Стихи Ленского и Леденева Хоббичьи частушки О вреде неверных переводов Песнь о гибели короля Азагала Песенка фермера из Бри Бодрая походная песня урук-хая Песня нолдоров Хоббичьи частушки Слышано в Пригорье в третье лето Четвертой Эпохи, во время визита туда короля Элессара. I О-хо! Лавр обожает лошадок! Веет осень ветерком, А в конюшне душно. Наркисс поней вечерком Вывел из конюшни, Всех к забору привязал И создал условья. "Свежий воздух, - им сказал,- Нужен для здоровья!" О-хо! Лавр обожает лошадок! Ночью поней увели. (Ну, а как иначе?) Утром реки потекли: Это Наркисс плачет. Третьи сутки голосит - Мертвые ожили б! Все скорбит, скорбит, скорбит... (Пони-то чужие!) О-хо! Лавр обожает лошадок! Долго он вино не мог Отличить от пива. Вдруг однажды со всех ног Прибежал счастливый: Пони эти все нашлись! (Вот тебе и здрасьте!) Снова реки потекли, Но уже от счастья. О-хо! Лавр обожает лошадок! И теперь по вечерам Над Пригорьем темным Раздается тарарам И раскаты грома. Это Наркисс на чердак Загоняет поней. - Там же душно!.. - А, пустяк! Но зато спокойней. О-хо! Лавр обожает лошадок! О-хо!! Лавр обожает лошадок!! О-хо!!! Лавр обожает лошадок!!! II Любелия Лякошель-Торбинс на старости лет подалась в бизнесхоббиты: открыла небольшую лавочку, в коей весьма успешно торгует изобретенной ею косметикой, став первой (в обоих смыслах) модницей Средиземья. Дело под вечер. Весной. Птички. Травки. Свинки. Шла Любелия домой Со своей корзинкой. Собрала с дороги грязь Для своих косметик... Вдруг старушки зоркий глаз За кустом приметил - О-хо! Чудненький розовый цвет! Домик новенький стоит Ей на удивленье, Краской свежею блестит - Просто загляденье! В щелку любопытный нос Сунула с опаской И во весь носиный рост Вымазалась краской. О-хо! Чудненький розовый цвет! Целый вечер вся в кустах Бедная сидела. (Что же будет? Как же так? Вдруг такое дело...) Ночью в дом через окно Бабушка сигает, Трет и мажет - все равно Нос не отцветает. О-хо! Чудненький розовый цвет! Ой, что было поутру! Как прошлась по рынку С носом розовым (не вру!) Модница с корзинкой - Все издали громкий ОХ, Так что Булко Крендиль Просто начисто оглох И немного сбрендил. О-хо! Чудненький розовый цвет! А Любелия стоит С дико гордым видом И народу говорит: "Что, небось, завидно? По критериям красы И моим оценкам, В моде с пятницы носы Этого оттенка. О-хо! Чудненький розовый цвет!" Чтобы марку поддержать, Старая плутовка Стала краску продавать В своей лавке ловко. И народ туда валит - Просто нету спасу: Все хотят в носах ходить Модного окраса. О-хо! Чудненький розовый цвет! Даже гномы втихаря Лавку навещают, У Любелии не зря Краску покупают: Чтоб никто не мог узнать, Сколько ушлый горец Пива, эля и вина Вылакал в Пригорье. О-хо! Чудненький розовый цвет! А недавно Крендиль наш Жить ушел за Воду: Мол, не хочет больше знать Писка этой моды. Да и всем пора дрожать: Нынче домик оный Перекрасили опять. Он теперь зеленый. О-хо! Чудный зелененький цвет! (3 раза) III Хэл наш на ночь как-то раз Чересчур напился, И во сне ходячий вяз Тут ему приснился. Вяз как вяз, ни дать ни взять. Только все ж, однако, Нет чтоб чинно постоять - Шастает, собака! О-хо! И росту в нем 45 футов! Утром Хэл протер глаза - Брр, какие страсти! Ух, кому бы рассказать О такой напасти? Рассказал он это мне, Страшно по секрету. (Не сказал лишь, что во сне Было дело это.) О-хо! И росту в нем 70 футов! