на свете поминавшийся пару раз в одной из Младших Летописей курганный могильник о пяти насыпях. Он обнаружился, как и следы "археологических интересов" местных жителей. Иначе говоря, две грабиловки. Мужчины отправились делать внушения на тему "не рой где не надо", а я была оставлена присыпать обе ямы, благо не очень глубокие. Одна, похоже, не достигла своей цели, вторая же разворошила часть погребения. Присыпав безобразия, я подобрала то, что было выброшено вместе с землей: несколько странных - длинных и тонких - костей, в одной из которых застрял наконечник стрелы (странно, жертвенных животных так вряд ли убивали. Да и кого, по костям судя? Страуса, что ли?) и - вот удача! - небольшую печерневшую серебряную пластинку с отверстием, должно быть, подвеску, с орнаментом по краю и каким-то знаком в центре. Несмотря на рунный кретинизм, заявляю со всей ответственностью: на руну похоже, но в наборе у Тиэллы (то есть в классическом гондорском - и Человеческом) такой не было!

Мужчины вернулись, красочно описали свои диспуты с аборигенами, а я похвасталась находками, но разворачивать их не стала: слишком уж много времени ушло на то, чтобы завернуть их по науке! Что же до могильника, то я безо всякой внутренней борьбы признала, что готова раскопать его в следующем году.

Третья неделя нашей разведки прошла в Шире - якобы в процессе знакомства с особенностями местной археологии (по приглашению хороших знакомых нашего начальника). Да в общем-то так дело и обстояло. Для меня, по крайней мере, это было время открытий и воспоминаний.

Я поняла, что имели в виду те, кто, возвращаясь из здешних экспедиций с отъевшейся и перекошенной физиономией, на вопрос "Как там хоббитская археология?" только рассеянно отвечал : "Это да..."

Я вспомнила, как единственный раз в жизни, перед каким-то особо занудным зачетом ошиблась в общежитии этажом, и вломилась в комнату к трем хоббитам-почвоведам (закрывать дверь на замок им, по-видимому, в голову не приходило). Меня радостно встретили, налили полную кружку и не забывали подливать, а вообще-то не обращали особого внимания. Я прихлебывала и читала конспекты... Проснулась утром, на полу, с головной болью и с тетрадью в обнимку. Подержала голову под краном и отправилась на зачет. С одной из кроватей сонно донеслось вслед: "Не будите, ребята, нам к четвертой паре..."

Здесь же я выяснила, что больше двух суток подряд праздновать что бы там ни было не могу и не желаю, даже если это День Украденной Сгущенки (а праздновать всегда было что. Не зря, видно, сказывают, что на историко-генеалогическом факультете Ширского университета им. Мериадока Брендизайка археологи имеют доступ к документам поступающих и, выявив тех, чьи дни рождения приходятся на полевой сезон, начинают склонять их к изучению археологии...)

Я угробила массу времени и сил, привела в недоумение наших любезных хозяев - "зачем еще и это?!" - но все же посмотрела археологические коллекции Мусом-Хауса, мне, впрочем, мало чем полезные. Зато в процессе их изучения я твердо выяснила: не знаю, как ширская археология, но ширские двери и потолки уж точно созданы не для моей бедной головы...

Так и появилась я в стенах родного университета - с массой новых впечатлений и синяком во лбу. На кафедре бушевало распределение по темам. Четверо выбрали Гондор, двое (в том числе Хэндар) не испугались ЗСМ и мордорских запоев, одной девушке все же удалось удержаться у Тиэллы. Мое желание изучать арнорские курганы кафедра восприняла благожелательно, а новый научный руководитель - более чем философски: дерзайте, мол, девушка, постараюсь вам не мешать... И не мешал! Даже книгами меня в основном снабжал его аспирант, сопровождая их убийственными характеристиками авторов.

За год я написала объемистую работу, основной - и единственной, по совести - мыслью которой (если вытряхнуть песок и убрать "воду") было: курганов много, копали мало, публиковали еще меньше, анализом и вовсе не занимались, так что отпустите могильничек раскопать - может, что и проясниться...

Итак, дело дошло до организации экспедиции. Если кто не знает - после четвертого курса каждый обитатель нашей прославленной кафедры должен самостоятельно поруководить раскопками хоть чего-нибудь. Вариантов много: от своего угла на раскопе (где-нибудь в Старом Осгилиате) до своей экспедиции у Балрога на рогах (мой случай).

Кафедра дозволила мне и такой каприз, тем более что рабочей силой я неожиданно оказалась обеспечена. И не как-нибудь, а благодаря тому, что еще зимой, решившись, как давно собиралась, "осмотреться на факультете и в жизни", глупейшим образом влюбилась.

2

Началось все с моей соседки по комнате, все той же активистки ЗСМ Унголианты. Нет-нет, влюбилась я не в нее, хотя отношусь к ней с большим уважением: умеет человек найти время и на спорт, и на учебу, и на политику, да еще не без чувства юмора. Как-то я прислушивалась к разговору с молодым человеком столь же решительных взглядов, но, видимо, из другой организации. Стаканы на сей раз не просили, зато я навострила уши: речь шла о предоставлении независимости Арнору.

- Видела ли ты, - патетически восклицал он, - видела ли ты что-нибудь более бессмысленное, чем Федерация Шира и Арнора, бывшего Арнора...

"Сейчас ответит "Федерация Западного и Восточного Гондора, бывшего Мордора" или я - десятый назгул" - решила я.

- Конечно: лекции по эстетике. Ах да, ты же на них не ходишь, - был ответ.

...К слову сказать, университетские лекции по эстетике действительно претендовали на право быть более бессмысленными, что бы то ни было. Про преподавателя ( имя его запомнить никто не мог) ходили слухи, что в нем 75% орочей крови. Глядя на его почти интеллигентное лицо и слушая его сдержанный тенор, в этом можно было засомневаться, но стоило почитать учебник, где он цитировал всех летописцев, философов и ораторов Гондора, не удосужившись указать, где заканчиваются слова летописца-философа-оратора и где начнается он, любимый, становилось ясно, что не зря он носит прозвище Грышнак. На экзаменах он был сдержанно-злораден и, по слухам, брал взятки хорошим ширским элем. Эстетику университет ненавидел от всей души.

...Как-то зимой, когда я с изумлением размышляла над тем, что читать больше сегодня не хочется, а впереди целый вечер, моя соседка куда-то засобиралась. И вдруг предложила мне составить ей компанию.

- Знаешь, сегодня открывается дискуссионный клуб - здесь, в общежитии, в холле пятью этажами выше. Прелестная тема для начала - о прозвании нашего университета. По-моему, по этому вопросу каждый имеет хоть какое-то мнение.

Я - была не была! - отправилась на это мероприятие. Народу собралось довольно много, опоздавшие сидели на полу, и все оживленно высказывались на заявленную тему.

Дело в том, что почти каждый, кто рано или поздно узнает полное название своего родного учебного заведения - ГГУ им. 873 годовщины начала правления Денетора2 Мудрого, 26 наместника гондорского и прочая... - приходит в голову мысль: почему и зачем?

"Почему" также было известно практически всем. Было дело, и Пятая Наместническая Летопись (ПНЛ) о сем глаголет охотно, хоть и кратко: при гондорском архиве, огромном и запущенном, создали школы с целями не вполне ясными. Скорее всего, выпускники ее должны были стать переписчиками, да и разобраться немного в захламленном хранилище. Набирали их по указу Наместника насильно, и матери, сказывают, рыдали по ним едва ли не горше, чем позднее - по погибшим в Войне Кольца... К означенной войне начинание зачахло, да и после не до того было и Арагорну Первому, и нескольким последующим. Пока в уже означенном 873-м со времени правления Денетора году не образовалось нечто, в конце концов ставшее ГГУ. И когда уже в недавние времена задумались о том, чтобы увековечить эти два факта, то не придумали ничего умнее этого странноватого названия.

Каждый, усвоивший эту белиберду, непременно задавался вопросом "зачем?" и, не задерживаясь на нем, переходил к изобретению своего варианта - от Румила опять-таки Мудрого до предыдущего декана матмеха. Так что дискуссия бурлила и не собиралась утихать, хотя около половины присутствующих (включая меня), похоже, разделяли мнение одного рыжего мохноного хоббита: "Пусть называется как угодно - главное, что здесь кормят, платят стипендию и даже учат чему-то..."

В конце концов народ разбрелся по группкам, которые даже я уверенно определяла: радикал-технократы, аграрные либералы, ЗСМ, Роханские патриоты... Впрочем, около меня обреталась странная компания, определить взгляды которой никак не получалось. Состояла она, судя по всему, из нескольких первогодков, которыми верховодил старшекурсник в черном. Он-то в основном и высказывался - обычно коротко, негромко и печально, да еще непременно с намеком на второй смысл - который я, впрочем, ни разу не уловила, да и первый улетучивался из мозгов минут через пять, оставляя смутное ощущение чего-то очень умного. Один пассаж в голове, впрочем, удержался, ибо вызвал у меня мысли вполне археологические. Когда дискуссия в очередной раз повернула в сторону "чем древней, тем лучше", печальный юноша произнес:

- Тогда уж нужно вспомнить, КТО изобрел письменность и КТО написал первую книгу...

- И кто придумал говорить и мыслить... - отреагировал кто-то "беспартийный" из противоположного угла. - Эдак можно и до Эру дойти!

- Нет, не до Эру, - голос стал еще тише и печальней.

Юноша явно имел в виду кого-то конкретного - у меня даже появилась пара идей, кого, но его поняли по-другому.

- Правильно, и всяческие герои Нуменора тоже нам ни к чему. Зато автор теории научных методов, имеющей значение для каждой дисциплины, преподаваемой в Университете...

Скорбная компания откомментировала такой поворот беседы в своем кругу:

- Не вспомнили. Не хотят вспоминать.

- И не будут. Что для них ТЕ?

"Интересно, которые ТЕ?" - задумалась я, вспоминая оживленную научную перебранку о началах письменности в одном из последних номеров "Древностей Средиземья". Но пока я припоминала, сегодняшняя дискуссия закончилась, ГГУ остался при своем названии, а загадочная компания растворилась во мгле коридора.

Следующие несколько дискуссий, которые я удосужилась посетить, были, несмотря на разные темы, похожи - с любой сбивались на политику или "вечные вопросы" (с политикой, как ни странно, тесно связанные), разбивались на группки, предложенную мной тему "Откуда в Универе столько песка и как с этим бороться?" так и не ставили на повестку... А печальная и таинственная компания и ее глава, выражающийся столь же печально и таинственно, все больше привлекал мое внимание, хотя второй смысл его высказываний так и оставался неуловимым. Потому я впадала во все большую задумчивость, и вместо того, чтобы собираться поутру на учебу, печально созерцала стенку, а на лекции - верхний угол доски, куда лектор не дотянется, даже если подпрыгнет. Впрочем, на одной из лекций , выйдя из ступора, я поняла, что и вправду смотрю на узкую и носатую физиономию предмета своих размышлений: он оказался еще и моим однокурсником. Раньше я этого не замечала, что совсем не удивительно, если обращать внимание лишь на собственную тетрадь и книгу на коленях. Зато теперь очертания его замечательного типично мордорского носа приводили меня в трепет. Наверное, в этом что-то есть - наших-то горах все в основном курносые. Поэтому когда я вижу нечто длинных и благородных очертаний, к тому же приправленное томным и серьезным взглядом - не могу устоять.

Я не особенно задумывалась, зачем краем уха подслушиваю разговоры печальной компании на переменах ( "Память свята..." "Боль, какая же боль..." "Если всмотреться - она бьется как сердце...", и наконец - с разрывающей душу скорбью - "Опять зачет не поставил..."), а вечером перебираю в памяти загадочные фразы и патетические жесты, вспоминаю бледное лицо с одним из многих страдальческих выражений и фигуру типа "дунь - переломится" в свободно болтающихся на ней черных штанах и черной же рубахе с серебряными пуговицами... Да мне и не понадобилось думать самой - добрые люди на кафедре все объяснили.

Тиэлла:"Да ты никак влюбилась?" (Я(про себя): А, вот как это называется...) Тиэлла "Наверняка до сих пор не познакомилась? Поясняю: Сэлкора Мелди (хотя до второго курса, кажется, звался как-то иначе...) С кафедры Недавней Истории. Изучает солярные мотивы орнаментов крайнего севера и - почему-то - позднюю мордорскую фреску с Пятой по Шестую эпохи включительно" (Примем к сведению).Унголианта:"Да что ты в нем нашла?! Мало ли кто ходит в ГГУ с загадочным видом и белиберду городит! Да, да, белиберду - ты вытряси песок из ушей и послушай получше..." Хендар:"Ты погляди: он не то что носилки груженые - лопату не поднимет. Есть же и нормальные люди - хоть у нас на кафедре к примеру"(Явно себя в виду имеет). Тут уж я тем более молчала и не собиралась возражать. Глупо упрямый - упрямо глуп, глупо влюбленный - тем более, но я по крайней мере не собиралась увеличивать свою глупость, заявляя, что предмет моих мечтаний силен как тролль и сгорает от любви к археологии. Значит, не за это любим. За что - над этим я, продолжая свои преследования, опять-таки не очень задумывалась. Сэлкор же - да и его спутники, - похоже, были настолько поглощены своими туманными разговорами, что на мое постоянное присутствие никак не реагировали - до поры до времени, а точнее, до одного случая.

Я в тот момент, как обычно, делала несколько дел сразу: изображала, что внимательно изучаю стенд с фотографиями профессоров двадцатилетней давности, носком правого ботинка сгребала окрестный песок в небольшой курганчик и наблюдала все за тем же объектом - и вдруг заметила, что прямо на меня по коридору несется Хэндар. Я уже собралась посторониться: наше восходящее мордорское светило - личность увлекающаяся, сшибет и не заметит, но оказалось, что я ему и нужна.

- Привет, Тха! - мне сказали, что ты тут призадумалась, - взгляд в соответствующую сторону. - А мне только что попался наш староэльф и изрек, что на следующей неделе у него занятий не будет - какая-то конференция в Академии. Кстати, что с Недавней Историей? - Я ее в библиотеке просидел, о чем речь была?

- Третью главу того же маразма почитай. Про попытку путча в Изенгарде лет тридцать назад.

- Ну это не так печально, как падение Нуменора. Ладно, спасибо, я побежал.

Его топот еще удалялся вниз по лестнице, а около меня - вот дела! - неслышно нарисовался Сэлкор и громким сдавленным шепотом поинтересовался:

- Как он тебя назвал - "Тху"?

- Вообще-то "Тха". Уменьшительное от Тхардзим. А что такое?

- А тебя... - он почему-то смутился, - тебя никто не пробовал называть "Тху"?

На это я, чувствуя себя наглой и счастливой, не нашла ничего лучше, кроме:

- Можешь быть первым.

Он смешался окончательно, и пробормотав "Я подумаю...", вернулся к своим.

"Вот и представились" - без энтузиазма подумалось мне. Надо же такое придумать - "Тху"! Когда-то мне сказали, что мое имя напоминает жизнерадостный кашель, а такое и жизнерадостным не назовешь.

А между тем проходила весна, надвигалась сессия - и начало сезона. Дел было множество: я подбивала хвосты курсовой работе, с сожалением понимала, что года изучения староэльфийского недостаточно, чтобы разобраться в тех нескольких надписях на мечах, вокруг которых крутилось большинство публикаций. За краткостью и плохой сохранностью они имели не менее трех толкований каждая, я собиралась дать четвертое - что ж, отложим этот фундаментальный шаг до следующего года. Зато мне удалось отрисовать находки прошлогодней разведки- с пятой попытки, под ехидные, но полезные замечания арнорского аспиранта. Особенно я гордилась двумя рисунками серебряной подвески - в натуральную величину и размером в лист. Второе, свернутое в трубочку, я таскала с собой и предъявляла кому ни попадя. Впрочем, вся моя гордость нисколько не проясняла ее происхождение. Аспирант со словами "не наше это, мордорское наверное, Манве свидетель" посылал меня к Хэндару, а тот был занят не меньше моего и занятия игнорировал совсем злостно.

Я до такого еще не дошла, но в делах завязла до того, что на книги иногда не оставалось времени. Ведь еще нужно было организовывать мою экспедицию. Мы с аспирантом переводили стипендию и деньги из дома на телефонные разговоры и кляли на чем Арда стоит международную почту, поджидая письма из Форностского музея. Сам музей не имел ничего против: копать и деньги доставать придется не им, а спальники и старый нивелир одолжить не трудно. Ничего против, в общем-то, не имела и кафедра, если не считать того, что требовалось запросить у нее рабочую силу: вольное арнорское студенчество, как сообщили из Форноста, вообще не знало о таком звере как летняя практика. Мне всего-то и требовалось не более десятка первокурсников, но я была уже наслышана, какие театральные монологи можно получить в ответ на такие требования от любой из гондорских экспедиций.

"Конечно, дадим, конечно, ради науки и от себя оторвать не жалко, а студентов с каждым годом выделяют все меньше... Мы-то как-нибудь справимся, мы уже привыкли - все сами, от рассвета до заката, без выходных..."

Тут не только просить заречешься - сама в Минас-Итиль на все лето поклянешься уехать, хоть и шла за строго противоположным.

За раздумьями о подобных вещах я даже ослабила наблюдение за Сэлкором и компанией. Чем, похоже, вызвала обратную реакцию: однажды, когда я безуспешно пыталась вычислить объем будущих земляных работ, мое плечо медленно и крепко сжала чья-то холодная рука и раздался негромкий скорбный голос:

- Послушай, Тхардзим...

(Выговорил-таки!)

- Привет! - я немного ошалела: это был Сэлкор собственной персоной, и отпрыгнула примерно на шаг назад, ударившись о парту, - что стряслось??

- Я знаю... Мы знаем, Тхардзим, что тебя интересуют наши речи, Ты давно прислушиваешься к ним, давно и внимательно.

(Только не последние полторы недели).

- Я ни разу не слышал от тебя слов злобы и отрицания...

(и других слов, по-моему, тоже)

- Я думаю, настало время объяснить тебе ВСЕ. Пойдем. - он закрыл глаза и резким движением протянул руку ко мне.

- Прямо сейчас? Куда и зачем?

(Филиал ЗСМ? Или так в любви признаются?)

- Мы пойдем на десятый этаж. Ты скоро поймешь ВСЕ. Пойдем.

Руки я так и не подала, но Сэлкор, похоже. не обратил на это особого внимания, и мы двинулись к филологам. Что ж, что бы это ни было, хоть из здания выходить не нужно. А это уже не так печально, как падение Нуменора.

Когда мы вошли в небольшую аудиторию на кафедре сравнительно-исторического языкознания, меня почему-то сразу посетило ощущение, что я попала на зачет. Или хотя бы на семинар к строгой преподавательнице. За партами тихо и подтянуто сидело несколько человек (один, впрочем в обнимку с лютней, только это и удержало меня от позорного бегства, услышала даже последние слова нехитрого:

Звездочка моя ясная,
Как ты от меня далека...)

а в проходе стояла невысокая, но крепко сложенная девушка с типичной преподавательской прической "пучок", в сером деловом костюме с серебристой вышивкой у левого плеча (серо-черно-серебряное вообще, кажется, преобладало в аудитории, если не считать моего желто-зеленого балахона с этническим орнаментом и костяной побрякушкой на груди). Взгляд девушки мне тоже показался вполне "преподавательским", внимательным и злобным. И похоже, что я не зря приняла ее за руководительницу уж не знаю чего: к ней и обратился Сэлкор, только еще более тихо, печально и неуверенно:

- Данэ, это Тхардзим. Я привел ее. Думаю, она готова.

(Это уж точно не признание в любви. Интересно, бить меня не собираются?) Передо мной была Тьма собственной персоной. И не какая-нибудь неорганизованная, способная исключительно на мрачные разговоры - как Сэлкор со товарищи на факультете. Почему-то при взгляде на Данэ сразу думалось, что это что-то похлеще.

- Благодарю. - она некоторое время помолчала, опустив глаза, а затем резко воззрилась на меня (глаза темные и блестящие, я бы даже сказала, что красивые, но уж больно настойчивый взгляд). - Ты знаешь, как и кем создан наш мир?

Лучшего способа сбить меня с толку, пожалуй, не было. Что отвечать-то? То, чем в школе все мозги прожужжали, - или то, что мне все Предания знакомы, да душа ни к одному не лежит? Археологию раннего палеолита и проблему эльфо- и антропогенеза изложить - или просто сбежать?

Впрочем, почти сразу вмешался Сэлкор:

- Знаешь, Данэ, она вообще-то ничего особенного не думает... об этом...

(Это - комплимент?).

- Поэтому мне кажется, нет, - я чувствую, что нужно рассказать ей ВСЕ, а уже потом...

Мне пришлось выдержать еще один пристальный взгляд Данэ, после которого она изрекла:

- Пусть будет так. Внемли и запоминай, ибо Память - то немногое, что осталось нам...

- А сесть можно? - вставила я. Это, похоже, надолго: ВСЕ в трех словах не объясняют.

Данэ удостоила меня лишь жестом, я присела на парту, а она, помолчав, сцепила руки и хорошо поставленным, но низковатым голосом начала:

- Никто не знал, не знает, и вряд ли когда-нибудь узнает, откуда пришел он...

Да это уже какой-то вечер художественной самонадеянности на темы... Я очень скоро поняла, на какие темы. Еще до того, как было произнесено ключевое имя, к носителю которого я должна была, видимо, проникнуться лучшими чувствами, я прекрасно осознала, что передо мной не какие-нибудь эльфоманы или гномопатриоты и не "девушки оркских кровей" (как, слышала я, называли в шутку мою соседку по комнате). Передо мной была Тьма собственной персоной.

Особых эмоций это открытие у меня не вызвало. Такое предположение уже вертелось в голове - наряду с прочими: сторонники Возвращения Наместника, поклонники Нуменора, Борцы с Песком (кто такие - никто не ведает, но слух о засекреченном обществе гуляет уж очень упорно), ЗСМ опять-таки...

Ну что же, Тьма и Тьма. Между прочим, назгулов бояться - в Мордоре не копать. Этим мы вечерами в нашей тихой мордорской экспедиции развлекались(назгулов то есть боялись). Ночью, да у костра, да под звездами, и - жутким голосом "А прошлым летом местные видели на холме девятерых, в венцах и с мечами, а над ними вставала кошмарная тень Десятого... И поверьте - на следующую ночь все молоко в соседней деревне скисло, баба Гула подтвердит. А еще говорят, что ходит по экспедициям Черный археолог с Черной лютней и Черной лопатой, и где он побывает..." Года три назад один персонаж по мордорским археологическим целое лето фолклер собирал и уже две диссертации по фольклору этому успел защитить. Может, удастся узнать и от этих что-то полезное. Может быть, даже запомнить, все равно к какому-нибудь зачету пригодится, хотя с этим, похоже, хуже. Я не без интереса вслушивалась в рассказ Данэ, но энтузиазм мой активно убывал, под действием трех явлений, которыми рассказ сей был просто наполнен: туманные описания, полузнакомые имена и даты в непомерном количестве. Последние, честно говоря, особенно худо сохраняются у меня в мозгах в форме типа "ранним весенним утром 232 года 1 Эпохи, за неделю до Дня Серебра" . Куда привычней мне такие тирады моего тишайшего научного руководителя: "Никак не позже VI столетия до ч.э. [до четвертой эпохи], хотя аспирант мой утверждает, что это пятое, и берется доказывать, и убедительно, но я стою на классических позициях..."

Так что нить рассказа я постоянно теряла, и убедившись, что Данэ не следит за мной взглядом, разглядывала других обитателей аудитории (симпатичный светленький паренек в черной рубашке, в перчатках, несмотря на весеннее время, другой - постарше, угрюмый и с синяками под глазами; тот самый, с лютней - в какой-то особо патетический момент взял несколько аккордов - и больше не умолкал, так и слушали под аккомпанемент, впрочем, я была только за и поглядывала на него благодарно; сам Сэлкор - великие Валар, какой профиль, глаз же не оторвать!; еще три девицы, но их я не рассматривала - заворожил меня замечательный нос любимого). Все они слушали гораздо внимательнее чем я, хотя явно не в первый раз. Реагировали. Знали, когда уместно сжать руки, чтоб костяшки побелели (Угрюмый), застонать тихонько ( Селкор мой, кто ж еще), рвануть струны со всей силы (в дверь тут же просунулись: да потише вы, конференция напротив)... Меня , впрочем, тоже несколько раз передергивало, когда Данэ начинала излагать совсем уж анатомические подробности.

Но в какой-то момент мне стало совсем скучно, и я погрузилась в печальные размышления о том, что рано или поздно - хорошо бы до захода - ВСЕ будет рассказано. И от меня что-нибудь потребуют в ответ. Вряд ли автобиографию и средства на восстановление.. как там это чудо приполярной архитектуры?... замка Хэлгар. Скорее, на первых порах подойдет и безвозмездное вступление в их ряды. Или наоборот - яростное доказательство тезиса "Валар - хорошие!!!" Тогда тоже ясно, что со мной делать - переубедить или ликвидировать. Но чем больше говорила Данэ, тем отчетливее я понимала, что в ответ смогу ляпнуть не более чем "Спасибо за интересную информацию, приму к сведению" - и смертельно оскорбить их этим. Справедливости ради замечу, что то же самое сказала бы я хоть "наследникам энтов", хоть роханским патриотам, вздумай они меня просвещать, и даже, наверное, Борцам с Песком: цель, судя по названию, благородна, но где же результаты их борьбы?!

Пользуясь этим безразличием, язык мой, собираясь кого-нибудь обругать, поминает того, кто на него в тот момент попал: кому - назгула в спину и Умертвием по шее, кому - Тулкаса по дороге и Манве за компанию, кому - падение Нуменора на его дурную голову...

Зато, когда трудно, когда мозги уже скисли, а к завтрашнему семинару нужно прочитать СТОЛЬКО ЖЕ И ЕЩЕ ДВЕ ГЛАВЫ, если кого и вспоминаю, то только наших Сильных, горцев, о которых в сказках говорится, и чаще всего - Рыжую Кархлу : "Держи, Кархла, мою голову, а то развалится...", или просто "Стой, Кархла, рядом, а я уж как-нибудь сама справлюсь..." И пока вообразишь ее такой, какой она непутевых героев из беды вызволяет - рыжие волосы по ветру, за спиной - плащ зеленый вьется, едет на белом коне, а рядом с ней пес бежит, - глядишь, голова отдохнула немного и - вот дела! - уже что-то соображает. И вот что странно: кто бы не пытался меня в своих Преданиях убедить, всем наши Сильные как-то не ко двору: "Да если они и были, - должно быть, какие-нибудь эльфы заблудшие, а то и кто похуже..." А я и не знаю, были они или не были, только сказки наши люблю, да и учиться с ними - особенно с Кархлой - легче.

Пока я предавалась размышлениям, рассказ Данэ, похоже, подошел к концу. Она умолкла, тряхнула головой, сжала кулаки и глядя куда-то сквозь меня, произнесла явно давно заготовленную фразу:

- Теперь Он - там, а мы - здесь. И перед тобой - выбор. Если ты с нами - прими на себя Память и Боль, это все, что нам осталось... Конечно, победителям досталось больше, - криво усмехнулась она.

Все за ее спиной встали и впились взглядами в меня - в том числе и Сэлкор. В его взгляде читался неприкрытый интерес, что меня, несмотря на всю нелепость ситуации, весьма радовало. На некоторое время воцарилась полная тишина. Потом до нас начали доносится звуки с улицы - густые взвывы машинных сигнализаций (эти сигнализации бы - да в Третью эпоху, назгулы бы от зависти передохли), хохот какой-то компании, навязчивое хлопанье петард...

Я нервно окинула взглядом всю компанию, и вдруг поняла что все юноши до странности похожи между собой. Вблизи я, пожалуй отличу Сэлкора от прочих, но издали... Нет, еще конечно есть светловолосый, он и ростом пониже, и в перчатках. Это, кстати, что - в-Подражание-и-Память или просто Аллергия-на-все-на-свете-а-на-работу-в-особенности? Девушки, хоть я и не особенно приглядывалась, выглядели поразнообразнее, была среди них и одна рыжеволосая.

Пауза тем временем затягивалась, нужно было что-то отвечать. Выбирать. Что?! Что им ответить, у половины из них - Валар и Назгулы! - слезы в глазах стоят! В полной растерянности я начала боком слезать со стола. Но не успели еще мои ноги коснуться пола, как я с облегчением, тихой радостью и столь же тихим ужасом поняла, что меня несёт . А это означает только одно - никакой проблемы больше нет, сейчас я ляпну что-нибудь абсолютно с первого взгляда неуместное - за секунду до того не зная, что - но, как окажется потом, может быть и не единственно верное, но спасающее ситуацию, а вместе с ситуацией - меня. Заодно.

Такое случается редко, да метко. Последний раз меня, помнится, понесло на экзамене по первобытности. Преподаватель пожелал узнать от меня основные различия ранней и средней оркской культур и то, почему первая из них попадает в верхний палеолит, а вторая - сразу в среднюю бронзу. Я же при подготовке пропустила соответствующий раздел учебника безо всяких усилий: никогда не увлекалась оркской археологией, да и вообще первобытностью. В памяти застряла только карта памятников, но отнюдь не то, что они содержали...

И вдруг услышала свой голос, подробно доказывающий, что никаких особенных различий между ними, собственно говоря, нет, да и поздняя со средней - практически одно и то же, и никакой это не бронзовый век - мало ли кто им оружие поставлял, если сами они не научились обрабатывать камень хотя бы на уровне эльфийского неолита, не говоря уж о человеческом...

Преподаватель вывел мне пятерку еще на середине этого пассажа и долго еще, сказывают, ходил пришибленный: оказывается, я изложила ему новейшую теорию, известную еще в очень узких кругах. Я, впрочем, тоже вспоминала эту историю с тихим изумлением и как бы со стороны - так же, как сейчас будто со стороны слышала свой голос:

- Итак, он там висит и мучается (Данэ поморщилась, но промолчала), а мы здесь сидим. Значит, сидеть нужно не просто так. Можно, конечно, пойти с ним помучаться, да ему от этого легче не станет, да и слишком просто это, самому ничего делать не надо - виси да страдай... А вот у меня на примете есть могильник о пяти насыпях, по подъемке судя - темноэльфийский, и приглашаю я вас... - тут я оглядела компанию еще раз: восемь человек, не тяжелоатлеты, ну да нам не Барад-Дур копать. - ...и приглашаю я вас в качестве рабочей силы, недели на три...

Раскопки Барад-Дура, надо сказать, были притчей во языцах археологического мира в течение последних ста лет. Потому что от Барад-Дура остался один фундамент, составленный из огромных асфальтовых блоков (Ородруин рядом, асфальта - залейся.)Блоки были тяжелые и твердые, в отличие от нашего городского асфальта, крошащегося от кислотных дождей и металлических набоек. Таскать блоки было надо, потому как где-то под фундаментом, а точнее в его недрах висела намертво замурованная система лабиринтов. Короче, раскопки эти продолжались потихоньку без малого сто лет, энтузиазма никто не проявлял, а нам надо было ехать совсем не туда...

Ну вот, меня, кажется, принесло, а в аудитории повисла пауза, исхода которой я предугадать не могла. Наконец рыжеволосая девушка, подавшись вперед, поинтересовалась:

- Как это ты определяешь Темных Эльфов "по подъемке"? - она пыталась повторить ехидные интонации Данэ, но голос дрожал.

Что ж, здесь никакой тайны не было - и пришлось мне кратко рассказать о том, как на днях я наконец-то добилась от Хэндара ответа о происхождении знаменитой моей подвески.

Когда мне все-таки удалось его изловить, он, ссылаясь на завал по всем фронтам, попросил меньший рисунок на несколько дней: "в Мордоре точно есть что-то подобное, но не совсем. Посоветуюсь кое с кем, литературу посмотрю...Все-таки это была и моя разведка " - и пригласил зайти к нему через несколько дней домой, благо живет он на Университетской аллее, в трех шагах от нашего несуразнейшего здания.

Я появилась почти сразу после занятий, рассчитывая не только на консультацию, но и на обед, которым его сердобольная родительница потчевала его "однокорытников", заходивших за книгами или просто так - "заучились, поди, бедные..." Корыстный расчет оправдался по всем пунктам, и скоро я, развалившись в кресле, слушала соображения Хэндара о подвеске.

- Смотри, Тха, - он стаскивал с полки очередной том. - Орнамент тот же, знак другой. Это Минас Тирит, частная коллекция, прошлый век, обстоятельства находки, конечно, неизвестны. Есть еще одна или две, тоже энт знает где и откуда, так что с аналогиями намучаешься. Да, и вот главное, о самих знаках: сие - руны Темных Эльфов. Слыхала о таких?

- Да для меня все эльфы - темные!

- То есть как? - Хэндар посмотрел на меня так, что было ясно: понял он что-то более умное, чем я ляпнула.

- Сам что ли не знаешь - Лориэн твой несчастный, даже Рохану не нужный, "стоянки" под деревьями, палатки на деревьях, реконструкции от головы, ни одного погребения...

- Да уж...

(Правильно, ему ли не знать: не Хэндар ли уже после первого курса, настояв на своем, вместо обязательного Старого Осгилиата отправился в Лориэн со словами: "Настоящая эльфийская археология еще не создана!" ... и через два года не менее уверенно направился в Мордор, приговаривая: "...и вряд ли скоро будет создана на таком мутном материале!....")

- Да уж, Тха, знаю, но я не об этом. Были вроде бы такие эльфы, Темные. Древность непомерная, еще до Первой Эпохи, потому сведения, сама понимаешь, вполне мифологические, но идея о них бытует уже в литературе Второй Эпохи. Нет дыма без огня, а дым тот - пара арнорских апокрифов, несколько псевдонуменорских кусочков... (Для меня в свое время стало огромным открытием, что вся "нуменорская литература" на самом деле создана в начале Четвертой Эпохи. Все равно, конечно, древность, но Четвертая - это уже не то...) Мне об этой легенде что-то поведал один печальный отрок, сын отцовского друга, кажется, почвовед. И, кажется, Тьма. Я сам не все понял, а он не все знает. Но знаки под условным названием "темные руны" известны уже в Первую эпоху, правда только в конце Второй обнаружилось, что они - темные...

У меня уже голова шла кругом, а Хендар меня добил:

-Но вот тебе самое замечательно: они еще и люди.

- Кто - руны?

-Эльфы.

-Какие эльфы?

-Да темные же!

-То есть?

-Ну да. Я же говорю, не все понял, а он излагал не сильно систематически и вообще чуть не плакал... Ты же знаешь, у темных логику найти все равно, что у декана в докладе - умную мысль. И никогда не знаешь, что у них там веками передается, а что только что присочинили...Но, во всяком случае твой "страус" со стрелой, если, конечно, аборигены от него что-то оставили, претендует на то, чтоб быть первым известным погребением эльфа, и к тому же вообще едва ли не древнейшей находкой Средиземья... Вся лориэнская археология с мэллорна от зависти свалится! - Хендар изложил все это без особой радости в голосе, но меня идея захватила. Хочу найти погребение эльфа, будь он хоть трижды темный, хочу и все!

Все это я, конечно, не стала подробно излагать восьмерым представителям Тьмы, но, кратко изложив историю разведки и подвески, полезла в сумку за предметом своей гордости размером в лист. И едва развернула рисунок, как второй раз за день отскочила, ударившись о парту, - услышав хриплое и хищное "Дай!" . Данэ протянула к рисунку руки, да так и застыла на полдороги, а выражение лица у нее было просто непередаваемое. Я стояла, припертая к парте, думая, как бы спасти рисунок, а хорошо бы и себя. Но тут Данэ очнулась, все остальные тоже вышли из оцепенения, и воцарился базар птичий (и даже точнее - грай вороний: хриплые голоса и черные фигуры), из которого я улавливала мало, а понимала еще меньше.

- Это ее знак!

- Да, он...

- Восьмая руна...

- Серебро... Помнишь, как в песне?

- Конечно...

- Они ушли вместе...

- И обещали быть неразлучны всегда, в жизни и в смерти...

- И где же он?

- Подождите! - Тот-кто-в-перчатках властным жестом остановил галдеж и вспомнил о моем существовании. - Еще раз...как это нашли? И где?

- И где гарантия, что это не подделка? - поддержал его лютнист.

Ну что ж, раз такой интерес к археологии... Я снова взобралась на стол и несколько воспрянула духом (но рисунок держала полусвернутым и не спускала с него глаз). Так вот, еще в Младшей Ануминоской летописи, год - у меня в тетрадке, сказано, что какой-то государь остановился у Трех и Двух курганов. А поздняя ее редакция добавляет, что в Трех, по преданию, погребены славные воины прошлых, но не столь уж давних времен (а посему я надеялась на что-нибудь хоть приблизительно современное Упокоищам), а Два стоят с незапамятных времен. Так оно и есть по сию пору: два кургана стоят в стороне от других, да и пониже они - расплылись, почти слившись друг с другом. В одном из них-то все и было: грабиловка, подвеска, кость со стрелой (свои мысли о страусе я, понятное дело, не огласила). Так что о подлинности судите сами, по-моему, в Арноре подделки в раскоп подбрасывать некому, они там и не представляют толком, что такое археология, и вообще мало что представляют, но это уже о другом...

Эта тирада снова прибавила всем мрачности.

- Два кургана... - это Селкор.

- Два...

- А что за стрела? - снова светловолосый.

Стрела? Обычная, каменная. На эльфийский неолит похоже. А впрочем, в первобытности я тот еще специалист...

- Значит их все-таки убили...- Девушка, и так должно быть бледная от природы, теперь почти сливалась со стеной, на которую оперлась. - Убили...

- Но мы же давно это знали, - лютнист, шагнув к ней, положил руку на плечо.

- Конечно, знаем... Но каждый раз... когда вновь слышишь о ком-нибудь... - послышались уже откровенные всхлипы.

Лютнист усадил ее на стул, одной рукой обнял за плечи, а другую положил на лютню. Как он ей умудрялся одновременно ставить аккорды и перебирать струны не знаю, но послышалось негромкое треньканье, слабенькое, но верное, и он тихонько завел:

Полынь на губах горчит,
Под луной - блестит.
Вот меч серебристый,
А вот - серебристый щит,
Вот темные стелы
Летят остриями - в грудь.
Вот черная яма, и лечь бы,
Передохнуть...

Данэ покосилась на него неодобрительно и решила вновь взять инициативу на себя. Скрестила руки на груди ("не бойся: не трону"?), шагнула ко мне: "Я хочу увидеть... снова..."

Она склонилась над рисунком (какое внимание к моему творчеству!). Его же пытался разглядеть из своего угла, встав на цыпочки, светловолосый. И, видно, углядел-таки что-то, потому что внезапно ринулся к нам. Данэ остановила его и отвела руки от рисунка. (Смотри-ка, обучаемы на глазах. Глядишь, и копать научатся). Тогда всю энергию он вложил в слова:

- Мы не можем упустить это, понимаешь, Данэ! Ты же слышала: какие-то местные жители, по любопытству или злому умыслу... Если мы не спасем Девятый Знак... если он там...

- Он там. - Мрачный, закрыв глаза, медленно запрокинул голову. - Я чувствую это.

- Ты слышишь, Данэ?!!

Она наконец оторвалась от созерцания рисунка и ответила - правда, обращаясь ко мне, а не к вопрошавшему.

- Спасибо, Тхардзим. То, что ты открыла нам, чрезвычайно важно для нас... и для всей Арды.(Во язык-то, три эпохи как мир никто Ардой не зовет! Откуда терминологии только нахватались!) Поэтому наш долг - отправиться с тобой. Я сделаю все возможное, чтобы это произошло. Ты же весьма поможешь нам, если дашь мне... хотя бы копию этого рисунка. Сэлкор встретит тебя завтра. А теперь - иди, и да осияет твой путь Звезда!

И не успела я сообразить, каким образом следует попрощаться, как меня ненавязчиво вытолкнули за дверь. Оттуда же сразу послышались возбужденные голоса и треньканье лютни:

...И будешь ты биться,
как звезды зимой об лед,
И будешь ты драться,
Один, а врагов-то - рать.
А хочется - в яму,
На глину, во тьму - поспать...

Я, к собственному удивлению, находилась в коридоре филфака, а не в каком-нибудь мрачном зале, освещенном факелами, или посреди поля, заросшего... чем оно так заросло, маками или ирисами?

Нет, по коридору бродили вечерники, из соседней аудитории выбиралась, держась за голову, жертва какого-то коллоквиума, с кафедры сравнительно-исторического языкознания доносился звон стаканов - вечернее заседание, видимо, закончилось, и конференция перешла в следующую стадию... А мне нужно было, пока голова еще что-то соображает (держи ее, Кархла, я недолго, еще немного - и прямиком в общежитие), добраться до ксерокса: появился наконец повод сделать несколько копий со своего шедевра.

Если что и освещало мой путь, то плоховато - в половину луж я все-таки попала. Хотя, если учитывать, что творилось в моей голове, - претензии все-таки ко мне...

3

Утром я долго продирала глаза, выпутываясь из мутного сна, являвшегося, судя по количеству трупов, гибридом битвы на Кормалленском поле с Войной Гнева. Единого сюжета он, похоже, не имел, распадаясь на эпизоды, всплывавшие теперь поодиночке на поверхности моего сознания. Вот двое сосредоточенно рубят третьего мечами, а не менее пяти человек, преспокойно стоя рядом, уже оплакивают его. Это продолжается довольно долго, потом один из них все-таки бросается вперед с мечом - и двое тут же переключаются на него, тут же позабыв о первой жертве, которая падает, истекая прямо-таки ручьями крови... Или вот как у Него глаза выкалывают. Вот первый глаз, вот второй, а потом - третий, четвертый и пятый, а на десятом Курумо мрачно швыряет в угол шило и достает бензопилу, чтоб уж радикально - голову с плеч... Мрак, одним словом. Именно мрак, а не Тьма. Во всяком случае, хорошего настроения поутру не прибавляет.

Унголианта тем временем уже собиралась уходить - наверняка до занятий ее ждала пара антигосударственных деяний. Или деятелей. Поскольку, открыв дверь, она сразу вступила в разговор с кем-то, мне невидимым:

- Вы за листовками "Смерть коллаборационистам!"? Сейчас достану, берите-берите, всего 240 экземпляров - даже хоббиту плеч не оттянет...

Но коллаборационистам повезло - посетитель, как ни странно, был ко мне.

- Одевайся побыстрей, там кто-то тебя поджидает, - Лин уже стояла в дверях. - Мог бы и постучать, между прочим. Ну ладно, дело не ждет!

Когда через пару минут я высунула нос в коридор, там обнаружился Сэлкор, с отрешенным видом подпирающий стену.

- Утро добрым не бывает! - проговорила я, глубоко зевнув. - А постучать все-таки можно было? Я могу и до третьей пары проспать при случае.

- Я знал, ты выйдешь... Ты же обещала, Тхардзим, - тот рисунок...
- Так рано?!
- Я должен встретиться с Данэ до занятий. У нас мало времени и много забот - о нашем деле... и о твоем тоже.
- Вы, надеюсь, еще не передумали ехать? - поинтересовалась я, вручая две ксерокопии рисунка.
- Как можно! Это наш долг, Долг Памяти о Тех...
- Прекрасно. Между прочим, не позднее чем через две недели от вас - заявления типа "прошу принять меня на работу в качестве землекопа археологической экспедиции" на имя Гнома.
- На имя...
- Ах да, это кафедральный фольклор... На имя нашего заведующего. Заявления будут?
- Я надеюсь. Мы все надеемся. Их передам я... или еще кто-нибудь из нас. Как только Данэ добьется согласия... Да осияет тебя Звезда, Тхардзим! - печально сообщил он и повел в сторону своим замечательным носом. И что я в нем нашла? А ведь чувствую - настроение подниматься стало. Ведь пол-лета похоже в одной экспедиции проторчим.

"Интересно, чьего согласия? - размышляла я, провожая взглядом фигуру, все больше напоминавшую по мере удаления что-нибудь типа черного кипариса, колеблемого ветром туда-сюда. - Между прочим, я ему свой общежитский адрес не сообщала..."

С этого времени то ли моя наблюдательность увеличилась на порядок, то ли дурацкая влюбленность распространилась еще человек на семь, но не проходило и двух-трех дней, чтобы мне на глаза не попадался кто-нибудь из темной восьмерицы. Впрочем, дело было скорее в другом. Староэльф в очередной раз проявил свою вредность и, принял экзамен у обитателей кафедры Древних Эпох (ради которых преподавание и затевалось) в то время, когда на нашей разворачивалось совершенно непрогуливаемое заседание.( Фарамир мой приезжал, они там как раз береговую линию Серебристой Гавани периода Третьей-Четвертой Эпох восстановили) Выслушав по телефону сбивчивые оправдания (за себя и Хэндара), он милостиво согласился проэкзаменовать и нас. Только времени у него в обрез, дела, дела, с десятого этажа спуститься никакой возможности... К назначенному сроку он явился только с четвертой попытки . ("Ну что же, девушка, для чтения тех полутора надписей, в подлинности которых я сильно сомневаюсь, ваши знания вполне терпимы... Так-с, молодой человек, а зачем вам, между прочим, язык учить? Из вредности? Я неплохо осведомлен о вашей нынешней специализации..." И правда, зачем? Но этот вопрос задавать Хэндару бесполезно - "до кучи" и все тут).

Не ведаю, кто и зачем языки учит, но одного из вредности преподающего и особенно - сессию принимающего, - похоже, знаю точно. Получилось ведь, что больше всего нервов я потратила на экзамен, вообще-то с первого раза сданный - если не считать те три, когда мы-то к назначенному времени и месту явились, а вот многоуважаемый староэльф -увы... На эти увлекательные прятки ушло две недели, в течение которых обитатели кафедры Древних Эпох, давно уже язык сдавшие и забывшие, охотно делились воспоминаниями на тему "как он зверствовал". Я в таких случаях начинаю - хоть бы и без повода - дрожать и вспоминать, что я не знаю. ...Так что, учитывая визиты к двум милым девушкам с кафедры эльфистики, по дружбе объяснявшим все недопонятое, то недели две меня и Хэндара было гораздо легче обнаружить на филологическом факультете, чем на родном.

Что же касается темной восьмерки, то не менее половины ее представителей - лютнист, Данэ и еще две девицы - происходили с этого достойного факультета. И с ними то я виделась постоянно, мы друг друга узнавали и даже кивали - правда весьма сдержанно.

...Вот одна из них (та, что оплакивала объекты наших грядущих изысканий) говорит рыжеволосой (они вообще часто появлялись парой): "И всю ночь снится что-то... Просыпаешься - и нет сил вспомнить. Вроде и слов не было, был кто-то, смотрел... Только взгляд помню, может быть и не рядом, через окно, как лунный свет..."

...Вот лютнист пристроился у окна в конце коридора (а песка-то на десятом этаже поменьше - не долетает что ли? -... а лютня у него уже другая - та была обычная, только какой-то знак на грифе, а эта крашена в черный цвет, струны - в серебряный... :

Вели мне, Боже, все стерпеть. Но сердцу не вели.
Оно хранит уже теперь все горести Земли.
И разорваться может враз, и разлететься врозь.
Оно уже теперь, сейчас - почти разорвалось.

а слушатели изображают, что их внезапно заинтересовал стенд кафедры нуменорской философии. Лютниста я тоже слушала с удовольствием - Феанора моего любимого Ортханского он, похоже уважал. Впрочем, не только Феанора - были песни совсем незнакомые, а однажды, после какого-то зачета, который он явно не сдал, и будучи в сугубо поганом настроении, он вдруг грянул из "Валараукар":

И рухнул мне под ноги брат обагренный,
И крик бесновавшихся птиц
Метался над камнем, где стыл побежденный,
Сочась пустотою глазниц...
Брат мой, плащ мой белый,
Брат мой, плащ твой черный,
Брат мой, плащ мой черный,
Брат мой, плащ твой белый,
Брат мой!

Правда потом притих под грозным взглядом Данэ. Она вообще, похоже, не всегда одобряла его песни, а ему, по моему, было абсолютно все равно, что петь, лишь бы звучало хорошо.

... А вот и сама Данэ, которой (где-то в окрестностях кафедры гномистики) что-то упорно доказывает некто столь же мрачный, но мелкий... да это ж хоббит! Темный хоббит, порази меня Эру! Мрачно и упорно излагает что-то Данэ, причем одно из доказательств располагается, судя по всему, на его физиономии (интересно, какое? я-то вижу его со спины). Данэ, похоже, непреклонна, и в конце концов, заявив решительное "нет" (запрокинутая голова, скрещенные на груди руки, а в глазах - вполне человеческое удивление "Вот ведь дожили!"), удаляется. Ее неудачливый собеседник еще долго стоит посреди коридора (лицом, к сожалению, так и не поворачивается) . Да, странное зрелище - традиционно хоббитский костюм типа "сто одежек..", только без единого светлого пятна. А уж к волосам он, похоже, приложил просто нечеловеческие усилия (точнее, не-хоббитские) стараясь их распрямить...

Впрочем, не запомни я так хорошо занятия по сравнительной анатомии, преподаватель которой с милой улыбкой разъяснил нам, что "в ходе эволюции приспособленными к современным условиям оказались только две расы", я бы решила, что перед нами - какой-то неудачный гибрид гнома с чем похуже. И ,видимо, не только я:

- Что-то орки измельчали... - задумчиво процедил Хэндар. - Ну, где там этот столп языкознания?

Впрочем, самая впечатляющая встреча поджидала меня все-таки не во владениях филологии. Уже собираясь выходить из здания, я заметила у входных турникетов Данэ. Она, стиснув руки перед грудью, сосредоточенно поджидала кого-то. Я не решилась подойти - в таком состоянии, по моему , человека лучше не трогать. Все равно скоро либо кто-нибудь придет, либо ей надоест ждать - тут-то я и нарисуюсь узнать, как поживает подготовка к экспедиции с темной стороны. Краем глаза отмечая, что Данэ все там же, я отвлеклась на сценку, происходившую на контроле документов, который, как известно, звереет к лету.

Высокий мужчина неопределенно-пожилого возраста (худое аскетичное лицо почти без морщин, седые волосы до плеч трепещут на сквозняке), путаясь в собственном плаще, извлекал из весьма внушительной сумы одно за другим удостоверения различных цветов и размеров, видимо, не удовлетворявшие охрану. За его спиной уже собралась небольшая толпа, роптавшая по поводу затора, охранник нервничал, а "корочки" все прибывали. "Судя по количеству, ветеран всего чего угодно. Странно, на военного не похож" - помыслила я рассеянно. Между тем нужный документ все-таки нашелся (или он просто надоел охраннику?), и я с удивлением увидела, что "ветеран" направляется к Данэ, а та бросается ему навстречу, стремительно кланяется и кажется пытается поцеловать руку.

"Ветеран", похоже, смертельно этого испугался. Отпрыгнул и растеряно завертел головой. Так-так, на днях, помнится, одна из ревнительниц гондорской археологии делилась после заседания мыслями на тему "куда ушли хорошие манеры?". Надо ей сказать, куда...

Разговор этой красочной пары был недолгим. Ветеран некоторое время внимательно слушал Данэ, растеряно жевал губами и явно хотел что-то возразить, но не решался. По моему, он ее слегка побаивался... А через несколько минут он уже направлялся к выходу. Я, в три прыжка преодолев расстояние до Данэ, беспечно заявила:

- Привет! Как поживают заявления?

Реакция была молниеносной: жестом остановив меня, Данэ обернулась к дверям и крикнула: "Наставник!"

Тот, замешкавшийся у выхода, так же резко обернулся, плащ, взвившись за спиной крыльями, угодил краем во вращающуюся дверь. Нда, не знаю, в чем наставлял Данэ этот деятель, но к созданию беспорядка в людных местах у него были просто феноменальные способности! Когда толпа студентов, жаждущих вырваться из родного Универа, освободила его ( кажется, без особого ущерба для одеяния) он ухитрился повторить сцену на контроле документов (сократившуюся, впрочем, раза в два), и наконец направился к нам. Данэ вытянулась в струнку и отрывисто произнесла:

- Простите меня, Наставник. Это очень важно. Вот она, Тхардзим.

Я ожидала допроса, не менее подробного, чем в тот памятный вечер на филфаке, но "ветеран" с непонятно что выражающим "Да?" воззрился на меня. Его взгляд возымел довольно странное действие: мне почему-то сразу вспомнилась зимняя сессия прошлого года - самая мерзкая в моей жизни, и участливая физиономия преподавателя методов исторического исследования (по прозвищу Прелесссть), произносящего: "Девушка, для вашего же блага вам просссто необходима пересссдача..."

На какое-то время эта красочная картина целиком завладела моим вниманием. Наконец я, произнеся "Брррр!" и подумав "Это было давно и неправда", встряхнулась, но "ветеран" в очередной раз направлялся к дверям. Как ни странно, он благополучно вышел, в тамбуре мелькнул профиль - вполне мордорский - и я подумала "Вот таким будет Сэлкор в старости," - и даже не поняла, хорошая или плохая это новость. Впрочем нет, профиль-то не изменится. Кто же это был такой, интересно?

- Тебе больно, Тхардзим? - Данэ, хоть и немного опоздала с сочувствием, похоже, прекрасно представляла, какое действие оказывает ее наставник на неподготовленные натуры.

- Было, и давно. Ну ладно, я не об этом. Так что же с заявлениями?

- Будут через два дня. Их принесет Сэлкор... или еще кто-то. Ты, думаю, видела, он... он дал согласие. И только что подтвердил его.

- Да?! Что-то не заметила.

- Он посмотрел на тебя и просто кивнул. К чему слова? К несчастью, все давно уже понято...

И она скрылась, в очередной раз пожелав мне Звезды (интересно, как все-таки следует на это отвечать, если не относишься к Тьме и к отделению астрономии на физфаке?).

Заявления действительно явились в свое время. Как обычно, я только возвращалась из Универа (зачет + библиотека), Унголианта уже собиралась куда-то убегать, а на моей кровати лежала неизвестная науке папка черного цвета.

- Лин, это что за новости на моей территории?

- Приходила тут одна рыжая не так давно, просила тебе передать. Я спросила, от кого - "она знает". Я спросила еще раз - она представилась-таки, от стеснения заикаясь: "У-у-углука я ..." Я таких за версту вычисляю! Это ж надо - такого имени и стесняться! Я ей целую лекцию прочла, что таким гордиться надо, развернуть его, как знамя... Что у тебя за друзья - никакого боевого духа! Собрать бы их, да поучить как следует...

(Таких научишь, как же... А вообще-то, кипя праведным гневом, что бывает нередко, Унголианта по-моему становится похожа на свою тезку. Феерическое зрелище.)

- Ну да ладно, у меня тренировка. Кто что принесет - как обычно, мне под кровать.

Унголианта умчалась с футбольным мячом под мышкой, а я села изучать содержимое черной папки. Это действительно были заявления, и выловленная из них информация меня даже порадовала. Некто Иллерн обретался на почвоведческом (интересно, который из двух? и не он ли просвещал Хэндара насчет Темных Эльфов?) - должен быть по крайней мере немного знаком с экспедиционным бытом и полевой документацией. Другой юноша подвизался на отделении астрономии (ага, Звезда! ну, это наверняка мрачный... следовательно, почвовед - Тот-кто-перчатках?! и копать он будет в них же??) - астроном при случае должен знать, с какого конца в нивелир смотреть (а нивелир-то еще раздобыть надо). Наконец, четвертая девушка (я ее почти не запомнила - кажется, она не сказала ни слова, отрешенно глядя пространство) оказалась с факультета фундаментальной медицины - надеюсь, ее фундаментальности хватит на излечение простуды, перепоя и последствий удара лопатой.

Через несколько дней я с трепетом восседала в Гномьем кабинете, а наш заведующий с ехидной ухмылкой изучал документы, относящиеся к грядущей экспедиции, а также мое заявление с просьбой провести следующий после нее месяц на уже знакомом мордорском могильнике.

- Так-так, девушка, едем в Мордор через Арнор? Славный маршрут, описанный в Летописях и Сказаниях - советую перечесть перед выездом в поле... А кто же ваша рабочая сила и сколько их?
- Тьма, - ответствовала я гордо.
- Тьма - это человек десять?
- Тьма - это идеологическая принадлежность.
-Девять, то есть? - заинтересовался Гном.
-Восемь. В Форносте, скорее всего, присоединится сотрудник местного музея.
-Ну на него-то не очень рассчитывайте... И местных нанимать не советую. Одним словом, Арнор - это Арнор. Не зря Арагорн оттуда ушел... Тем не менее желаю удачи. И не забудьте подписать в бухгалтерии все положенные документы.

Бухгалтерия обрадовала меня пачкой бланков, по объему превышающей мою курсовую. И вообще весь следующий месяц прошел в бесконечных согласованиях, выбивании денег, аппаратуры и т.д. Причем это все нисколько не проясняло для меня, какой же будет моя несчастная экспедиция, как именно я буду ей руководить... Хорошо тем, у кого "все давно уже понято"! А ведь при этом нужно было еще сдавать сессию - История Южных земель, гондорское источниковедение и прочие, не менее мутные предметы.

Форностский музей слал депеши - малопонятные и слабо обнадеживающие. Но, по крайней мере, по договоренности с местной администрацией нам уже были обещаны "два (2) нежилых строения на окраине населенного пункта". Интересно, что под этим скрывается?

- Хэндар, это же вы в село ходили, ты не помнишь там у околицы какие-нибудь "два нежилых строения"?
- А, были сараи какие-то. Один, по-моему, без крыши.
- Ничего себе?!
- Тебе же честно написали - "нежилые". И без крыши- только один. Натянешь тент - будет камералка.
- А может быть, второе при этом без стены?
- Ну это не так печально, как падение Нуменора. Особенно если твоя Тьма возьмет спальники. А в Форносте, глядишь, сыщется пара-тройка раскладушек...

Все это и многое другое я, конечно, передавала - то Сэлкору, то Данэ лично (все другие попадались реже). Ответ был один: да, да, конечно, обязательно исполним, это наш долг, а собраний никаких не нужно - и так у всех мало времени и много забот... Из чего следует (или я - десятый назгул), что собрания проводились, только без моего участия. Оно, может быть, и к лучшему, наверняка там царило столь же мрачное настроение, а может быть время от времени появлялся и пресловутый Наставник нервно-паралитического действия.

Кроме спальных мешков, я озадачила темную компанию внушительным списком продуктов. Ибо, судя по прошлогодним впечатлениям, на месте без долгих поисков купить можно было только ширский эль и орешки к нему - тоже, кажется, ширские. Прочие продукты появлялись редко и нерегулярно, и завозились тоже, похоже , из Шира. Похоже, если бы не Шир с его сельским хозяйством, жителям Арнора оставалось бы одно из двух - умереть с голоду или заняться земледелием самим. Пока особых признаков такового я не заметила. Вообще-то вопрос, чем питается и чем занимается большая часть населения Арнора, оставалось для меня загадкой, и я опасалась, что даже повторное прибытие на место не разъяснит ее. Знаю-знаю, есть еще Лихолесье и историко-культурный заповедник Раздол, но древесина и туристы пока что не относятся к продуктам питания.

Сессия тем временем подошла к концу. "Черные" с филологического несколько оживились, лютнист снова стал появляться со своей неизбежной лютней ( а то недели две ходил с "нуменорскими хрестоматиями" подмышкой и на просьбы спеть отвечал мрачно - "ага, а про лингвистические последствия падения Нуменора вы мне расскажите?"). Я даже однажды сама завела с ним разговор ( тоже радостная была, источниковедение сдала и постановила в этот день больше ни к каким конспектам не притрагиваться):

-Молодой человек, раннего Феанора, я вижу, вы любите, в этом мы с вами сходимся...

-Замечательно, - улыбнулся он (единственный, кажется, из черных, позволявший себе это время от времени), - Нам жить пол-лета в одной экспедиции, было бы обидно не сойтись во вкусах...

-А из позднего? - вопросила я, - Ну из самого последнего? Или тоже скажете, что совсем непонятен стал?

Он недовольно поморщился, но ответил:

-Да, скажу... Но уж если девушка просит... Пожалуйста...

Пока он пел , я вдруг поняла, что Селкор как-то начинает отходить на задний план. Но нет, чтоило мне увидеть его профиль где-то в глубине коридора, как все встало на свои места... А лютнист таки нашел у Феанора нечто, вполне подходящее к имиджу:

...Некто почти прозрачный, спускался к лодке,
Веки прикрыв - на ощупь, на плеск, на звук.
Двигался он - и что-то в его походке
Горло сжимало тем, кто молчал вокруг...

4.

... Итак, сессия почти закончилась. Осталось с облегченным вздохом донести зачетки до деканата. И - самое главное - пережить Великую Отвальную, ежегодно справляемую студентами кафедры. Одной из ее главных особенностей (наряду с приметой "больше выпьешь - больше накопаешь") были традиционные взаимные подарки. Некоторые из них были уже давно каноническими: отправляющимся в Златосумрачье все кому не лень несли воду в бутылках и прочих емкостях; тем, чья экспедиция признавалась самой дальней (последнее время таковыми считались "нуменорцы") доставался увесистый мешок с "песком Универа" - для ностальгии... Хэндару перед его последним отъездом в Лориэн преподнесли - это ж нужно было еще отыскать! - огромных размеров древний зонтик "для спуска на раскоп из лагеря".

Традиционная конкуренция подарков существовала между раскопщиками Старого Осгилиата и Минас-Итиля. "Гондорцы" выражали шумные соболезнования "моргульской дружине" и раздавали им "охранные амулеты" - внушительных размеров камни и дубины, расписанные украшающими рисунками и знаками. Из Мордора отвечали подарками более разношерстными, иногда дававшими начало новой археологической моде - как это случилось с харадскими разноцветными вениками. В прошлом году я, по просьбе Хэндара и компании добывала через Унголианту некоторое количество футболок и головных платков - черных с изображением Багрового Ока. Судя по впечатлению, которое облаченное в них "грозное начальство" производило на нервных первокурсников, это было началом нового поветрия.

Вечеринка удалась, Большая кафедральная аудитория заполнилась до отказа, дым стоял коромыслом, все наперебой старались оправдать примету... Разговор шел поначалу чинный, задавали тон опять-таки многочисленные "гондорцы": обсуждались достоинства и заморочки новых оптико-электронных нивелиров производства Эсгаротского завода точной механики, закупленных кафедрой к этому сезону. Мордор тоже подавал отдельные суждения - им перепало несколько штук, в том числе и Хэндару, которому предстояло руководить раскопками отдельного могильника, расположенного на соседнем отроге хребта, через ущелье от своего ископаемого научного руководителя.

Между прочим, мне нивелира пока не досталось, из Форноста писали, что, мол, "где-то валялись старые, может быть даже исправные", а Гном меланхолически заявлял: "ну если до Отвальной вопрос не решится, зайдите ко мне на следующий день утречком..." ("утречком" - после Великой Отвальной-то?!) Держа в уме все это, я подозрительно косилась на два свертка в углу, уж очень знакомых по очертаниям. Но нет, мне наверняка достанется увесистый "мешок для ностальгии".

Разговор тем временем перешел на экспедиции, и в том числе на мою: неужели не боюсь я, совсем одна, в каком-то Арноре, где не знают, за какой конец лопату держать, да еще с такими работничками...

- Ничего, Тха - девушка смелая, уже второй год уживается в одной комнате с Унголиантой Гхаш собственной персоной.
- Правда?!
- Правда.
- О, Лин со товарищи - люди серьезные, шутить не любят, окна мыть - тоже, того гляди своего добьются, как-то тогда мордорская археология существовать будет...
- Ну и пусть, - отозвался кто-то политически беспечный, кажется, из "нуменорцев". - Станут такими же тихими, как РФХ...

...Революционный Фронт Харада после завоевания Харадской демократической республикой независимости прославился деяниями двоякого рода. Во-первых, пятью неудачными попытками украсть элефанта, на которого их республика якобы имела неотъемлемое право, из столичного зоопарка. Несчастное животное тихо скончалось через месяц после пятой попытки - должно быть, от нервов. Во-вторых, для выведения родной культуры на средиземский уровень активисты РФХ усиленно торговали предметами собственного народного творчества, иногда довольно странного вида.

Археологов среди них интересовали, конечно, не маски предков(довольно грубо сплетенные из веточек саксаула) или церемониальные барабаны (для пущей важности харадцы утверждали, что барабаны делаются из человеческой кожи, но сведующие люди говорили, что барабан из человеческой кожи должен звучать на полтона выше), а раскрашенные красными, желтыми и зелеными полосами метелки, известные как "харадские веники". На родине они, кажется, использовались для стряхивания пыли с богов или вождей. Но на гондорских раскопках последним писком моды считалось сметать ими последние пылинки с какого-нибудь ценного артефакта.

Впрочем, за исключением веников мы мало что знали о деяниях харадримцев: большинство из них училось в Университете Единства народов Средиземья, как раз для подобных народов и созданном. Мне в интернате тоже довольно упорно предлагали туда поступать. Я отговорилась отсутствием кафедры археологии...

Разговор тем временем затих, и дело естественным образом дошло до песен. Обитатель второго курса (с которым мне, кажется, еще предстояло пересечься в Мордоре) безжалостно терзая лютню, патетически выводил:

Звезда, покажись из-за тучи,
Не дай мне бесславно упасть!
Я назгул могучий, но пьяный
Настолько, что еле бреду.
Когда за бутылку садился,
При мне были сила и власть,
Потом - потерял их так крепко,
Что утром едва ли найду...

"Слышишь? Слушай - слушай! Новенькое и как раз для тебя," - мне в спину уперлось два, а то и три дружеских локтя. Кстати, лютня-то у нас верно будет, только какие песни под нее будут петься?

Учитель сказал бы мне с болью:
"Зачем посещаешь трактир?"
Зато Ученик бы как гаркнул -
И Эру бы понял : сердит.
А я на любое согласен,
Да оба покинули мир,
Мне пить запретив напоследок -
Но кто же теперь проследит?!

Кстати-кстати, а как моя Тьма, интересно, относится к питию? Мне почему-то представлялись на выбор два противоположных варианта - полная трезвость или полный загул, причем мрачный и отчаянный. И то и другое работе не на пользу.

Страдания пьяного Назгула между тем закончились, и Хэндар, приговаривая "Кстати, о назгулах... Кстати, о Мордоре... Кстати, о технике..." стал пробираться к двум подозрительным сверткам. Дело неуклонно двигалось к подарку в мой адрес. И уже было понятно, какому : "нуменорцам"-таки достался песок, и они, уже не очень обращая внимание на окружающих, обсуждали планы на сезон.

- Как тебе новая идея Фарамира?
- Которая? Донырнуть до Храма лично?
- Нет, поискать Арведуи Арнорского. Того, что во льдах сгинул...
- А, еще лучше: подледное ныряние.
- Фарик надеется успеть до нового льда.
- Тогда у нас только июль, а потом оттуда и выбраться-то трудно.
- Ну ничего, не успеем - у лоссохов перезимуем.
- Ага, и к весне нас от них уже и этнографы не отличат.
- Ну, не скажи, есть один верный признак...

Но что это за признак, мне так и не довелось узнать. Как раз в этот момент Хэндар, с минимальными жертвами и разрушениями добравшийся до двух свертков, витиевато оповестил всех о вручении мне "весьма полезного геодезического прибора, известного также как нивелир мордорский".

Вот я и дождалась! Следовательно, в меньшем мешке- сам нивелир, после случившейся с ним таинственной истории стабильно врущий на "- 13", а в большем - тренога, которую кто-то видимо во время одного из особо дождливых и скучных сезонов превратил в образец современной восточногондорской (ну мордорской, мордорской!) резьбы по дереву. Что ж, имея некоторую привычку (а я приобрела ее в прошлый сезон) этим чудом техники можно пользоваться, а уж его происхождение должно искренне обрадовать моих работничков...

Возвращение мое с Великой Отвальной затрудняли два обстоятельства: нетвердая походка и мордорская тренога за спиной. Поэтому когда в коридоре общежития, где, как обычно, горела одна лампа из трех, от стены отделилась темная фигура, я не успела убежать с воплями к выходу раньше, чем опознала Сэлкора. Он, видимо, опять подпирал стену в ожидании моего появления - хотелось бы верить, что из симпатии ко мне.

Впрочем, из последовавшего за обычным "Послушай, Тхардзим..." града вопросов вытекало, что скорее - по поручению Данэ, уточнявшей перед отъездом последние мелочи. О нуждах экспедиции я способна рассуждать в любом состоянии, поэтому поспешила разразиться ответным списком: спальники уже есть? а лекарства? а продукты по списку? а мыло и прочая гигиена?

- Мыло? Мыло-то будет... - задумчиво произнес Сэлкор, на предыдущие вопросы лишь кивавший, а его вечнопечальную физиономию ненадолго посетила улыбка. Я сочла за лучшее считать, что он умилился моей заботой, но спать хотелось настолько, что толком осмыслить, и тем более развить свой успех не было никакой возможности.

- Сегодня последний день Праздника Ирисов. Я поздравляю тебя, Тху... - услышала я уже в дверях. Интересно, это мое восприятие отрубилось на половине слова, то ли Сэлкор наконец воспользовался полученным ранее позволением называть меня именно так?

Голова поутру была квадратная, но к Гному идти больше не требовалось, и я спокойно (насколько позволяла головная боль) рассуждала на тему : так, Праздник Ирисов. В конце сессии, да еще на несколько дней. Хорошо-то как, а то от самого Дня Воссоединения с Восточным Гондором до Дня Украденной Сгущенки и отметить-то нечего.

Очень скоро, как ни странно, наступил момент, когда было сделано ВСЕ. Подписаны все бумаги (уфф...). Получено благословение научного руководителя.("Ну-ну, дерзайте, девушка, я ведь тоже что-то копал там в юности. И летал, по-моему, тоже через Лихолесье". Вестимо, летал. На Великой Отвальной рассказывали, как для начала, по рассеянности залетел он в Глухоманье - "Похоже ведь называется, что тут поделаешь?" Дело было во времена "Дружественного союза", и проблем с роханской таможней тогда еще не было. Зато с прямыми рейсами - были уже тогда. А поскольку вся остальная экспедиция улетела на два дня раньше и никаких проблем с географией не имела, т о первую с лишком свою неделю в поле археологи провели, справляя все мыслимые и немыслимые праздники - в том числе и День Географа...)

И наконец, на руках у меня были авиабилеты - правда, только до Лихолесья. Но этим летом с авиацией не везло не только мне. Неделей раньше Гном, затеявший было грандиозную аэрофотосъемку, вернулся в гневе от начальства столичного авиаотряда, не согласившегося с ним по всем пунктам. Население кафедры разбегалось, приговаривая: "Начальство не сердится, начальство комментирует ситуацию..." - а Гном провозглашал на весь коридор : "Назгула бы сюда! Наз-гу-ла! Хоть одного! Тогда за две недели будет полная археологическая карта Средиземья..."

В один день с нами отбывала и экспедиция "мордорской редкости", причем их грузовик уходил утром, сами они отправлялись вечером, а мы улетали днем. Я напросилась грузить вещи - "я тоже ваша... только через месяц" - надеясь затем привлечь Хэндара и еще кого-нибудь проводить меня до аэропорта: вещей-таки набралось порядочно. Хэндар склонил к выполнению этой миссии того студента, что повествовал о страданиях пьяного назгула, и вот мы уже ехали в переполненном автобусе через весь город.

Мелькнула Мэрия, Старый Университет, и наконец-то - мы, как нарочно, надолго застряли у светофора - во всей красе предстал Фонтан. Рог Боромира, чтоб его... (Рог то есть, конечно. Боромира мне тоже, впрочем, хвалить не за что - какая от него польза археологам? А какой погребальный комплекс был, по песням судя! А теперь разве что "нуменорцы" что-нибудь случайно выловят). К последнему юбилею столицы его (Рог) опять отреставрировали, и кошмарная конструкция сверкала свежей краской, что ей, увы, красоты не прибавляло.

- Кстати, о гондорских ритонах... - радость и ехидство у нашего "друга назгулов" прямо-таки фонтанировали. - Если бы они и вправду выглядели ТАК, я бы от них прошлой осенью еще не так отбрыкивался...

(Ага, вот еще неудачная жертва Дохлых Тем. Впрочем, по выражению его усатой физиономии можно заключить, что "отбрыкивание" доставляло ему искреннее удовольствие. Как и созерцание этого скульптурного произведения, к настоящим гондорским ритонам, по счастью, имеющего малое отношение).

- Что ж поделать, - вступилась я более за ритоны, чем за Фонтан, - ставили его давно, тогда ритонов было известно штуки три, и все неисправные. И тогда еще думали, что он из этого рога вправду пил, а не трубил в него...

(Да, ставили его не так давно- лет тридцать лет назад, и почти сразу же, при событиях известных, разнесли почти начисто - причем уже под конец, безо всякой стратегической выгоды - просто боеприпасы остались... И кто просил его восстанавливать? Нет, пожалуйста, Фонтан - из руин, Университет - на окраину, в центре только биологи да психологи остались: первые тихие, вторые странные, но тоже неопасные. Лучше бы уж наоборот: Фонтан - куда-нибудь в поля, здание - Старого Универа - в приличный вид. А то наше новое - это Фонтан в архитектуре. И песок вместо воды...)

- Между прочим, - вдруг заявил Хэндар, - я недавно в "Роханском археологическом вестнике" видел милую статью. Автор доказывал, что Боромир и пил и трубил из одной и той же посудины. Почему, мол, нет - и там и там рог с двумя отверстиями...

- Ну в "Роханском археологическом" еще и не то напишут...

Между тем автобус наконец тронулся, и "друг назгулов" теперь уже с неподдельной печалью произнес:

- Хорошо тебе, Тха, - а нам мимо него вечером проезжать, когда подсветку включат...

Да, Фонтан вечером - это серьезно.

В аэропорт мы прибыли заранее, но я решила раньше времени на назначенном месте - под табло - не появляться, а, выбрав удобную точку обзора (из-за ближайшей колонны) поглядеть, как собирается моя экспедиция. Начальству, между прочим, не только простительно, но и положено задерживаться.

В означенной точке уже стояли, разговаривая, двое - высокий мрачный и Тот-кто-в-перчатках. Оба периодически поглядывали в сторону. Оба периодически поглядывали в сторону, где разворачивалась живописная сцена: Углука никак не могла распрощаться с толпой родственников. Дело было вовсе не в силе чувств: родичи пытались прибавить к ее трем сумкам еще одну, а девушка отчаянно отпиралась. Но вот она решительно направилась к дверям - ага, увидела свою вечно бледную подругу - и родичам удалось-таки впихнуть в третью сумку несколько свертков из четвертой...

У дверей же, точнее за ними и за стеклянной стеной, можно было наблюдать картину не менее любопытную. Ко входу в аэропорт пробился, буквально распихивая такси и автобусы, довольно потрепанный "Хоббит" черного цвета, и, лихо развернувшись, остановился. Отважного водителя мне, к сожалению, не было видно: заднее стекло, помимо знака "За рулем - инвалид", украшала черная занавеска.

Зато пассажир скоро показался: из правой дверцы выбралась Данэ, достала из багажника две сумки, подошла к водительской двери, чуть приоткрытой. Сказав, видимо, несколько слов водителю, она принялась ее закрывать, да только странновато: уж очень медленно и носом чуть не к ручке наклонившись... Нет, одно из двух: либо у меня видения от недосыпа, либо она опять кому-то руки целует!

Неведомый инвалид среагировал молниеносно: дверь захлопнулась, едва не прищемив Данэ нос, и "Хоббит" умчался со стоянки аэропорта со скоростью, для этой модели вообще-то невозможной.

Данэ это смутило мало. Она поправила прическу, водрузила сумку на плечо и, решительно взявшись за другую, направилась к дверям. Уже в зале, на виду у всей темной компании, к ней наперерез кинулся неизвестно откуда взявшийся Сэлкор - не иначе как тож за колонной караулил, зараза! - и, схватив одну из сумок, впереди Данэ понесся к остальным.

- Так.. - многозначительно произнесла я. - Моргот тебя за пятку...

( Впрочем, ругательство ли это для Сэлкора?)

С двух сторон тут же раздалось дружеское шипение: "Ревнуешшь?"

Дабы прекратить дальнейшие безобразия (с любой стороны), я решила, что настало время направиться к своим подчиненным. Да и вообще, Девятеро Одного не ждут. Даже если он - начальник экспедиции.

Мои спутники перетащили багаж и поспешили удалиться. Впрочем, Хэндар успел обменяться удивленными взглядами со светловолосым (Ага, тот самый. Почвовед. И про темных эльфов знает, но не все.), а "друг назгулов" жизнерадостно выдал:

- Чем вы там летите? "Гва-42"? Мерзкая машина, падает часто. Эру судья ее конструкторам, легкого пути за Грань пассажирам...

Хэндар влепил ему легкую затрещину и за руку потащил к выходу.

Почти одновременно со мной к компании присоединился лютнист, чуть не перелетев через один из моих - точнее, экспедиционных - узлов (не иначе как охвачен вдохновением). Его провожал внушительного вида дед с окладистой бородой, вовремя поймавший задумчивого внука за шиворот. Затем он стряхнул с него воображаемую пыль, застегнул верхнюю пуговицу куртки, подкрутил пару колков на выглядывающей из рюкзака лютне и со словами "Ну давай..." хлопнул его по плечу и удалился. Парень, удержавшись на ногах, вздохнул с явным облегчением и загадочно улыбнулся девушкам. (Я злобно глянула на Сэлкора. Он улыбнулся гораздо более бледно, зато слегка поклонился. Похоже, не совсем безнадежен. Ну да в поле разберемся...)

Наконец. Появилась последняя участница - та загадочная девица их фундаментальных медиков - в полном молчании (вместо приветствия - тот же легкий поклон). Тронув Данэ за плечо, она передала ей небольшую бутыль непрозрачного стекла. Та со словами "Ты сделала это... Благодарю" некоторое время подержала сосуд перед глазами, затем старательно упаковала в сумку и решительно скомандовала: "На посадку!"

"На посадку" - подтвердила я (кто здесь начальник?!).

До самого взлета я только тем и занималась, что пересчитывала багаж и своих спутников, мало замечая все прочее.

Полет поначалу доставил мне мало удовольствия: моторы гудели над ухом, пилот считал нужным резко менять высоту каждые две-три минуты, а усевшийся рядом мужик, видимо шахтер-вахтовик, направлявшийся в Серые Горы, пытался рассказать мне, как они весной напились на День Воссоединения с Восточным Гондором...

Вскоре он уснул, и это сильно облегчило мне жизнь.

Тем временем под крылом блеснул Андуин, мелькнули неопознанные горы, потом все затянуло облаками - впрочем, не без просветов.

"Он летал в тишине" - довольно громко сказала Данэ на ухо мрачному (они сидели прямо передо мной).

Тот неопределенно пожал плечами - это можно было принять и за "Да , летал..." и за "Да, летал, и - что?". Углука немедленно достала из одной из сумок некий внушительный фолиант и уткнулась в него. Лютнист тихонько барабанил пальцами по спинке переднего сидения.

"Мы тоже летим - хоть как-то и хоть куда-то", - заключила я и разрешила себе до самой посадки не думать ни о чем, кроме пейзажей за окном - по-другому все равно не получалось.

В полете трудно не только делать что-либо, но даже думать. Остается вглядываться в мелькание картин за окном. Отсюда, с высоты, да еще в просветах между облаками так легко не заметить на земле следы деятельности людей... Будто и не было их - шумных и вздорных, оснащающих города электричеством и украшающих окраины заводами... Еще немного, и вместо однообразного грохота моторов услышишь переливчатый свист воздуха, рассекаемого черными крыльями... Почувствуешь, как встречный ветер становится холоднее - приближается Север... Увидишь внизу еще первозданно-прекрасную Арту, еще почти чуждую Боли, и не успевшую обрасти Памятью, увидишь на гребне горизонта крылатый силуэт - и отвлечешься на секунду от своей Боли и своей Памяти, потому что в дороге - какая же Боль? Какая Память? - Прошлое уже отлетело на своих черных крыльях, будущее не наступило, а ты паришь между Землей и Небом словно в первый день творения и слышишь музыку, и губы сами шепчут певучее слово - Айнулиндале...

Часть вторая.

Грусть земли.

"У тебя шея кривая" - сказали верблюду.

"А что у меня не кривое?" - ответил верблюд.

Харадская пословица.

...Не ты идешь по Пути, но Путь проходит через тебя. К поездам сентенция эта неприменима: поезд и путь неразделимы в Вечности. Поезд растворен в дороге, и ты вкушаешь ее сладкий хлеб, жизнь твоя невыносимо, невозможно легка, как тыква-горлянка, как тополиный пух, когда плещется в стаканах кипяток, и заглядывают в окна купе лица пробегающих мимо фонарей, и даже в глазах попутчиков Память сменяется чистой и сияющей бездумностью, и Боль отступает на те несколько часов, когда все пропитано ритмом и дрожью колес. И остаются на заваленных скошенной травой полустанках крылатые силуэты, и никаким черным ветрам не догнать тебя этой ночью, и сколько не будет захлебываться голос лютни и звать Его - Он не появится, ибо поезда - не Его стихия. Спите спокойно, светлые, скорбите спокойно, черные, этой ночью - спокойствие станет вам общим домом, вас баюкают такие большие темные крылья, что поезд совсем -совсем невидим, а может быть и нет его, поезда, а есть только огромная Тьма и мерцание далеких огней на горизонте...

"Йелэлэннэ!" Нет-нет, ничего ужасного не произошло. Просто Великий Западный Экспресс (? 2, само собой) в который раз встал, я решила сделать то же самое - узнаю, что за полустанок он уважил на этот раз, долго ли еще до таможни, да и не спалось в любом случае - и третий раз за вечер повстречалась лбом с третьей полкой. Да, отвыкла я поездом ездить: каждая уважающая себя гондорская и большая часть мордорских экспедиций имели свои машины, а в прошлом году нам больше повезло с самолетами:

Пока я, путаясь в собственных ногах, добралась до расписания, поезд уже ехал дальше. Так и есть, стоянка 2 минуты, - следовательно, даже на улицу не выпускали. А таможня: таможня будет еще нескоро. Поезд наш именовался "экспрессом" (пусть даже и ? 2) не иначе как в насмешку. От настоящей "Серой стрелы" его отличало не только отсутствие отделки красным деревом и вазочек со свежими цветами на столиках, но и скорость передвижения. Двигаясь по тому же маршруту, от Эсгарота до Серебристой Гавани, этот поезд не пропускал ни одной хоть немного приличной станции. А посему мы, погрузившись в него в Лихолесье ранним вечером, должны были прибыть в Форност никак не ранее десяти утра. Зато, соответственно, и стоило такое удовольствие как раз по карману нашей компании "бедных археологов".

Залезать обратно совсем не хотелось, а в соседнем "купе" как раз происходил тихий, но довольно оживленный разговор. Аккомпанементом ему служил громкий храп с боковой нижней полки, который вообще-то и был причиной относительной тишины: все боялись разбудить живописного вида бабусю, зная, что жизнь им после этого медом не покажется. Старушенция погрузилась в поезд одновременно с нами, в Лихолесье и, не утруждая себя поиском места, обозначенного в билете, согнала с ближайшей нижней полки двух девиц лет десяти. На удивленный вопрос их матери, кто она, собственно, такая, бабуся ответила, что она - учительница Всеобщего языка в младших классах, а спать она будет именно здесь, - и сопроводила свой ответ порцией выражений, к литературной части Всеобщего языка вообще-то не принадлежащих. Это был, конечно, не Малый матерный загиб Моргота Бауглира и даже не Речи Феанора, и все же:Желающих возразить не нашлось, и бабуся некоторое время гордо восседала на завоеванной территории, а затем, соорудив внушительных размеров самокрутку, отправилась с ней в тамбур. К ее возвращению окрестные пассажиры нашли и привели проводника, но, похоже, его запас нелитературных выражений оказался беднее. Так что ему пришлось смущенно объяснить, что девочкам - или тому, кто согласится с ними поменяться - придется, видимо, переночевать на том месте, которое записано в билете этой дамы - да-да, на том конце вагона, аккурат около туалета: Все, что может сделать он - это выдать в виде компенсации за моральный ущерб второе одеяло. По погоде не требовалось и одного.

Довольно скоро "эта дама" уснула и, несмотря на характерный храп, все ее соседи вздохнули с облегчением. Теперь они вели беседу на самую подходящую для позднего вечера тему - страшные истории, благо, помимо дамы с девочками, на окрестных местах было еще не менее двух семейств с детьми, ехавших отдыхать куда-то в район Серебристой Гавани. Я присела на угол нижней полки и прислушалась.

- Мы там уже были прошлым летом, там такое по ночам делается: - увлеченно говорила одна из девочек. - Летающая Голова по ночам приходит. Прилетает, то есть.

- И что? - поинтересовался парень лет двенадцати.

- Ну, я сама не видела, но все говорят: смотрит она как-то особенно.

- И все?!

- Зато на кого она посмотрит, у того потом весь день голова болит и зубы тоже.

- С чего это вдруг?

- Потому что у нее, у головы, у самой все болит. А что у головы болеть может? Зубы. Ну и сама голова.

- Как "что"? Уши, например. Глаза. Если очень постараться, и язык заболеть может.

(Судя по уверенному тону, парню когда-то удалось "постараться". Хотя болтливостью он вроде бы не отличается:)

- Ну, не знаю: Про язык никто не говорил:

- А чтобы ее прогнать, - вступила в разговор ее сестра, - нужно всех Валар, не запнувшись, перечислить. Тогда Голова укатится. Улетит, то есть.

- У-у, я их и на уроке литературы не вспомню:

- И никто не может. Поэтому у всех голова потом и болит, - наставительно заключила девочка.

Дети какое-то время помолчали - видно Голова с повадками вредной учительницы литературы произвела впечатление не только на меня. Взрослые в это время ехидно обсуждали детали ее (Головы) автономной жизни.

- Это еще ничего - приходит, смотрит, и всё: - произнес наконец мальчик. - А вы слыхали про Глаза-на-стенке? Это не легенда какая-нибудь, а чистая правда. Мне один парень прошлым летом рассказал, а его родители знали кого-то из того же дома: В Минас-Итиле есть один район, называется Подгорный, там дома новые строят. И вот одна семья собралась себе квартиру купить. То одну выбирают, то другую - и то им денег не хватает, то еще что-нибудь не подходит: Наконец им говорят: есть, мол, одна квартира, как раз для вас, только ее никто брать не хочет. Отец пошел ее смотреть, нормальная квартира, двухкомнатная. "Почему же ее никто брать не хочет?"- спрашивает. "А тут - говорят ему строители - Глаза-на-стенке". "Почему же это?" "А мы сами не знаем. Они сами собой появились как-то ночью: приходим утром на работу, а на стене - Глаза. Они прорабу очень не понравились, и он велел их закрасить. Маляр закрасил, а назавтра глаза опять вылезли. Прораб опять недоволен. А маляр ленивый был - и решил их мастерком выколоть. Так и сделал, только Глаза опять появились, маляр скоро до белой горячки допился, а прораба за воровство уволили". "Ну ладно, - сказал отец. - Нам глаза не помешают, мы их ковром завесим". И вот въехала семья в квартиру, мебель поставили, ковер тот самый повесили: А глаза уже на ковре появились, только их среди цветочков никто сначала не заметил. А под ковром телевизор стоял, и отец его все время смотрел. Проходит неделя - стал он какой-то мрачный. Жена его спрашивает: "Ты, наверное, устал?" А он отвечает: "Я все вспомнил," - и смотрит как-то странно. Потом стал за голову держаться, стонать по ночам: Делать нечего, вызвала жена врачей, увезли его в больницу. Заскучала она без мужа, стала каждый вечер на его любимом месте сидеть, перед телевизором. А Глаза-на-стенке на нее с ковра смотрят: Через неделю и она какая-то мрачная стала, домашние дела забросила, стала со слезами по квартире бродить:Дочь ее спрашивает: "Тебе, наверное, без папы грустно?" - а мать на нее смотрит и говорит: "Я о нем теперь и не думаю, я все вспомнила". Дочь уже хотела врачей вызвать, а мать ушла из дома и больше ее никто не видел. Остались дома сестра и брат. Сестра, чтоб не скучно было, стала к себе подружек приводить каждый вечер, телевизор включать на полную громкость:Только подружки старались поскорее уйти - не нравилось им что-то, а сестра наоборот все дольше и дольше перед этим ковром сидела. Сначала до полуночи, потом полночи, потом до утра: А через неделю просидела перед ним целые сутки, а потом открыла окно, закричала: "Я все вспомнила!" - и прыгнула вниз. Остался мальчик в квартире один. К нему, конечно, соседка приходила, кормила, и всё такое - но тоже старалась поскорее уйти. Поиграл мальчик во все свои игрушки, стало ему скучно, и начал он по квартире бродить, все вещи трогать. Дошел до ковра, встал на стул - увидел Глаза-на-стенке. Ткнул он в один глаз пальцем - и выколол его, ткнул в другой. А глаза опять появились. И второй раз то же. А на третий раз вместо глаз появились Черные Руки, схватили его и утащили, и больше его никто не видел.

Некоторое время был слышен только храп пресловутой учительницы - история возымела действие, близкое к нервно-паралитическому даже на меня. Впрочем, в моем случае эффект несколько облегчался тем, что в интернате ходила история весьма похожая - только действие, кажется, происходило в столице. А кроме нее - отдельный сказ про Черные Руки и еще несколько других, из обязательного в этом жанре набора - например, "девочка, не покупай Сильмарилли на базаре!" Печальная, что ни говори, история: решили родители, куда-то уезжая, дочь порадовать, дали ей денег - "купи себе, мол, что хочешь на базаре, только Сильмарилли не покупай!" - и ничего ей в голову лучшего не пришло, как купить именно их - нечто в мешочке, предложенное темной личностью. Немедленно по совершении сделки темная личность испарилась, а девочка сгорела дотла:

Дети как раз воспроизвели и эту, и еще пару подобных историй, я уже начала клевать носом и раздумывать, не залезть ли обратно, но тут кто-то из относительно взрослых, включившись в разговор, изложил тоже довольно хрестоматийную историю о проклятом кладе и поинтересовался у меня, как к этому относится наука археология. Ответив, что сколько отчеты ни смотрела, ни заговоренные, ни проклятые клады не попались, я посмотрела на поскучневшие физиономии собеседников и заявила, что в отчетах попадаются чудеса и похлеще. Меч-Отмщение, например.

- Который вышел из могилы короля и заколол его убийцу? - поинтересовался мальчик (а за стенкой, между прочем завозились - Данэ, что ли, не спится?).

- Ну уж не знаю, что он делал в древности, а ныне пылится он в фондах Института археологии, а деяние за ним числится одно, но весьма замечательное:

МЕЧ-ОТМЩЕНИЕ. Археологическая легенда

Во времена сугубо недавние среди прочих светил и столпов науки обретался в означенном Институте и Куруфин Морарэ, или попросту Курумо. Занимался он в основном роханскими курганами Третьей-Четвертой эпохи - благо, Дружественный союз еще был в самом расцвете - и был этот Курумо известен многими странностями (склонность к запоям, замечу, присутствовала, но странностью не считалась - мы все-таки об археологах говорим). Например, его отношение к мордорской археологии (Нет-нет, я не из ЗСМ. Просто то, что мы копаем, называлось именно так. Вот когда Эпохи через две раскопают Подгорный район и найдут Черные Руки - будет "восточногондорская археология). Так вот, мордорскую археологию он не то что не любил, а просто не уважал. "Дикие земли и никаких мало-мальски приличных находок!" То ли дело его роханские курганы - "какие там котлы! Какое оружие! А узда:" (о котлах, оружии и конской упряжи Курумо написал докторскую и мог говорить о них часами) "А у вас: Ну, об узде я не говорю - орк на орке, что ли, ездил? О котлах тем более - какие котлы: поймали да съели. Но ведь даже меч приличный найти невозможно!" И с какими бы сюрпризами не возвращались экспедиции, ничто многоуважаемого Куруфина убедить не могло. И мордорские корифеи, мрачные и суеверные, кропили злобу и говорили, что когда-нибудь Археология сама отмстит ему, как сочтет нужным.

И вот однажды случилось - заболел, кажется, кто-то внезапно, - что совершенно необходимо было раскопать необычно большой курган близ городища Барад-Дур, а все означенные корифеи уже разбрелись по своим экспедициям, в то время как Курумо только собирался выехать в сторону Рохана. Его чуть ли не сам директор Института увещевал: выручай, ты у нас, как-никак, лучший специалист по курганам: Он и согласился.

Курган оказался странный. Куруфин ведь как привык: рохорримы - люди хозяйственные (кое-кто, правда, на том же основании говорит - ленивые), пока человек десять в один курган не зароют, следующий строить не примутся. Правителей, правда, по одному в кургане хоронили, да только "Какой тут правитель?! Главный Орк, что ли?". Однако копает Курумо, копает, идут конструкции деревянные поганой сохранности и каменные гораздо лучшей, а погребения все не видать. С одной стороны, все основания клеймить, как обычно, мордорскую археологию, с другой стороны - обидно, сам же копает. Срыл насыпь - а она с двухэтажный дом была, - пошла яма, и пока на рост человеческий в землю не ушла, погребение не появилось. А как появилось - тоже никому легче не стало. Кости не лучше дерева сохранились, чуть что - рассыпаются, инвентаря при них - никакого, да ко всему еще и оказалось, что покойник этот несчастный стоя похоронен! Пока разобрались - полчерепа срыли. А при этом дожди зарядили, все студенты, могилу копающие, болеют по очереди, Курумо ходит мрачный и с бутылкой теснее обычного дружит. И тут у ног погребенного, когда все уже только и думают, как бы этот курган несуразный докопать, находят меч. И какой! Двуручный, в пол человеческого роста, сохранности прекрасной да еще с совершенно уникальным навершием - с каким-то полумесяцем, петлями в разные стороны: Находка сезона, одним словом. Пир по этому поводу был вполне достоин соответствующих мероприятий древности. А после Куруфин никак успокоиться не мог, сидел в своей палатке, на меч смотрел и радовался - единственная приличная находка мордорской археологии, и та - его заслуга. И тут - то ли сон ему уже снится, то ли не сон это, - потому что сидит он все так же в палатке и на меч так же радуется, и тут входит Некто. Кто - точнее не скажешь, потому как незнакомец чуть ли не от носа до пят в черный плащ кутается. И говорит ехидно так:

- Ну что, нашел?

- Нашел, - гордо отвечает Курумо.

- И что теперь делать будешь?

- Как это "что"? Вот докопаем, приеду в Институт, отметим еще и там, напишу отчет, потом - статью, да не одну: курган в целом - отдельно, меч - отдельно, по навершию, наверное, целая дискуссия выйдет, потом выставлю его где-нибудь:

- А опоясаться им можешь? - спрашивает тот, и плащ распахивает. А на нем - полный доспех, на поясе - тот самый меч. И навершие его странное как раз пряжкой оказывается, и все его петли и полумесяцы - при деле. Курумо смотрит, руки чешутся попробовать: надо же запомнить, чтобы потом опубликовать разгадку. Причем даже в голову ему не приходит, что меч-то тяжелый, двуручный, им бы сваи забивать, а не в качестве пояса носить:

- Ну давай помогу, - говорит воин. Надевают они совместными усилиями меч на Куруфина, воин в сторону отходит, "Хорош, нечего сказать!" произносит, и уходить собирается. Тут Курумо вроде как просыпается, потому как утро уже, дежурный в сковородку бьет, подъем объявляет, в палатке он один, и меч - на нем. Не такой новенький, как на воине был, а такой, каким нашли - проржавевший порядком да и к самому Курумо, похоже, приржавевший.

И сниматься не желает, понятное дело. Куруфин уже и снял все с себя, и попрыгал, и много других полезных вещей сделал: Не помогает. Пришлось, голову из палатки высунув, объявить, что у него радикулит разыгрался, и всех, кроме любимого аспиранта, на работу отправить. Аспирант на него мрачно посмотрел, объяснение - "сам не помню как" - принял без возражений (а попробуй возрази: перепуганный, конечно, из одежды - меч и трусы, - а все-таки научный руководитель), махнул безнадежно рукой и пошел за ножовкой. Тут Куруфину уже не себя, а меч жалко стало, причем очень. "Можно, конечно, и химическим способом, - говорит аспирант. - Только это - кислотой и не менее трех суток. Нет? Ну, нет так нет. Да вы не печальтесь, мы его подреставрируем:" А как начал он пилить, пошли дела совсем странные: пилят вроде бы меч, а кричит при этом Куруфин - да так, что на раскопе слышно! И, видно, не только из любви к древностям. У него, кстати, радикулит потом и в правду разыгрался , и вообще плохо ему было: Да еще по возвращении его за такие результаты по головке отнюдь не погладили.

:Из письма Полевого комитета: "На низком уровне, судя по результатам, находилась и полевая консервация находок. Так, меч железный, найденный, судя по фотографии целым в хорошем состоянии, представлен в виде нескольких сильно деформированных фрагментов:"

В Институте никто над Куруфином открыто не издевался - и так человеку досталось, да только очень скоро стало ему настолько неуютно, что перебрался он в Эдорас, продолжил там свои курганы уже с местными спецами копать, целую школу создал, уважением там пользовался: В его экспедиции даже особая хронология существовала - по нему. "Это мы нашли в год, когда Куруфин допился до видений, а это - в год, когда он допился до склероза:" Сам Курумо уже лет пять как с Намо пьянствует, а коллеги его традицию в этой сфере достойно продолжают.

Вот такие истории в поле случаются, а я пожалуй что спать пойду, а то потом таможня не даст:

* * *

Когда я перешла в наше "купе", сонного царства там тоже не наблюдалось: на своей нижней полке, скрестив под собой ноги, восседала Углука, а напротив нее, с мрачным видом - Данэ. Смерив меня тяжелым взглядом, она поинтересовалась:

- К каким временам относится этот курган, Тхардзим?

-Который?

-Где меч, -она была сурова и лаконична.

- Датировок-то много, да все ненадежные: кроме меча и опереться-то не на что: - без задней мысли ответила я, забираясь на свою верхнюю. - Недавно брали дерево на анализ, получился вроде бы рубеж четвертого - третьего тысячелетия до ч.э. То есть конец Второй - начало Третьей эпохи...-прошептала я уже сонно.

Данэ поднялась и зашептала что-то на ухо Углуке, из чего я, засыпая, расслышала только "Исилдур". Знаем-знаем, насчет Кургана что только не предполагают, некоторые связывают его и с деятельностью этого достойного воина, которому я сейчас очень бы не посоветовала встречаться с Данэ (судя по ее тону), будь у него такая возможность:

Поезд вновь резко встал, но на сей раз обошлось без криков и ущерба, с полок никто не сваливался и "речи Феанора" произносить спросоня не пытался. А за стенкой то ли продолжался, то ли уже возобновился разговор на прежние темы.

- :а сам он весь в чешуе, пасть длинная, зубы - в два ряда, хвост тоже длинный и в чешуе. Вот этим-то хвостом, он, говорят, и душит всех, кого встретит: - увлеченно повествовал кто-то.

- Кто - пограничный контроль? - отозвался, видимо, еще один только что проснувшийся.

- Нет, мы никого не душим. Мы только просим ПРЕДЪЯВИТЬ ДОКУМЕНТЫ.

Ага, явились, голубчики. Хорошо все-таки, что я не пошла на кафедру Недавней истории. Сколько не отвечала на экзамене что-то о международном статусе Лихолесья, которое вроде бы и эсгаротское, и арнорское, и еще чье-то, а сформулировать, почему арнорская таможня появляется только после Морийского туннеля (и чуть ли не после Раздола), не могу. О, кстати, я ведь еще на туннель изнутри посмотреть хотела! Впрочем, кто бы за меня тогда спал - Исилдур?

Таможня была, по идее, дружественная - не Рохан все-таки! - а потому не злобная, но исключительно дотошная. Меня, помимо того, что внимательно проглядели все документы (не знаю уж, насколько соответствовала моя заспанная физиономия, тому, что было на фотографии в паспорте), меланхолически заставили слезть с полки и снять сверху все свои вещи, которые таможенник едва удостоив взглядом, жестом велел ставить обратно. С Данэ, впрочем, такой номер не прошел. Она, сохраняя все тот же мрачный вид, поинтересовалась, нужно ли ей что-либо показывать. "А у вас есть что-то особенное?" - вяло осведомился таможенник и, удовольствовавшись ее решительным "Нет", отправился в следующее "купе", остальных двух девиц даже не заметив. Я вдруг обнаружила, что Данэ мне начинает нравится и с удовольствием подумала о том, что, возможно, с ее помощью получится выбить под жилье что-то посущественнее двух нежилых сараев.

Когда поезд наконец тронулся , выяснилось, что остатки сна улетучились окончательно, тем более что уже почти рассвело, и за окном периодически проплывала какая-то урбанистика, особенно неприглядная таким серым утром. Смотреть на нее не хотелось, собираться было еще рано, и я, за неимением другого занятия, созерцала третью полку и перебирала в памяти события прошедшего дня. Впрочем, единственными достойными размышления событиями были разговоры, а точнее - один длинный, съехавший в конце концов на обсуждение специализации членов темной компании.

Данэ, аспирантка кафедры сравнительно-исторического языкознания, занималась, оказывается лоссохским фольклором, и даже ухитрилась побывать в двух этнографических экспедициях. Услышав имена руководителей, я не удержалась от "Ого!". Все-таки нравы соседей-этнографов мне немного известны - например то, что женщин в эти экспедиции не берут принципиально. А мужчин - по строгому отбору.

- Как же тебе удалось к ним пробиться, Данэ?

- Я просто объяснила им, что у нас есть общие интересы, - ответила она, как обычно, с затаенной грустью, явно касавшейся предмета этих интересов.

Переспрашивать я не стала, а зря. Слишком уж хорошо было мне известно, чем кончаются обычно попытки договориться, по крайней мере, с одним из начальников.(Эх, было дело в молодости!). Он, прищурив глаза и придав лицу идиотское выражение, отчего делался похожим на лоссоха из анекдотов, простодушно произносил:

- Мы люди темные, северные: Зачем мы вам, девушка?

Что же могла ответить ему Данэ? Что она не менее темная и - в исторической ретроспективе - тоже с севера? В разговор тем временем вступил Сэлкор и энергично поддержал идею "общих интересов".

- Именно так, общие - а ведь они даже не хотят вспоминать об этом: Я, едва разобравшись в теме, просто в ужас пришел! Ни искусствоведы, ни этнографы - никто не желает провести очевидные параллели, даже если речь идет о синхронных памятниках! Понятно, почему не желают: Я уж не говорю о влиянии этих орнаментов и образов на общественное сознание, я только о стилистике:

Ах да, помним-помним, солярный орнамент Севера и поздняя мордорская фреска. Кажется, я получила редкий случай уяснить, чем эти темы связаны и почему заниматься ими нужно на Недавней истории, а не у только что помянутых искусствоведов. И уже давно уяснила, а Сэлкор все говорил (да иногда вставляла реплики Данэ), и мне подумалось, что если бы не возможность созерцать его неподражаемый профиль менее чем в двух шагах от себя, я бы давно залезла на свою верхнюю полку. А потом я на туда действительно забралась, и уже сверху наблюдала за тем, как продолжалась эта научная дискуссия (в ней принимал участие еще и мрачный астроном - как его там, Гэлэр? - вряд ли "звезда Эру", но запомнить все равно легко), в то время как наш фундаментальный медик читает что-то на верхней полке напротив , да еще ухитряется записывать, а внизу Углука тоже предается чтению - все того же фолианта, при этом о чем-то переговариваясь со своей подругой, Иллерн опять куда-то скрылся, а лютнист что-то задумчиво наигрывает - похоже исключительно для себя да разве что еще и обитателя той боковой полки, место на которой он сейчас занимает.

Короче говоря, дискуссия о связи солярного орнамента с пресловутой фреской в конце концов утихла затем, что на нее никто уже не обращал внимание, и разговор каким-то ускользнувшим от меня образом опять вывернул на чужие специализации. Так что до того, как уснуть, я узнала немало интересного. Углука, перед тем, как убрать-таки в сумку пресловутый фолиант ("А, энге, ничего не видно: Ведь включат же свет, когда все ляжем:") потрясла им перед всеми, так что название - что-то типа "Сравнительный анализ мордорской литературы нового времени и псевдонуменорских повестей первой трети четвертой эпохи: от мифа к постмодерну" - увидала даже я сверху, а она еще сопроводила жест комментарием: "Вот примерно этим же и занимаюсь! До половины его выводов я дошла и сама, а другая половина - бред полный. И так уже с четвертым автором:" Хания, ее меланхолическая подруга, поставила перед собой цель поистине эпическую - доказать, что пресловутая "нуменорская литература" была-таки подлинной, а не творением скучающих интеллектуалов времен ранней Второй Династии. Впрочем, ее эпичность она хорошо понимала, выразив ее следующей грустной сентенцией: "Я знаю, это очень трудно: В существовании лоссохов и мордорских постмодернистов никто, по крайней мере, не сомневается:"

- В существовании Нуменора - в соответствующие времена - в общем-то тоже, - не удержалась я. - Его вон целая экспедиция ищет:

- Только каждый понимает под словом "Нуменор" то, что ему угодно: - произнесла Хания, а Сэлкор энергично и многословно поддержал мысль о "не желающих допускать даже возможность подлинности". Но тут откуда-то опять появился Иллерн, уяснил, о чем разговор, и гордо заявил, что он занимается проблемами мерзлоты, уже был и в северных Землях и в Серых горах, "а в прошлом сезоне наконец След видел, - там, на Черном перевале". Ответом ему было хоровое "След - это да:" в исполнении рыже-светлой парочки. Впрочем, Углука немедленно не без скрытого ехидства заявила, что Иллерн все-таки "посмотрел, пощупал - да и уехал, а Гэлэр, наверное, каждый день на Звезду смотреть может". Тот возразил что-то насчет условий видимости на широте столицы и того, что основное время уходит на его научную тему - расчет орбит каких-то комет.

- Зачем же ты занимаешься кометами? - поинтересовалась Углука.

- Понимаешь, Звезда: Это не может быть просто темой диплома. И даже - диссертации. И даже - всей жизни и научной карьеры. Есть то, что ты знаешь и чувствуешь, но никогда не сможешь по всем правилам доказать, а может быть - и высказать:

Где-то на этом философском моменте я начала клевать носом, и последнее, что заметила, прежде чем уснуть - беседа уже перешла в негромкую спевку. Я наконец услышала, как поет Данэ, и порадовалась тому, что в экспедиции будет еще один человек со слухом и голосом. Другое дело, что меня совершенно не вдохновила сама - более чем унылая - песня:

Стебли осоки -

Уж не разрежут рук,

Близятся сроки,

Близятся годы мук,

Пылью и стынью -

Станешь ты навсегда,

Серой полынью,

И не рифмуй "Звезда".

Звезды бездарны,

Лютни фальшив напев...

Так я и уснула, не дослушав песню и не додумав мысль о том, как замечательно будет, если я научу ее - с таким-то голосом - петь наши народные, горские...

Только теперь, утром, перебирая эту сцену в памяти, я сообразила, что мирно спящая напротив меня Целительница (как я про себя прозвала нашего фундаментального медика - имя, похоже, все-таки не по моему языку.) не только не высказалась по поводу своей специализации, но и вообще не принимала участия в разговоре. Вечером это почему-то было незаметно. За окном между тем показался пейзаж, и по виду и по времени похожий на дальние окраины Форноста. Пора было собираться.

Высадка прошла жизнерадостно. Я несколько раз проносилась по вагону, в поисках той или иной сумки или человека (опять куда-то и зачем-то на несколько минут пропал Иллерн). В соседнем "купе" между тем мирно продолжалась все та же тема.

- А что еще интересного ночью рассказывали? - расспрашивала одна из девочек другую, косясь на эпическую старушку, до сих пор предававшуюся сну. - А то я даже про клад, по-моему, не дослушала.

- Ты слышала, как проводник рассказывал, что он в Морийском туннеле гнома видел?

- Нет:

Проводник, между прочим, находился в таком состоянии, что мог без труда увидеть хоть гнома, хоть дракона, хоть целое войско троллей - например, вместо нас, пытающихся разбудить его и получить назад свои билеты. По счастью, в деле побудки мне помогала шумная компания, грузившаяся, видимо, на наши места.

- Вы до Гавани? - сонно интересовался проводник.

- Не, мы дальше:

- Насколько?

- Как получится. Как придет Тулкас билеты проверять - сразу выйдем , упрямиться не будем:

И вот наконец мы стоим на низком перроне, я заканчиваю очередной подсчет сумок, за спиной разгоняется "Серый экспресс", над головой репродуктор объявляет нечто совершенно невнятное, в впереди высится, очевидно, здание вокзала, одна половина которого, полностью скрытая лесами, находится в глубоком ремонте, другая же, судя по виду, в нем отчаянно нуждается. И все это означает только одно - нас наконец принесло на землю древнего Арнора, которую мы собираемся бесцеремонно ворошить лопатами в течение ближайшего месяца. Осталось совсем немного - добраться до музея, а оттуда до курганов.

Ехать для начала предстояло через весь город на автобусе - почти как вчера в столице - и я непозволительно расслабилась, не ожидая от Форноста никаких сюрпризов. Только поглядывала ведь время от времени в окно - не мелькнет ли какой-нибудь местный Фонтан. Но нет - хотя на глаза попалось не меньше четырех памятников - пара конных, коллективно-пеший и даже абстрактно-геометрический - были они настолько обыкновенны, что вывод "тихому Арнору - тихие памятники" напрашивался сам собой. А потом в автобус набился народ и обозревать окрестности стало затруднительно:

Поэтому, когда на очередной остановке кондуктор прокричал "Кто там у музея выходить собирался?", я без задней мысли выбралась, пересчитала спутников и багаж, и только потом подняла глаза. И увидела - автобус, уезжающий за реку, бело-розовый спальный район на том берегу, пустынную пыльную площадь перед нами. А там, на другом ее краю, стояло ЭТО. Видимо, здание Музея, о котором до меня доходили только слухи, причем официальные ("Новое слово в архитектуре:Сочетание традиций и новейшей технологии строительства:"). Валар акбар:

В целом ЭТО напоминало результат очередной попытки вписать квадрат в круг (или наоборот), дополненный парой пирамид. Или результаты порядочной силы землетрясения. Или, наконец, достаточно абстракционистское изображение ежа. Из любого свободного места конструкции (видимо, чтобы не смущать строгой геометрикой) выпирала какая-нибудь башенка, декоративный балкончик или на худой конец чья-нибудь фигура. Слева возвышалась явно декоративная мачта, облагороженная еще несколькими скульптурными персонажами. А вокруг было на удивление пустынно, хотя мы находились далеко не на окраине. Тут я наконец заметила, что, в то время как я уже несколько минут отрешенно рассматриваю это сооружение во все глаза, мои спутники, демонстративно отвернувшись к реке, ведут разговор вроде бы на постороннюю тему. А именно - о Черном храме Барад-Дура. Не случайно, ох, не случайно, хоть данное сооружение не черное, а грязновато-белое:

Вход мы отыскали со второй попытки - для этого потребовалось пройти в треугольную арку, полускрытую круглым щитом в человеческий рост с изображением некой битвы. В гардеробе, где на нас с потолка воззрилось несметное количество совершенно одинаковых физиономий ("Население Арнора в начале Второй Эпохи" в масштабе 1 : 1 ?), нам без лишних слов указали на работающий вхолостую эскалатор. Пространство над ним оказалось заполнено люстрами абстрактного вида и нишами различных форм, создававшими неожиданное эхо. "Немногие приходили туда, и никто не мог оставаться в Храме долго:" - внезапно громко прозвучал голос Данэ, попав в одну из ниш - разговор все еще шел о Черном храме. Эскалатор между тем привез нас наверх, ко входу в огромный, чуть ли не единственный зал музея - почему-то было решено собрать всю экспозицию в одном помещении, разделив его только витринами. По нему лениво бродила экскурсия - десяток хоббитов пенсионного возраста - и еще пара случайных посетителей. Да, "немногие": А направо уходил коридор, где и располагались научные отделы, - по счастью, совершенно обычный полутемный коридор, лишенный каких-либо проявлений архитектурной фантазии.

Следующие несколько часов ушли на бюрократическую волокиту, сулившую, впрочем, избавление от одной из наиболее увесистых сумок: я передавала в музей находки прошлогодней разведки. Только находки из наших Трех и Двух (пресловутые "страус" и подвеска) оставались у меня - в том числе и по настоянию Данэ, переданному незадолго до отъезда, как обычно, через Сэлкора. Темная восьмерица в это время тоже не должна была скучать - местный лаборант, долговязый и длинноволосый, повел их в какую-то пыльную кладовку отбирать то, чем музей мог помочь нашей скромной экспедиции. Добравшись наконец туда, я застала довольно любопытную картину. Лаборант восседал на архаическом высоком табурете на некотором отдалении от огромного пыльного стеллажа. Еще дальше, за столом, сидел Иллерн и оглашал по пунктам список вещей. Извлекали же их с полок три девицы - все, кроме Данэ. Остальные отсутствовали неведомо где.

- Лампы типа "Летучая мышь". Кхм: Да, "Летучая мышь". Две штуки.

- Иллерн, а ты не пробовал сам поискать, а список дать, например, Хании? - не удержавшись, встряла я.

- Не, не надо, - энергично запротестовала Углука. - У него хорошо читать получается. Что у нас там?

- Лампы "Летучая мышь".

- Что-что?

- Эх вы, цивилизация: - лениво отозвался лаборант. - Лампы керосиновой не видели:

- Не видели. Электричеством обходимся. - Мне было обидно не столько за "цивилизацию", сколько за коллективное мужское безделье. - А где остальные?

- Гэлэр пошел наверх - ему обещали показать обсерваторию:

- Тут еще и обсерватория есть?!

- Конечно. Разве вы, когда к нам шли, не видели купол на крыше, из него еще телескоп выглядывает?

- Там много чего выглядывает:

- Что ж вы, мачту декоративную от телескопа отличить не можете? Эх вы, цивилизация:

- Так вот, - продолжила Углука, - Гэлэр в обсерватории, Сэлкор пошел экспозицию смотреть, этнографический отдел, Данэ, наверное, тоже там:

- А Майтнерий?

- Это, с лютней, что ли? - поинтересовался лаборант. - Его девушки наши, из отдела Новой истории, к себе зазвали. Обещали чаем с вареньем угостить, если он споет. Кстати, там и "родич Арагорна" сидит.

- Кто-кто?

- Элроир, тот что с вами едет.

- А где ж тот, что в прошлом году с нами ездил?

- Уже к лоссохам отправился.

- Копать?!

- Да нет, они там больше ягоду лоссохскую собирают. Девушки потом из нее до зимы варенье готовят - запах на весь музей стоит: Мне оно, правда, не нравится - горькое и кислое. А вы, наверное, и не знаете, что такая ягода есть? Одно слово - цивилизация:

Напустив на себя максимально грозный вид, я заявила, что искать неведомый отдел и обсерваторию не собираюсь, добыть тамошних обитателей предоставляю лаборанту, а до этнографического зала, пожалуй, дойду (посмотреть-то хочется). Впрочем, мимо Новой истории я, видимо, прошла - из-за одной двери, вполовину открытой, донеслись последние такты какой-то мелодии, а затем хор женских голосов (не менее четырех), упрашивавших спеть "что-нибудь еще, такое же печальное". Однако в проеме мне был виден только отрешенно слушавший "концерт по заявкам" обладатель весьма ехидной физиономии, которого я почему-то немедленно прозвала "ночным сторожем". Впрочем, какое мне до него дело:

Чтобы попасть в этнографические разделы, нужно было пройти по экспозиции с конца - опять-таки по владениям Отдела новой истории. В глаза там бросался целый стенд ширских швейных машинок, ржавый трактор (тоже, суда по размерам, хоббитский - если только не уменьшенная копия), парочка ширских же расписных самоваров, а косо повешенный лозунг, призывающий к подъему сельского хозяйства (что, видимо, символизировало положение в нем - все вкривь и вкось) чуть не пришиб меня. Далее пошло народное творчество, к сожалению, еще не северное: для начала мне попались роханские "коники" в красную и синюю полоску и местные "Варды" в неизменных звездчатых головных уборах, формах напоминавших панамку кверх полями. Расположившиеся в соседней витрине хоббиты в технике мягкой игрушки со съемными меховыми сапожками ввергли меня в ностальнические воспоминания: что-то очень похожее наблюдалось в музее игрушечной фабрики, куда наш интернатский класс неоднократно водили. Впрочем, самое интересное было все-таки не в музейчике, а в самих цехах, где можно было зачерпнуть на память пригоршню кукольных ручек или ножек. Наиболее же ценными между нами, девицами, считались глаза: из них по сложной технологии изготовлялись браслеты и кулончики под названием "глазки в кучку". Вон, кстати, в соседней витрине что-то очень похожее по форме - только из крупных аляповатых бусин, украшенных концентрическими кругами:

За очередной перегородкой все-таки обнаружились и лоссохские экспонаты - а также интересующая меня парочка. Данэ сосредоточенно изучала витрину с некими костяными штуковинами, напоминавшими по форме бабочку, иногда дополненную посередине довольно дикой рожей ("Крылатые предметы" - лаконично сообщала подпись), а Сэлкор, похоже, перерисовывал какой-то орнамент с бурно украшенной дохи, снятой, судя по яркости цветов, с участника фольклорного ансамбля. В соседней витрине располагались потрясающие лоссохские "вардища", представляющие собой широкие костяные пластинки с обозначенными точечками грудями и пририсованными тушью глазами. Культ плодородия, что поделаешь. Не без некоторого скрипа мне удалось выманить этих неутомимых исследователей с насиженного места.

Гэлэр повстречался нам на обратном пути, вскоре появился и лютнист с несколько смущенным видом и банкой варенья подмышкой- и мы, загрузившись всеми узлами-чемоданами-свертками, двинулись к гаражу музея по очередному бесконечному коридору, от которого я не ожидала никаких архитектурных неожиданностей. И зря. Очередной дверной проем, непонятно, что и что разделявший, оказался выполнен в форме пятиконечной звезды - разве что выступа в полу не хватало. Я миновала его, только плечами пожав, - символ Арнора, как-никак, а вот Данэ предпочла осведомиться: "Это - что?"

- А вы, наверное, и слово "Элендильмир" не слышали? - с готовностью отозвался лаборант. -Эх вы, ци:

Он вдруг осекся, и даже, судя по звукам, остановился. Я обернулась - не Мандос ли его побрал посередине фразы? - но нет, он всего лишь наткнулся на взгляд Данэ, и даже не очень сердитый, просто она поинтересовалась: "Эарендил?"

- Эарендил:- как-то покорно ответил он. А Целительница в это время стояла в дверном проеме, задумчиво проводя руками по контуру этого архитектурного элемента. До верхней точки ей, впрочем, было не дотянуться.

После этой заминки мы наконец добрались до гаража музея, где среди откровенно музейных (в смысле - только в экспозицию годящихся) грузовиков обнаружился вполне приличный "Дунадан". Я не утверждаю, что автобусы арнорского производства - лучшие машины на свете, но если вам предстоит ехать часа два по относительно приличной дороге - почему бы и нет?

Для полного счастья нам, похоже, не хватало лишь одного - таинственного Элроира, который, видно, так до сих пор и не оторвался от лоссохского варенья. "Придет скоро, ждите, а я, пожалуй, пойду", - обнадежил нас лаборант и, уже полуобернувшись, тихо спросил меня, кивнув в сторону Данэ: "А кто эта, строгая?" "Сотрудник экспедиции," - с гордостью ответствовала я (сами не копаете - уважайте нашу экспедицию, по крайней мере!).

- Ой: - задумчиво произнес лаборант. - Ой:

Я все ждала, когда же он вновь помянет цивилизацию, но он, ойкнув еще несколько раз, решительно удалился. И почти сразу же через другую дверь вошел уже знакомый мне "ночной сторож", судя по трехлитровой банке варенья, которую он триумфально нес перед собой - столь ожидаемый Элроир. Он оглядел, прищурившись, наше сборище, поинтересовался "Вы уже все?" и, получив утвердительный ответ, скомандовал:

- Тогда - на Дивноглазье!

Я, уже залезая в автобус, вздрогнула. Конечно, склероз меня еще не поразил, название населенного пункта - и, соответственно нашей курганной группы, - из головы не вылетело, только как-то уж так вышло, что в бумагах-то оно писалось, а вслух мы с аспирантом именовали курганы "нашими", а в разговорах с кем-нибудь еще - "арнорскими". А "Дивноглазье", что ни говори, название впечатляющее.

Напоследок столица славного Арнора добавила нам еще несколько интересных картинок в окне автобуса. До выезда из города раз пять попались весьма гигантские плакаты, извещавшие о гастролях лоссохского фольклорного ансамбля "Сияние Севера" - как раз на днях. Тьма моя (а точнее - лютнист, Данэ и Сэлкор), начав с сожалений типа "увы, не посмотрим:" влипли в итоге в длиннейшую дискуссию о том, имеют ли устраиваемые на сцене песни-пляски какое-то отношение к этнографической и исторической реальности. Лютнист, кажется, смотрел на дело с эстетической стороны ("красиво же" - в чем его поддержала Углука), объект моих безумных (ох, а безумных ли еще?) чувств утверждал что не только на сцене, но и у себя дома несчастные лоссохи отступили от своих корней, но если тщательно поискать, в орнаменте, например, которые сознательно никто не меняет: "Все равно в Северных землях все сохранилось в более чистом виде. Этнографы еще шутят - все бы им шутить! - от холода, мол:" - заключил он ("А как же, чем холоднее - тем чище", - неожиданно для меня поддержал его Иллерн). Данэ же больше всего удручали, кажется, попытки "Сияния Севера" и пары подобных ему ансамблей изобразить на сцене нечто, подражающее шаманским действиям. "Ведь техника камлания давно утеряна: Да, впрочем, камлание - вещь сомнительная, истинные Видящие вполне обходятся без всех этих барабанов. Когда-то это было прямо запрещено Им, но ведь о запретах помнят меньше всего:", - печально высказалась она и потеряла интерес к разговору.

Меня лоссохи волновали мало (хватило, видно, роли Белой Медведицы в новогоднем представлении - дело было в классе восьмом). Зато когда в стороне от дороги, уже почти на краю города мелькнуло объемистое белое здание, похожее одновременно на усеченную пирамиду и вертолет, я немедленно удивилась вслух: "Как, снова музей?!" - хотя нет же, мы уже совсем в другой части города, да и скульптур что-то не видно.

- Нет, это крематорий. Совсем недавно построили, - отозвался Элроир.

- Архитектор у них случайно не один и тот же? - вопрос, кажется, получился ехидный, хотя - подтверди, Кархла! - не хотела я этого. Просто поинтересовалась.

- Да нет: Вот Дворец Бракосочетаний и крематорий - один архитектор. И похожи они. Даже недоразумения случаются:

Наконец, мы вынырнули из самого дальнего спального района, и вокруг развернулись просторы Северного нагорья - места безусловно приятного, даже замечательного, но на меня действовавшего как-то странно: я то и дело проваливалась в воспоминания о прошлогодней разведке, и дальнейший разговор с Элроиром поддерживала достаточно эпизодически. Ему, впрочем, тоже часто было не до разговоров: каждые минуты две приходилось ловить обе банки варенья (лютнист поспешил вручить ему и свою - до кучи), пытавшиеся на каждом ухабе зажить самостоятельной жизнью. Да, дорога была относительно, весьма относительно приличная:

На перекрестке шофер притормозил, и я успела заметить расходящиеся с сторону указатели: "Дивноглазье-2лиги" и "Рукокрылышки" -4,5 лиг". Сильные названия, что ни говори: Мне этот въезд знакомым не показался - должно быть, мы подбирались к селу с другой стороны. Элроир стал объяснять, куда поворачивать, мы пару раз крутанулись по пыльным переулкам и остановились на каком-то большом дворе. Или маленьком пустыре. Вокруг которого чего только не располагалось: Ой, чего только там не: И что самое печальное, сараи там тоже были. Два, как и было официально обещано. Один - без крыши. Точнее, какие-то ее остатки в наличии имелись, а перед ним в относительно приличном состоянии уцелел некий навес. Но вся несчастная постройка выглядела весьма ветхо, отчего почему-то становилось грустно-прегрустно. Вылезать и располагаться в ее стенах уже не очень-то и хотелось, и я начала медленно оглядывать двор-пустырь по всей окружности. Одноэтажное кирпичное здание, довольно приличного вида, из дверей вылетают какие-то дети - не иначе как местная школа: Небольшое подобие фруктового сада, по крайней мере, груши и яблони есть: Весьма нужное сооружение типа "деревянный домик", прорезное окошко в двери которого оформлено в виде все той же Арнорской звезды: А вот и еще одно кирпичное строение, по архитектуре, впрочем, тоже откровенный сарай, но с окнами, дверями, и на здоровенном замке. Хорошее такое строение:

- А это что?

- Школа, - отозвался Элроир.

- Нет, вот это, белое.

- Тоже школа, по-моему. Младшая.

- И сейчас там, похоже, никого. Кто тут в селе главный?

- Сельский глава, само собой.

- К нему! - выдохнули мы с Данэ одновременно, и автобус решительно тронулся с места.

Сельский глава, пухлый и добродушный мужичок лет пятидесяти, встретил нас на пороге своей ветхой резиденции весьма радостно, но нас вовсе не обрадовал.

- А, археологи! А мы вас ждали-ждали: Наши решили, что вы уж не приедете. Ну, и курган целый раскопали. Почти. Я у них кое-что отобрал, сейчас покажу:

Я от такого поворота событий чуть не села на давно некрашенный пол. Тишина сзади меня повисла полная, а Данэ - единственная, кого я могла видеть, не оборачиваясь ( было определенно не до того) отрывисто переспросила (едва ли не выкрикнула) "Какой: курган?" и с решительным видом ухватилась за дверной косяк. Я понимаю, чтобы не упасть, но мне вдруг стало ясно: окажется один из Двух, темноэльфийский то есть - упадет и половину стены с собой уронит: строение не отличалась крепостью.

Но поколебать благодушное настроение сельского главы пока что не могло ничто. Он уже направлялся к нам, приговаривая "Самый большой, где еще два рядом стоят: Тот, где говорят, и была голова дракона похоронена:" (какой дракон?!). А в руках этот достойный представитель администрации держал бронзовый шлем, и со словами "А вот не дракон оказался:" протягивал мне его прямо под нос. Ну, конечно. Бронзовый постнуменорский шлем с характерным швом посередине. Ранний Арнор чистой воды, еще до раздробленности. Мне-то от этого ничуть не легче, а вот моей Тьме:

- Вторая Эпоха, - пояснила я, и Данэ оставила в покое стену, и даже тишина за спиной приобрела, по-моему, какую-то другого рода тихость. Грозную такую. Многообещающую. А неугомонный сельский глава продолжал:

- Вот, шлем я у ребят отобрал. А больше там ничего интересного и не было. Череп они себе забрали - "нужен", говорят:

- Своего не хватает? - так же хрипло осведомилась Данэ и сделала шаг вперед. А я почувствовала, что моя злость ("Увели курган из-под носа!!!") очень даже пересекается с ее гневом, а Элроир - у меня наконец-то хватило сил и ума обернуться, но заметила я только его - Элроир просто растерян, но уж до такой чрезвычайности:

И тут у нас получилось! Валар и еще раз Валар, я не знала, что такое возможно без долгих предварительных репетиций! Каждый, судя по всему, говорил абсолютно спонтанно и не задумываясь, но вышло и по очереди, и с разных сторон об одном и том же, и весьма грозно и убедительно. Данэ, по счастью, не стала излагать свою версию истории мира, зато яростный этюд об отсутствии исторической памяти и уважения к святыням древности ей очень удался. Я, похоже, произнесла лекцию "Инструкция об Открытых листах и почему с ней не нужно бороться", стараясь по мере сил контролировать себя и не срываться на выдержки из "речей Феанора" (и один раз-таки сорвавшись) . Элроир же в меру сил развивал обе темы, предлагая при этом (видимо, в качестве противовеса нашей ругани) организовать для местных жителей экскурсию в форностский музей на тему "Кто, как и зачем копает памятники археологии".

Похоже, выступление наше проняло сельского главу, он понурил голову, а шлем поставил на стол. Поэтому, когда я наконец вспомнила, что явились-то мы сюда о поводу "никому не нужного здания младшей школы", особых возражений наши наглые притязания не вызвали. В чем нам, похоже, помог еще и лютнист, сделавший, похоже, самую мудрую вещь: он за это время, оказывается, успел распаковать инструмент, присесть прямо на порог, и теперь на пределе слышимости напевал что-то длинное и грустное - о странниках, лишенных дома, о косых взглядах тех, кто имеет крышу над головой, о свете звезд, который, увы, не может согреть в холодную и ветреную ночь: Ключи от младшей школы оказались в шкафу того же сельского главы, и были вручены нам вместе со шлемом.

-А череп я отберу, это вы мне верьте: Завтра же занесу, - продолжал оправдываться староста.

Курганно-сарайная эпопея доканала меня окончательно - а добавьте сюда же еще сутки с половиной дороги, - поэтому нашу первоначальную попытку размещения контролировала очень слабо, периодически пытаясь заснуть на ходу. Меня несколько оживил сочувствующий взгляд Сэлкора, но ненадолго. Углука с Ханией вяло пересчитывали ржавые железные койки, невесть откуда оказавшиеся в здании нашей "младшей школы" (четыре, как раз на всех девиц (Целительница ненадолго исчезла, и появилась с двумя растерянными старшеклассниками, волочащими продавленное, но вместительное кресло, и кратко сообщила, что спать будет в нем)) Иллерн сделал несколько кругов по двору и вдруг заявил, что умывальник должен быть, и прямо сегодня, и он его лично куда-нибудь приколотит.

И действительно приколотил, даже довольно скоро. А затем принес из колодца ведро воды, стянул наконец-то перчатки и вымыл руки, долго и тщательно. А потом еще раз вымыл. А потом внимательно посмотрел на них и достал из кармана другой кусок мыла:

"Мыло-то у нас будет:" - всплыли в голове ехидные слова Сэлкора, сказанные когда-то в коридоре общежития. Ой, будет: Но сил для удивления уже не было и, попросив Данэ назначить на завтра хоть какого-нибудь дежурного, я поплелась спать.

Однако, забравшись в свой спальник, я довольно быстро обнаружила, что какая-то нахальная мысль мешает мне заснуть. Мысль вроде бы простая, очевидная и не располагающая к тревожным размышлениям: "Экспедиция началась". Ну да, началась. И даже - моя экспедиция. Ну и что? Однако стоило только потянуть за мысль, как на свет явилось и то, что за ней скрывалось. Конечно же, гадание Тиэллы. За несколько дней до нашего отъезда, в день собственного, она гадала мне на экспедицию.

Поначалу Тиэлла ухитрялась делать несколько вещей одновременно - погонять своих студентов, разгребать свободный угол на столе и ворчливо рассказывать мне, как вчера ее супруг, по ее просьбе гадавший на эту экспедицию, вытащил для нее лично "новую любовь". И долго потом вел расспросы, уяснял состав экспедиции: "А я-то как обрадовалась! Мы Третий храм докапывать будем, стену, где по моим расчетам должны фрески быть. Вот и будут, видно, - такие, что с первого взгляда в них влюблюсь:" Тут расчищенная площадь достигла более-менее приемлемых размеров и Тиэлла, мгновенно отрешившись ото всего, начала медленно распускать узел на мешочке с рунами. Первая из двух, "моя" собственная руна меня разочаровала, и даже очень. Любимая "осторожность", которая мне и так целый год выпадает! Однако Тиэлла отнеслась к ней, как всегда, серьезно.

- Так, осторожность и еще раз осторожность: Лопатой по сторонам не маши, три раза сфотографируй, два - нарисуй, и только один снеси, с местными не ссорься: И думай, обязательно думай!

В тот момент я подумала о том, что и вторая руна, "на экспедицию" ничем меня не порадует - вылезут какие-нибудь "новости" или "перемены", да ведь я и так знаю, что еду далече и что-нибудь да найду: Так что я даже отвернулась, когда Тиэлла вынимала вторую. Я смотрела за окно (вправо - Университетская аллея, слева - "дикий" пляж на нашем берегу Андуина, и еще более дикий - на том, на узкой полосе между водой и лохматыми перелесками), а она все молчала, и я обернулась. Тиэлла задумчиво взирала на Пустую Руну. Первым делом я опять-таки обиделась (и опять-таки мысленно): "Ну вот, сейчас скажет: ничего у вас в курганах не будет:"

- Что-то будет. - Произнесла она, словно отвечая обиженной мысли, - Будет. Такое, что ни одной руной не опишешь: Ну, береги себя,

Она резко хлопнула меня по плечу и, еще завязывая узел на мешочке, уже обычным "командным" голосом интересовалась у какого-то первокурсника-практиканта:

- И куда ты свой красный рюкзак понес? В машину? Следовательно, весь экспедиционный инвентарь уже там, и я могу это проверить?

"Что-то будет. Такое будет:" - сонно повторяла я теперь себе под нос. И чуяло мое сердце, что эти неописуемые неожиданности не захотят ограничиться, к примеру, горячей любовью Иллерна к умывальникам.

Однако наутро ничего чрезвычайного не обнаружилось. Когда я продрала глаза, выяснилось, что вечером, похоже, две комнаты младшей дивноглазской школы были разделены по принципу "девочки налево, мальчики - направо", причем ориентиром служила та узкая и длинная кладовка, в которой устроилась я. К настоящему моменту, впрочем, все, кажется, уже встали, только Целительница ожесточенно сражалась с собственной прической, восседая в своем кресле. А со двора долетал радостный голос Углуки. Углука декламировала стихи:

Взлетел в огне - и не вернулся боле,

С планетой вместе он кружит.

Живет предание в народах

И храм посредь земли стоит.

Я весьма заинтересовалась, и наскоро причесавшись, полезла наружу. Иллерн доставал из колодца очередное ведро воды, Гэлэр, сразу отрекоммендовавшийся сегодняшним дежурным, деловито расхаживал вокруг весьма архаической на вид, но уже действовавшей железной печки - на ней готовилась каша, наш первый экспедиционный завтрак, а на весьма живописном бревнышке рядом с печкой плечом к плечу сидели Углука и Майтнерий. Углука держала перед собой пожелтевший газетный листок и продолжала читать:

Кто был слабей из прочих - тот смирился,

Кто был без совести - владыкой стал,

Мудрец несмелый - пылью обратился;

И только смелый возвеличен как титан.

-Эт-то что? - вопросила я. Такие стихи с утра действуют получше иного будильника.

-Это поэма, - гордо ответил за Углуку лютнист, - "Полынные слезы" называется. Напечатано в местной газете в - каком Уги? - правильно в позапрошлом году. Автор неизвестен.

-Убила бы, - сообщила Данэ, - Использовать такие образы, когда мало того, что не понимаешь о ЧЕМ пишешь, так еще и писать не умеешь! Это кощунство. Не читай этого больше при мне!

-Как же не читать? - возмутилась Углука, -ты только послушай:

И заклиная карою небесной

"Отцу существ" велел он храм возвесть:

-Хватит! - заявила Данэ таким голосом, что Углука замолчала и покорно отложила газетку в сторону. Я между тем успев проинспектировать "деревянный домик", обнаружила там целую стопочку местной прессы и поняла, что Углуке развлечения хватит на всю экспедицию. Когда я вернулась, она говорила уже вполне серьезно:

-Это ведь действительно страшно. Человек об этом пишет - и нечего не чувствует. Не видит красоты слов. : Если бы это хотя бы было насмешкой! А ведь и не смеется, а получается:лучше бы стебался, право слово!

Жизнь налаживалась. Каша подоспела и оказалась вполне съедобной. Я поинтересовалась, откуда, собственно, возникла печка, на что подошедший Иллерн (отходил ополоснуть свою тарелку, прежде чем класть туда еду) сообщил:

-По нашей с Данэ просьбе.

Жизнь, как я и надеялась, налаживалась в изрядной степени благодаря этой мрачной и решительной аспирантке.

После завтрака предстояло главное мероприятие сегодняшнего дня: первая вылазка на курганы. Путь туда, как выяснилось после блуждания между заборами, вел короткий, но извилистый. Всего-то два квартала косых изгородей и домов не первой свежести, и село внезапно кончается, остается только весьма меланхолический пейзаж. Одни ничем толком не засеянные поля - до самого горизонта, где для разнообразия торчит лесистая горка. И никого. И погода какая-то полупасмурная: солнце на горизонте еле-еле пробивается сквозь мутный туман. А на первом плане - наши курганчики, поросшие чахлой травой, вон и свежая яма на большем виднеется.

- Печаль-то какая: - резюмировала Хания, и даже плечами передернула, как от холода.

Соответствующее настроение буквально носилась в воздухе, и я добавила в тон:

- Да уж, печаль. Прямо-таки грусть. Грусть земли.

Хания обернулась ко мне, и во взгляде ее читалась уже никакая не печаль, а удивление безмерное.

- Ты хочешь сказать "боль Арды"?

- Я хочу сказать - грусть земли. Одно из наших самоназваний.

- Археологов?!

- Горцев. Неужели в школе в хрестоматии сказку не читали?

Нет, похоже, хрестоматия в интернате была особенная, на "детей разных народов" рассчитанная. У нас ведь кого не было - вы, наверное, про "южных хоббитов" и не слыхали - тех, что еще в прошлой Эпохе поехали в Хараде сельское хозяйство налаживать - и наладили же! А потом РФХ пришел:

Что же до нас, горцев диких, то было в той хрестоматии от нас всего-то одно предание маленькое - почему одно из названий наших как "грусть земли" всеми соседями переводится. Было, мол, земле грустно, что никто не хочет в горах селиться, что стоят они пустынные - вот и сотворила она горцев специально для этого: Правда, стоило нам прочитать эту немудреную историю на уроке, как немедленно поползла по коридорам совсем другая версия: мол, сначала земля горцев породила, а потом взглянула, что же у нее получилось - и так загрустила:Так что "боль Арды", по крайней мере, более возвышенно звучит, спору нет. Хотя - смотря какая боль. Ежели, к примеру, головная,- то ничем не лучше.

Объявляя, что начинаем мы, само собой, с недораскопанного местными "энтузиастами" кургана, продолжаем двумя соседними ему, а уж до пресловутых Двух доберемся в последнюю очередь, я ожидала коллективного недовольства Тьмы. Однако, похоже, приказ начальства - он и в Арноре приказ. К тому же Сэлкор запальчиво объявил:

- Пока мы здесь, к курганам не притронется ни одно живое существо! :И неживое - тоже!

Я не стала выяснять, как он собирается бороться с кротами, воронами и прочими объектами. Да и не успела. Иллерн поинтересовался, действительно ли в этих курганах похоронены воины, и, добавив к моему "По летописи- воины", "и в тех - тоже воины", сделал потрясающий вывод: а посему копать их нужно мечом! И он немедленно извлек оный меч откуда-то из-за спины и поднял над головой.

Я опешила и чуть не приземлилась в свежую грабиловку, вокруг которой мы толпились. Но, по счастью, успела заметить, что остальные тоже не торопятся поддержать это новое веяние в полевой археологии - за исключением Сэлкора, который так же воинственно выкрикнул: "Правильно! Они этого достойны!" - но потом, задумавшись вслух, где же взять мечи на всех, ответа не получил, и сам умолк. Поэтому, пока Иллерн продолжал развивать тему, я не стала вспоминать, в каких из именно древних Преданий копали могилы мечами - а ведь копали же! Я просто смотрела на нашего почвоведа, смотрела, перед глазами вставала совсем недавняя картинка - мы уже собрались на курганы, а он еще вовсю общается с умывальником: И тут у меня зародилась замечательная гипотеза: меч-то не знаю уж откуда взявшийся, но свой, наверняка от пыли тряпочкой протираемый, а лопата (да хоть бы и нож раскопный!), наверняка, по его предположениям, непонятно где и в чем валялась (что весьма близко к истине). Так что уговаривать это чудо работать по инструкции совершенно бесполезно - еще больший маразм получится. (А как же он, простите, с почвами:.? Ах да, не почвы, а мерзлота - "чем холоднее - тем чище".) Чудо, нечего сказать: А ведь почвовед, в поле бывал, кое-что знает, следовательно:

- Прости меня, Иллерн, - вклинилась я где-то посередине его фразы, - а ежели не копать, а чертить, то можно: не мечом?

Лютнист, кажется, изо всех сил старается не хихикнуть. И вообще, по выезде из Минас-Тирита и более близком знакомстве, оказалось, что Тьма моя, хоть и со странностями - вполне нормальна, Углука вон тоже, похоже, чувством юмора не обделена.

- Можно: - с изрядным удивлением ответствует Иллерн - и тут же выслушивает мой устный приказ о назначении его чертежником экспедиции, одновременно пряча несчастный меч в какие-то хитрые ножны за спиной.

На обратном пути с курганов я ввязалась еще в один странный разговор - на сей раз с Данэ. Принялась многоречиво благодарить ее за "взятое на себя бремя руководства" (я еще и не так завернуть могу - бывает, в собственной фразе путаюсь):

- Я - лишь одна среди равных, объединенных общей целью, - ответствовала та вроде бы смиренно, но как раз с очень руководящим видом. Я только порадовалась тому, что основные бытовые проблемы она, похоже, по прежнему собирается решать за меня, оставляя на мою долю только самое общее руководство. Оно и к лучшему - к лидерству я особо не стремилась. Это первокурсниками я могу командовать, а с этими лучше просто поддерживать дружеские отношения и быть "первой среди равных". В конце концов их не придется гонять лопатой с мест "перекура" или полдня искать в окрестных лесах - они должны работать с энтузиазмом, объединенные "общей целью"

- Я, между прочим, и не представляю, что это за цель: - проговорила я про себя, совершенно не надеясь на какое-то объяснение. И зря: оно поджидало меня вечером. Но до вечера еще нужно было дожить. Хотя никаких исторических событий (если не считать обеда) за это время не произошло. Зато неисторических:

После обеда Иллерн громогласно объявил, что идет искать здешнюю баню. Углука, заслышав это, немедленно остановила Целительницу, шествовавшую со стороны школы с очередным приобретением - порядочных размеров треснутым зеркалом, - полюбовалась на свое отражение, бросила взгляд в сторону навеса (где, в частности, обретался Майтнерий) и решила присоединиться к поискам. Сэлкор правда прошептал что-то в сторонку насчет "вполне терпимого душа тут же, при школе", но кроме меня его, похоже , никто не услышал. Мне было грустно. Я окончательно поняла, что моя влюбленность тихонько испарилась после того, как я имела счастье любоваться на свой предмет вторые сутки подряд. Как бы не возненавидеть его к концу экспедиции! Впрочем, от тоски меня спас Элроир, который начал расспрашивать меня о ГГУ-шных преподавателях и плавно перешел на рассказ о своих ширских родичах.

Через пару часов, когда ширские родичи были исчерпаны, в нашей хибаре моими и Хании усилиями был наведен относительный порядок (романтический лютнист немедленно притащил букетик каких-то синеньких цветочков, их поставили в банку из-под компота и порядок перешел в cостояние "комфорта"), а я уже вовсю предавалась размышлениям, далеко ли расположилась баня - а то, может быть, в соседних Рукокрылышках? - появился даже подходящий кандидат для подобного вопроса: сельский глава. Он важно шествовал по улице, то и дело утирая пот со лба (облачка разошлись, солнце светило вовсю) и размахивая серенькой авоськой. В авоське болталось что-то круглое и темное. В авоське болтался Череп. Глава заулыбался нам еще издалека и радостно замахал авоськой, причем о череп что-то деревянно стукнуло. Мы, завороженные этим зрелищем, потрясенно молчали, а он приблизился, вытащил Череп из авоськи, гордо поставил на стол, нахлобучил сверху свою обширную кепку и начал:

- Ну я понимаю, без вашего Листа копать никак нельзя, но ребята-то ничего плохого не хотели - вот видите, даже череп отдали: - Затем он попытался обосновать определенное право местных жителей на курганные сокровища, -- Мы же, может быть, потомки всем этим героям, про которых рассказывают: Ну, не дракону, конечно:

(Какому такому дракону??? Один раз дракон уже упоминался, неужто глубины местного фольклора?)

Многоуважаемый глава разъяснил. И в течение следующего часа мы погрузились в этот местный фольклор с головой. Для начала глава познакомил нас, видимо, с высшим достижением местной "народной исторической науки": село называется столь замечательно (Дивноглазье, если кто забыл) именно из-за курганов, а вот что за дивные глаза приложили к этому:ну, не руку, конечно; наверное, ресницу:и сколько их, глаз, было общим числом, - на этот счет существует несколько преданий:

Историю о драконе с голубыми глазами и золотыми ресницами, завивавшимися в полтора оборота, я выслушала не без интереса. Глаза у дракона, между прочим, были настолько дивные, что любой собиравшийся победить его персонаж на их дивность засматривался - и бывал безжалостно съеден. Пока не явился к дракону Герой . У Героя были проблемы и с глазами и с дивностью, что и спасло ему впоследствии жизнь. В детстве Герой был слеп, но нашелся некто, кто помог ему прозреть. Но несколько выборочно (для полного исцеления Герой недостаточно дивен оказался): чужие глаза почему-то видеть не мог. (Да, странные картинки, должно быть, приходилось ему созерцать. Впрочем, наоборот тоже было бы зрелище - именно что "глазки в кучку". Кстати, услышав этот фрагмент, Майтнерий, обретавшийся на бревнышке посреди двора и сосредоточенно царапающий что-то в блокнотике, отвлекся и присел к нам под навес). Итак Герой не видел чужих глаз. Еще звезд не видел, но это, по-моему, не самое ужасное, если не идти в астрономы. Так что пришлось дракону не ресницами хлопать, а лапами махать. А это закончилось для него печально: недопрозревший герой разрубил его на три части. Впрочем, и дракон, прежде чем скончаться, таки разорвал его - надвое. Так что в Трех курганах обязан лежать дракон, а в Двух - это офтальмологическое недоразумение.

Затем последовала грустная повесть о пяти красавицах, дивных с виду совершенно, а в особенности - глазами: Понятное дело, женская дружба - вещь страшная. Как-то красавицы поспорили, кто из них более дивен, в результате чего и стали на окраине деревни целых пять курганов. .Эту историю я слушала уже с меньшим энтузиазмом, а уж предание про летающий Глаз Совести у меня и вовсе не хватило терпения дослушать и я, сославшись на мифологические неотложные дела, сбежала, оставив Элроира наедине с безднами народного творчества. Глаз Совести, кстати, кажется, упорно являлся какому-то ревнивцу, отправившему к Мандосу пятерых поклонников своей жены - пока тот не насыпал им соответствующие курганы. Интересно, дракона среди них не было?

Так что я и не заметила, когда словоохотливый глава все-таки отправился восвояси. Кажется, под конец они с Элроиром и Майтнерием обсуждали невероятно плодотворную тему: сравнительные достоинства ширского и роханского эля (образец роханской продукции и стучал о череп в авоське у главы ). Поэтому неудивительно, что когда он отправился-таки восвояси (сообщив напоследок загадочное: "Я еще чешуек принесу!") его кепка размером с порядочную сковороду так и осталась скучать на принесенном черепе.

Тем временем появился Иллерн - его не было ровно три часа. Углука примчалась минут через пятнадцать, злая до такой степени, что я, едва завидев ее, спряталась за угол нашего кирпичного строения. Поэтому первыми ей попались лютнист и Хания, меланхолически о чем-то беседующие под навесом, неподалеку от Черепа. Бить она их, правда, не стала - просто с налета осведомилась, о чем это они так мирно рассуждают?

- О стихосложении страны Ана, - как ни в чем не бывало ответил лютнист, который явно несколько переборщил с элем, - Ты же знаешь: пять, семь, и снова пять слогов, никакой рифмы и ритма:

- Пять-семь-опять пять, говоришь? - осведомилась она, задумалась и вскоре выдала:

Знай почвоведов!

Запомнит навек его

Местная баня:

- И я запомню, но это уже не в стих. Я три часа ждала, десять минут - пыталась вымыться, и еще пять - просила сторожа не запирать меня до следующих выходных, потому как сейчас оденусь и выйду: Убивать таких надо!!! Почвовед!!!

Подошел неизвестно откуда Сэлкор и повторил свою сентенцию про школьный душ. Углука заинтересовалась и бодро побежала что-то выяснять. Время подходило к ужину, Целительница с Гэлэром мирно чистили картошку, а Элроир и Майтнерий помогали советами, Хания читала на бревнышке, и только Данэ нигде не было видно. Она появилась прямо перед ужином, тут же отправила Гэлэра по совершенно определенному адресу (весьма любопытному: переулок Свободы, дом 9 - умеют же в Арноре улицы называть!) за "самым приличным в этих краях вином". Вот за этим-то вином - весьма кислым, по правде говоря - я и узнала оч-чень много интересного.

Мы сидели за столом, установленным под навесом того самого сарая без крыши, над нами раскачивалась лампа типа "летучая мышь". Уже стемнело и вокруг лампы наворачивали круги с десяток бледных ночных бабочек. От сада в несколько чахлых деревьев, в темноте казавшегося огромным, отчетливо пахло яблоками. На том клочке неба, который был виден с моего места мерцало несколько звездочек. Арнорская земля наконец приняла нас. И Данэ, имеющая среди перемещающихся теней вид грозный и загадочный (как многое в Арноре к вечеру - например, до сих пор громоздящийся на столе череп с кепкой), неторопливо налила себе почти полную кружку вина, немного долила из непрозрачной бутыли - той самой, что передавала ей в аэропорту Целительница (Углука и Хания многозначительно переглянулись), и приподняла кружку:

-Во имя Арты!

Во имя, так во имя. Я бы предпочла выпить за "начало раскопок", но и такой торжественный тост меня устроил. Главное, что мучивший меня вопрос об отношении темных сил к алкоголю наконец разрешился , причем в самую лучшую сторону: вина было ровно столько, сколько нужно, чтобы отметить приезд на место. Напиваться никто не собирался. А Данэ, сделав первый глоток, произнесла немного нараспев:

- Ты желала, Тхардзим, узнать о той цели, что объединила нас и привела сюда, к этим курганам. Тебе, уже слышавшей о Пути Тьмы, - и не отвергнувшей его:

(Впрочем, и не принявшей, но это, похоже, и подразумевается:)

- Тебе я могу его открыть: мы здесь потому, что не замкнут Круг Девяти:

Нет, в этот раз я, в отличие от памятного вечера на филологическом, не скучала. И рассказ был не столь фундаментален (хотя хронологические рамки растянулись от Предначальной Эпохи до нынешнего времени), и на ум мне пришла любопытная мысль, которой рассказ служил просто идеальной иллюстрацией. "Как идея поражает соответствующую идее голову, и что из этого получается".

И действительно, есть на свете безмерное количество фактов, которые любой признает, кто-то при этом порадуется, кто-то огорчится, да только какое ему, вообще-то говоря дело до всего этого: "Археология Лориэна еще не создана", "Сельское хозяйство Харада пребывает в плачевном состояний": А кто-то ни с того ни с сего решает, что почему-то именно ему следует поднять харадскую агрономию на должный уровень: или лично перекопать все лориэнские древности: Или - замкнуть Круг Девяти.

Итак однажды юная школьница неизвестно от кого узнает краткую версию повествования о Судьбах Арды и потрясается. Понимает, что нашла ту Истину, к которой стремилась еще с детсадовских лет. И все с тех пор подчинено этой истине: она читает всеми правдами и неправдами доставаемую литературу, ходит на какие-то собрания, поступает, наконец, в ГГУ, чтобы так сказать на месте изучать "Память о прошедшем". А потом, однажды:

Однажды совсем еще зеленая студентка, интересующаяся лоссохскими древностями с самых неожиданных сторон, по совету своего научного приходит в гости к одному пожилому коллекционеру всего чего ни попадя. У него, по слухам, есть совершенно уникальные разновидности крылатых предметов. Он гостеприимен и любезен, готов показать и крылатые предметы, и бескрылые, да только сами коллекции находятся в ужасающем беспорядке, и распиханы по всей квартире без всякой логики. И при попытке вытащить нужный ящик на Данэ вываливается еще и содержимое двух соседних, а пресловутый предмет чувствительно ударяет по макушке. Коллекционер уже начинает беспокоится, потому что его гостья несколько минут стоит не двигаясь и дышит, кажется, через раз. Но никакого сотрясения мозга нет и в помине - крылатый предмет, по счастью, все-таки костяной, а не чугунный. Да Данэ и не заметила его, как и обрывки какого-то головного убора, упавшие на плечи: Куда там, когда ее только что "коснулось ледяное пламя Тьмы"!

Лично я вообразить такую светотемпературную композицию не в силах, но дальше, по счастью, последовали объяснения более вразумительные: на раскрытой ладони оказалась невесть откуда выпавшая металлическая пластинка с неким руническим знаком посередине и отверстием для подвешивания. Иначе говоря, нечто очень похожее на нашу прошлогоднюю находку.

Коллекционер очень удивлен столь сильным эффектом вещицы которую он и не помнит точно, где приобрел за бесценок: "кажется, в южном Мордоре, ну то есть Восточном: ну сами понимаете:, а может быть и в Эсгароте". И раз уж эта вещица произвела столь сильное впечатление на его юную гостью - да пусть она ее забирает и носит сколько пожелается!

Так в руках у Данэ оказалась Первая Руна, а в голове - твердая уверенность, что прибавить к ней остальные восемь также предстоит именно ей. И тогда:

- Еще в самом начале этой Эпохи - как знак того, что она означает для Арды, (У меня мелькнула совершенно еретическая мысль: "Ну что наша Шестая Индустриальная может обозначать для Арды? разве что кучу экологических проблем")одному из тех, кто сопричастен дару Памяти и Боли, было даровано видение: когда размышлял он о путях мира и сожалел о невозможности восстановить Равновесие, возникла перед ним рука и начертала поверх его записей несколько строк: Гэлэр, прочти!

По торжественности момента я ожидала никак не меньше Того Самого манускрипта, с какими-нибудь печатями, историческими кляксами и следами огня - вроде тех свитков, что демонстрировали нам во время практики в Минас-Тиритском архиве - из тех, конечно, что им удалось найти (порядок там так и не удалось установить со времен Денетора. Император Курумар, правда, брался за это чуть ли не лично - но хватило его только на кулинарную часть, за что архивные работники и минас-тиритские повараему до сих пор благодарны). Но нет, Гэлэр достал откуда-то снизу - сидел он на ней, что ли? - потрепанную тетрадку и огласил:

- Если соберутся вместе девятеро следующих Путем Тьмы, и соберут Девять Рун, и совершат все необходимое - то сплотятся их души вокруг Его души, и дано им будет освободить Его на одну ночь, от света до света, и вернуть на время это из-за Грани. Тогда узнают они многое и обретут силы, чтобы направлять пути Арды:

- Мне пришлось многое пережить, - продолжила Данэ, - не сейчас говорить об этом. Но мне - иНаставнику, без него я не продвинулась бы и на шаг! - удалось соединить семь рун. Восьмая - у тебя. И Девятая - в одном из Двух курганов, потому что те, кто владел ими последними, ушли вместе и сгинули вместе. Теперь ты понимаешь, почему мы здесь?

- П-понимаю:

Да, на такое требовалось чем-то отвечать. А поскольку завтра, как-никак, следовало приступать к раскопкам, в запасе у меня как раз имелась история не менее впечатляющая, имеющая при том непосредственное отношение к условиям нашей работы. История мордорского нивелира.

Мордорский нивелир. Археологическая легенда

:Вещица эта весьма замечательная, подаренная мне на Великой Отвальной Хендаром - что бы ему такое на следующий год преподнести столь же ехидное? - до того мирно использовалась в экспедиции "мордорской редкости", а перед тем - в другой, где и приобрела когда-то свои уникальные свойства. Так что пользоваться им очень даже можно, даром что злосчастный прибор хронически врет на "- 13". Всего-то и сложностей - не забывать вычитать эту загадочную константу из каждого измерения. Хотя когда-то был совершенно обычный прибор. Пока в одно замечательное лето:

В то лето на раскопках Барад-Дура - где работа, как всегда, была не главным в жизни удовольствием - было две радости: небывалый урожай ежевики и невероятно чистое небо. Поэтому до заката все кому ни лень бродили по колючим зарослям, а с темнотой превращались в любителей астрономии. Не беда, что под рукой - ни телескопа, ни теодолита. Приспособились наблюдать небесные тела и в нивелир. Впрочем, были вечером и иные развлечения, так что выставляли нивелир поблизости от костра каждый вечер, а глядели - под настроение. Вот и в тот день как-то больше тянуло на разговоры да песни : И никто толком не заметил, когда точно, как и откуда появился НЕКТО. Говорят, был он весь в черном. Может быть, но ближе к истине будет сказать: ничем из окрестной темноты не выделялся. Когда же пришельца все-таки заметили, то не без ехидства поинтересовались, не могут ли чем-нибудь ему помочь. Тот некоторое время делал руками какие-то знаки - показывал нечто небольшое и круглое - и наконец произнес:

- Мне нужен палантир:

- Зачем?

- Посмотреть: далеко: Нужно:

:А экспедиция, как я уже сказала, была мордорская: А это - и не только по моему разумению - диагноз. Только, на мой взгляд, сущность мордорскости заключается вовсе не в любви к напиткам типа портвейна "Гибель Барад-Дура" и ежевичной настойки "Сауроновка горькая", и не в издевательствах над первокурсниками. А в обстоятельстве гораздо более тонком. В Мордоре (а уж в Барад-Дурьи тем более) откуда угодно может появиться кто угодно. Назваться кем угодно: призраком Исилдура, пятнадцатым назгулом, внучатой племянницей императора Курумара. И предложить все, что угодно: признать полную независимость Мордора - или, наоборот, его полное подчинение власти Ар-Фаразона; приобрести пару сильмариллей по весьма выгодной цене - или, наоборот, продать все находки этого сезона, в том числе девять назгульских колец (которые были найдены именно этим летом - какие могут быть сомнения!) на условиях не менее выгодных: И с заявляющим подобное могут в корне не согласиться - или наоборот; отправить светоносные камни на экспертизу или не сойтись в цене, и многое другое. Но - не удивятся. Ар-Фаразон - так Ар-Фаразон, кольца - так кольца.

А посему пришельцу спокойно ответили: нет, мол, палантира. Уже две Эпохи как в сельскую местность их не завозят. Зато можем предложить нивелир.

- Нивелир? А зачем он?

- Как зачем?! Смотреть. И далеко. И близко. И на звезды, если нужно.

- На звезды? Да, именно на звезды. Нужно.

Что ж, нужно так нужно. От костра поднялся какой-то доброхот, помог незнакомцу устроиться у нивелира (который ставили низко, чтобы можно было смотреть сидя, но этот предпочел стоять на коленях), показал, куда смотреть, навел окуляр на показанную звезду. И новоявленный астроном неподвижно застыл у нивелира.

А поскольку так он и стоял молча, внимание на него обращать перестали, и никто не отметил: стояла ли еще у нивелира коленопреклоненная фигура, когда по палаткам разбредались последние полуночники. Но уж утром никаких следов его не было - зато моросил дождик, нивелир стоял под ним неукрытый и показывал невесть что. Весьма фиксированное невесть что, как вскоре выяснилось:

Так что смотрите в него на здоровье, помните "- 13", а звезды лучше во что-нибудь другое разглядывайте - мало ли, что с ним после следующего подобного визита случиться может. А мне он еще на раскопках нужен:

* *

- Лучше уж в приличный бинокль наблюдать, - только и добавил Гэлэр. - А я, пожалуй, пойду у курганов палатку поставлю. Сегодня будет ясная ночь:

Впрочем, ушел он не сразу - еще принял участие в начале первой в экспедиции спевки.

Характер экспедиции в огромной степени определяется тем, какие песни в ней поют. И поют ли вообще, а то как-то занесло меня в одну экспедицию, где не пели. СОВСЕМ. Это было совершенно кошмарно: работа не двигалась, каша вечно подгорала, вечера были заполнены беспробудным пьянством и бессмысленными попытками поймать с помощью престарелого радиоприемника какую-нибудь лориэнскую радиостанцию. Эти три недели я вспоминаю с ужасом. А еще у каждой экспедиции есть своя коронная песня. Та, которой начинают и заканчивают спевки. Та, которую потом поют , собираясь с друзьями через год, два и двадцать лет. Где-то обожают ритмично орать "Пусть я погиб под Андуином", где-то тянут напевно "Степь Рохана широка:", а где-то предпочитают все того же Феанора Ортханского. Моя Тьма хором исполнила "Звезду":

Среди миров, в мерцании светил

Одной Звезды я повторяю имя:

Не потому, чтоб я Ее любил,

А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,

Я у нее одной ищу ответа,

Не потому, что от Нее светло,

А потому, что с Ней не надо света.

Ну что же песня знакомая, хотя и не из числа моих любимых. Я с удовольствием подтянула и обнаружила, что в результате получился довольно слаженный ансамбль: Лютнист вел мелодию, мы с Данэ как-то незаметно пристроились "вторым голосом" и даже отчаянно фальшивившие Углука и Сэлкор не портили впечатления. Потом пели в основном то, что знали все - и я в том числе. Время для "эксклюзива" еще не пришло, и Майтнерий не стал устраивать сольного концерта. Разошлись далеко за полночь, напоследок спев Звезду еще разок. Гэлэр, как и обещал отправился спать на курганы.

А на следующее утро, с разметки первого из курганов, экспедиция началась по-настоящему. Момент, что ни говори, давно ожидаемый. И все же: Первое, что мне хотелось сделать каждое утро - по крайней мере, первые десять дней - это ни за что ни открывать глаза. Когда эта затея проваливалась, появлялась мысль не менее ценная - взяться руками за голову и просидеть в этой замечательной позе по меньшей мере до конца рабочего дня. Из каковой тоже мало что получалось: нужно было хотя бы добежать к умывальнику до того, как туда добрался Иллерн (обычно это не удавалось Целительнице). А уж после, особенно за завтраком (который имеет свойство несколько примирять с несовершенством этого мира) приходилось волей-неволей переходить к третьему варианту действий: задуматься о том, что же мы делаем сегодня. Ибо я - все-таки начальник. Нет, какая-то часть нашего быта и порядка незримо держится усилиями Данэ, но в процесс раскопок она, по счастью, вмешивается лишь как исполнитель, нетрадиционные копательные инструменты к использованию не предлагает.

Есть еще Элроир. Вот именно что есть - и только. Я-то возлагала на него надежды не меньшие, чем на Данэ. Но "Арнор - это Арнор", уже в автобусе он не поленился объяснить, что уже несколько лет собирается написать краеведческую книжицу: сопоставить наиболее адекватные народные предания с тем немногим, что в Арноре раскопано - и еще раз убедить местное население, что прошлое у него было донельзя славное.

- А в музее, понимаешь ли, летом все, кто не уехал, почти ничего не делают, ходят друг к другу, чай пьют - мешают да и только. В экспедиции хоть все чем-то заняты:

Недели через две он и вовсе собирался перебраться в какую-то ширскую экспедицию, где тем более не ожидал каких-то помех для себя - там , как известно, умеют ничего не делать весьма сосредоточенно и друг другу в этом не мешать.

Нет, где-то через два дня на третий до курганов он добирался, бодро отгонял меня от бровки, Иллерна - от нивелира, менял местами, скажем, Сэлкора и Гэлэра - руководил, одним словом. А завидев какого-нибудь местного жителя, отправлялся выведывать у них что-то мифологическое, и этим, конечно, весьма облегчал мне жизнь: отвечать на вечный вопрос в трех частях "Что вы тут делаете? - Золото уже нашли? - Если его нет, зачем копаете?" надоело еще до первого обеденного перерыва. И не только мне одной: почти вся Тьма устроила возмущенную дискуссию о связи этого, в общем-то, ни в не виноватого металла и "низких душ, порабощенных Светом", о чуть ли не обязательной ненависти к нему со стороны Пути Тьмы - "даже заочно". Последнее, впрочем, следовало не из каких-то метафизических глубин, а из окружающей обстановки - и конкретных ее представителей. Некоторых из них Элроиру все же удавалось переключить на изложение народных преданий. Особенно "урожайным" оказался щуплый дед, приведенный к нам сельским главой (хорошо же они вместе смотрелись!) - редактор местной газеты. Когда-то она называлась "Страда" и повествовала исключительно о сельском хозяйстве и его достижениях - то есть повествовать ей, вообще-то, было не о чем, читателям это издание выдавали принудительно, а они немедленно использовали бумагу по прямому назначению: Новый редактор насытил издание в основном, похоже, литературными произведениями своего сочинения (не их ли по утрам читала Углука?), а газету переименовал в "Страдаловку" из соображений философско-меланхолических: "Ведь присмотришься - и видишь: вся наша жизнь - одно страдание:" (Данэ, злобно: "Надо же, первая умная мысль. И последняя, похоже:") Впрочем, различные древние Сказания он пересказывал в газете (а теперь - нам) не менее охотно: там-то всегда кто-нибудь страдал.

Газета "Страдаловка" прочно вошла в нашу жизнь. По утрам двор оглашался радостными воплями Углуки:

-Нет, нет вы только послушайте! Данэ, не смей отнимать у меня газету, я все равно не успокоюсь! Майтнерий, слушай, я наизусть запомнила:

Миры безчисленны в мирах

И безначальна бесконечность.

А человек, он тлен и прах,

Как тлен галактик звездных млечность.

Но в тиглях пламенных литья,

Сгорающей в огне природы

Ищу крестильного мытья

И все познания свободы!

Остальные реагировали менее бурно, пока старичок не пришел на раскоп и не попытался заявить Целительнице, что видит "темные пятна в ее ауре". Целительница промолчала, а вот обретавшийся рядом Элроир решил пошутить:

-Ничего, в следующем перерождении исправит.

Зря он пошутил. Деда прорвало. Дед помнил все свои перерождения в течение нескольких Эпох. Он побывал одновременно Элрондом и Галадриэлью. Ему являлся дух Румила мудрого и диктовал афоризмы. В конце прошлой эпохи именно он стал зачинателем движения хоббитских хиппи.

Его слушали спокойно и внимательно. Все понимали, что стоит возразить - словесный поток продлится еще часа на два. Когда дед заявил, что "вот первого назгула помню, мы с ним даже дружили, пока он назгулом не стал: Эль вместе пили. Он и мне предлагал в назгулы, идем, говорит, друг, да я отказался - как же без эля-то?" - Иллерн и Сэлкор синхронно скрипнули зубами, а Углука потянулась к одиноко стоящей лопате. А потом дед сообщил, что "и Владыка Тьмы уговаривал, да отказался я. Меня Валары светлые избрали для пути света:". "Для Пути Света, говорите?" - прошелестела Данэ. Тихо так, на грани слышимости.

Конечно, он был безобиден. Ну мало ли таких бродит по просторам что Гондора, что Арнора, что Рохана? Пожалуй только среди ленивых и рациональных донельзя хоббитов такие экземпляры попадаются реже. Особая концентрация , конечно, наблюдается в "эльфийских заповедниках" - остатках Раздола и Лориэна. Я, уже наученная горьким опытом общения со "вспомнившими", пожалуй, не стала бы связываться. Да и большинство остальных тоже. Но "Владыка Тьмы" оказался выше сил Данэ и она выбралась из-под бровки. Встала напротив старичка и что-то яростно прошипела. Всего несколько слов вполне даже приличных, но настолько изящно и тщательно подобранных, что они производили убийственное впечатление. Старичка отнесло метро на три. Единственное на что его хватило, это заорать в ответ:

-Ведьма!

Обстановка накалялась. Сэлкор отставил лопату и поднялся во весь рост. Хания вжала голову в плечи. А Углука поправила на носу очки и обиженно произнесла:

-Сами вы бревно с глазами.

Дед разразился. Он кричал яростно и красноречиво. Углука пыталась что-то вставить, но услышав фразу:

-Четыре у тебя глаза и не одной совести! - вдруг согнулась пополам и сползла в ближайшую яму.

Дед решил, что довел девушку до слез и удовлетворился. Сплюнул в нашу сторону и отправился восвояси, а Данэ начала извлекать из ямы стонущую от смеха Углуку. Работа в тот день спорилась: обсуждая происшествие, мы срыли ровно полкургана. Но с дедом-редактором столкнутся еще предстояло, а пока Данэ весь вечер выговаривала Углуке за "недопустимую несерьезность в отношении к некоторым вещам", после чего утренние чтения стихов прекратились:

Но из большинства посетителей нельзя было вытянуть что-либо помимо трех сакраментальных вопросов, а среди таких попадались еще фигуры особо клинические. Например, сварщик. Если он и действительно числился таковым, то работать, видимо, должен был на другом конце Дивноглазья: там, уже на выезде, у реки, высился металлический остов чего-то недостроенного. Вместо этого сей достойный труженик вешал сварочный аппарат за спину, надвигал на лоб очки (Которые могли быть и горнолыжными - темные стекла закрывали чуть не пол-лица. А уж на горнолыжников, пропускавших поворот на турбазу и забредавших в нашу деревню, я в детстве насмотрелась:), а затем вооружался банкой роханского эля и бутылкой чего покрепче (как называется местный аналог "Назгуловки" - не помню, мы-то пьем кустарное вино), и шел смотреть на нас. И задавать одни и те же вопросы. Каждый день. Я уже неоднократно строила самые гнусные планы мести и по два раза посылала к нему всех молодых людей - не помогало.

Впрочем, ближе к обеду этот трудяга куда-то исчезал сам (возможно, заваливался за ближайшие кусты). И вообще выяснялось, что жизнь не так и ужасна, и даже наоборот, причем по многим причинам. Во-первых, экспедиция все-таки есть, и я в ней начальник. И какая экспедиция! Получалось, что многим в Мордоре и почти всем в Лориэне на зависть: помимо эпического чертежника, у меня появился еще и художник. Точнее, художница - Хания.

Папку с ее рисунками я увидала на третий день - они с Углукой рассматривали ее сидя под навесом. Я писала полевой дневник и периодически поглядывала через стол - благо, никто не возражал. Особенно поразил меня один рисунок: во весь лист - длинный меч с навершием в виде глядящих друг на друга птичьих голов и замысловатым перекрестьем (поневоле вспоминался многострадальный Куруфин), из которого вырастали: два крыла. Рисунок был сделан белыми штрихами на черном фоне, и потому, может быть, я и не доглядела истинного обладателя крыльев - но впечатление складывалось именно такое. Довольно сильное впечатление производили несколько рисунков из отдельной папочки - видимо, серия (Углука: "Покажи еще "Войну" - я давно не смотрела, да и новенькое что-нибудь, наверное, есть"), изображавшая, скорее, не "войну" (в смысле масштабных сражений), а отдельные поединки, где один из противников был определенно обречен на поражение. Вот на одном из них юноша (лицом весьма похожий на Майтнерия) пытается то ли закрыться лютней, то ли ударить ей довольно странную тварь, напоминающую злобного пса, украшенного крыльями и чешуйчатым хвостом. Я поинтересовалась названием. "Не было меча" - ответили мне и предложили сесть поближе. Я перебралась, забросив дневник, и узрела еще немало интересного. Группу тех же тварей в полете ("Псы Валинора"). Довольно много тщательно вырисованных интерьеров, почти без действующих лиц, зато все помечены в углу какой-то руной (Углука: "Этого я еще не видела:" Хания: "Да, недавнее. Южная часть тронного зала, с витражами. Я как раз к стилистике готовилась последний день, пол-учебника не читано, а она приходит и говорит: садись рисовать, я сегодня ночью увидела:"). Немало, наоборот, каких-то неясных сцен - две-три неподробно прорисованных фигуры в разных ракурсах (все с пометкой "Сон" и датой):

Так что рисовала Хания вполне прилично. А кроме того: Как только в кургане показывались кости, она отодвигалась от них на максимально дальнее расстояние, и соглашалась скорее двигать отвал, чем приблизиться. Впрочем, о столь трепетном отношении к останкам можно было догадаться еще на второй день: от пресловутого черепа в кепке Хания села на строго противоположном конце стола. А поскольку с костями обычно появляются и прочие находки, удалось найти ее способностям более достойное применение.

Так что Хания рисовала, Иллерн чертил - и радовал меня то результатами работы, то теми редкими минутами, когда он забывал, что уже минут пятнадцать, как не мыл руки. День на третий мы никак не могли сойти во мнениях относительно одного чертежа и я, разозлившись, выдала ему нечто грозное и не вполне печатное. Он картинно схватился за голову, затем, подняв руки к небу, патетически возопил:

- Пощади, начальник! Лопата твоя - в ладонях моих, зарплата моя - в ладонях твоих!

Мне немедленно стало смешно - и понятно, что от одного несовершенного чертежа не рухнет не только наш многострадальный мир, но даже арнорская археология.

- Ладно уж, прощаю. Иди, корннеплод антиэсстетичесский:

И тут: Если тираду Иллерна Данэ отметила просто отметила весьма недовольным взглядом, то теперь она подскочила на месте и ошарашено поинтересовалась:

- Что-что?

- Корнеплод. Антиэстетический такой. Ну, скажем, редька зимняя, полуувядшая:

- И только?

- Только.

Данэ вернулась к работе, пробормотав что-то о "памяти, которая хуже забвения". Я ей, конечно, немного слукавила. Прошлым летом в Мордоре, где меня специально учили произносить эту хитрую фразу - какой слог растянуть, какой произнести побыстрее - все утверждали, что это какие-то древние Словеса - но не заклинание, нет, в куст ежевики не превратишься, просто какая-то торжественная формула, смысла которой никто не помнит: А посему - произносят как понятнее и используют в виде нетяжелого ругательства. Видно, и вправду что-то древнее. А Иллерн, похоже, поделился со мной почвоведческим фольклором.

Впрочем, уже на следующий день он, видимо, вознамерился, нейтрализовать хорошее впечатление: под конец рабочего дня посадил на штаны внушительную чернильную кляксу, и последние два часа работы прошли под его нытье на темы "во-первых, грязь, во-вторых - неправильная грязь".

- Ну как же так: Я понимаю, на войне - кровь, здесь - какая-нибудь глина: Это, по крайней мере, достойно: Позор, позор, я - как какой-нибудь крючкотвор, как архивная крыса пыльная:

Под конец это вывело из себя даже меланхолическую Ханию, и она попыталась его урезонить:

- Ты только вспомни, скольким было много хуже, чем тебе:

На последовавшую новую порцию нытья (с общей мыслью ":но чернила на себя они не проливали") откликнулась уже Углука, энергично поддержав подругу:

- Вот-вот, я сейчас начну перечислять, кому именно, как и насколько - до вечера, думаю, хватит, а там Данэ добавит:

Впрочем, отличился не только Иллерн. Данэ в тот день назначила дежурной себя, и Сэлкор счел это достойным поводом пуститься на кургане в обширные восхваления в ее адрес, под конец попытавшись назвать ее "наставницей". В ответ схлопотал порядочную нотацию Гэлэра (он, видимо, в отсутствие Данэ "отвечал за нравственность"). А Углука ворчала еще во второй половине дня, глядя на Сэлкора, дающего горемычному почвоведу длиннейший совет на тему "Как постирать штаны":

- Это же нужно - такое ляпнуть! Причем совершенно серьезно:

- А что же он такого сказал? Ну, не нравится ей такое слово, но не настолько же это ужасно? - недоуменно поинтересовалась я.

- Ну: Наставник действительно один, - (это была цитата из Гэлэра). - И не у нас, а если уж на то пошло - у Данэ. Она добилась этого. Ух, ты и не представляешь: Она ко всем приходила со своей идеей - ну, ты вчера слышала: И к Золотоухому - он говорил: "Все давно пропало, ничего не выйдет:" И к Равнобедренному - тот по-другому, но про то же: "Да замкнется он когда-нибудь, когда срок будет:" Она и ответила: "Замкнется, конечно. Только из меня к тому времени черный мак расти будет!" Ей в конце концов пообещали, что Наставнику представят. Он должен был на одну конференцию в Академии прийти. Понимаешь, о нем очень немногие знают, такой уж он:

Углука, кажется, хотела сказать "человек", но осеклась. Ага, еще и не человек. Но и не хоббит точно. Так:Интересно еще, кто такой этот Равнобедренный, больно имя характерное? Ну да ладно, я пока путем Тьмы идти не собираюсь, так что какое мне дело до темных деятелей? А Углука продолжала с увлечением рассказывать:

- И там, на конференции она его сама вычислила. И когда увидела, что он посреди заседания зачем-то в коридор выбрался, туда же направилась, хотя доклад был, помнится, интересный: Вышла в коридор, - он у окна стоит - и на колени: "Сердце мое в ладонях твоих:" Он долго отказывался, говорил: слишком много боли, слишком много времени прошло: А потом понял: по другому нельзя, никуда не денешься - и ответил ей - "Кор-мэ о анти-эте":

- Что-что?! - теперь уже я, как Данэ, подскочила на месте, - ударившись, соответственно, коленками об стол. Кстати, Углука позавчера дежурила, и всей этой сцены не видала.

- "Мир мой в ладонях твоих" - древние Словеса для приема в ученики. Принял он ее, соответственно. Только "Учителем" просил не называть - такое уж это слово. Учитель, строго говоря, тоже только один:

Да, хороша история. И хороша я. Корнеплодом антиэстетическим ощущала себя в этот момент. Редькой зимней полуувядшей. А еще - думала о том, скольких первокурсников успел к этому времени "принять в ученики" Хэндар, особо уважавший припечатывать их этим выражением. Нда... "И понял он, что никуда не денешься:" Похоже на Данэ, очень похоже. Углука рассказывала историю с неподдельным воодушевлением, но где-то на заднем плане - или мне только казалось? - проскальзывала не менее несомненная ирония. Впрочем, Углука, кажется, принадлежит к числу тех, у кого эти чувства просто неотделимы. К тем, у кого "этот замечательный исследователь" обозначает "дурак редкостный", а "главное недоразумение нашей кафедры" - "гений, новатор, восходящее светило":

Жизнь таким образом продолжалась, в первом кургане мы усиленно вылавливали остатки разворошенного погребения - а потрудились местные недоархеологи порядочно, я пыталась представить, как все это должно выглядеть на чертежах и в дневнике - и периодически нестыковок набиралось столько, что я бралась за свою квадратную голову, и очень хотела кому-то пожаловаться. И даже пыталась - письменно, Хэндару, по которому совершенно неожиданно успела соскучится уже на третий день.. Но, примерно на втором-третьем абзаце письма в Мордор понимала, что созданный текст подозрительно напоминает знаменитые "Староосгилиатские жалобы". Этот уже вполне исторический документ торжественно (хоть и неофициально) зачитывается всем желающим попасть на кафедру - чтобы они с самого начала усвоили простенькую мораль "экспедиция, даже в городе - совсем не сахар и даже наоборот". Ходят слухи об авторе (точнее, авторессе) - что сейчас это весьма большая величина в археологии (уж не Тиэлла ли?). Зато тогда:

"Жизнь моя ужасна, - писала неведомая корреспондентка подруге. - Во-первых, я потеряла каблук, во-вторых, на грузовик с продовольствием упали Врата Запада [ Ворота экспедиционной базы. Тяжелые. Железные. Грузовику- сочувствую. ] и передавили всю сгущенку, а в-третьих, нивелир у нас косой, и тот, кто за ним стоит - тоже:"

(Косоглазого обитателя окрестностей нивелира я неплохо знала, но это история отдельная).

Больше всего меня радовала погода, - по крайней мере, первую неделю. И еще - возможность знать эту погоду заранее. День у меня начинался обыкновенно с того, что, выбравшись наконец из заветной кладовки, я натыкалась на нашего астронома, шествующего со стороны курганов (где он разбивал палатку каждую более-менее ясную ночь), и интересовалась:

- Гэлэр, погода будет?

Я верила прогнозам безоговорочно, с первого дня, когда обещанный "дождик на полчаса на третьем часу работы" состоялся ровно по расписанию. Интересно, относилась его метеочувствительность к ведомству Тьмы или к его специальности? Предсказал он и порядочный ливень на второй неделе - и мы стащили все более-менее ценные вещи в комнату девиц (где крыша выглядела наименее протекаемой) и расселись на этой куче, поставив посередине любимую "летучую мышь". Единственные, кто остался под протекающим навесом были Углука и Майтнерий, причем Майтнерий что-то с воодушевлением зачитывал ей по мятой бумажке, а она одобрительно кивала. Майтнерий, как можно было догадаться, писал стихи. Показывал их, правда, только Углуке да изредка Иллерну, но иногда и до моих ушей доносилось что-то вроде такого:

Есть тридесятое царство,

Единственное на свете,

Сторожевой ветер

Бесится на цепи.

Там за железным тыном

Нет никакой святыни -

Только звезда в тумане,

Только туман в степи.

Я не из этой сказки,

Мне, если что, помогут:

Но нынче за шумом дождя стихов было не слышно. А дождь все лил, ощутимо похолодало, и я, как всегда задумавшись "что я еще не сделала для науки", заклевала носом, и, выловив из нагромождения первую попавшуюся и похоже, чужую, подушку и спальник побрела в кладовочку. Тема в это время обсуждалась как раз подходящая: сны.

Сэлкор занудно излагал какое-то свое сновидение, вернувшаяся Углука заявила "Мне иногда такие сны снятся - заснуть не могу!", а Гэлэр как обычно высказался афористически, загадочно и так, что невозможно было не согласиться:

- Сны всегда немного ближе к Грани мира. Как и экспедиция:

Это точно, ближе - думала я, устраиваясь на ночлег (в кладовочке был всего-то один протекающий угол). Хэндар бы на это еще добавил: очевидно ближе, поэтому если усиленно пить - без труда и за Грань переберешься.

Эх, приснилось бы что ли что-нибудь из жизни жарких стран - похолодало-то весьма ощутимо. Так ведь нет, явятся какие-нибудь лоссохи - одна из любимых тем для разговоров в последнее время. Или "население" наших курганов в полном составе - причем в народном варианте: дракон и прочие герои древности. Разбирайся потом до утра в бесконечных сражениях - кто кого и зачем рубит - да еще и самой зачем-то вмешаться случается. Экспедиционные сны - вещь совершенно особенная. Приткнувшись подремать на вершине кургана, запросто можно увидеть во сне совершенно невообразимые события, связанные именно с этим курганом. Рассказывают, что Герои Древности являются начальникам экспедиций и дают подробные инструкции - как и где копать. Или - где не копать, а то плохо будет. А я-то как раз начальник! Хоть бы что путное приснилось.

Приснилось.

И ты грезишь ночами о древних битвах и подвигах. Неважно, что ныне бесплодна и уныла эта земля, что славное прошлое забыто, что богатство утекло в землю как вода, что время смыло все следы былой солнечной ярости и огненного гнева, верной и преданной дружбы и нежнейшей и трепетной любви: Ты погружаешься в волны Памяти, ты качаешься на них поплавком и слышишь ночами хриплые боевые выкрики, и отчаянный шепот, и сдавленный стон, и открытый крик Боли: Ныне Память станет твоим знаком, твоим молитвенным правилом, твоим гербом, Память, от которой першит в горле, и слезы, так и не пролившись, плещутся в глубине глаз, Память, которой переполнено тут все. Она струится соком в высоких полынных стеблях, она падает ночным яблоком в саду, она веет от нагретой летним солнцем пыльной дороги, ее капли таятся в траве отчаянно-желтыми одуванчиками, а в небе - далекими и звонкими звездами. И вскоре ничего не остается, кроме Памяти, и ты плачешь о похороненных в этих курганах, как об погибших вчера, и обращаешь к Валар свою отчаянную мольбу - даровать им, ушедшим, милость свою, и благословить их на Путь, уводящий к Единому, и простить тебя, потревожившего их бедный прах: Но звезды высоки и холодны, а тебя слишком донимают дневные заботы, ты слишком привязан к этому черствому хлебу, и кислому молодому вину, и сухим перезвонам лютни, чтобы можно было достаточно очистить свое сердце и услышать в нем ответ Высоких:



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>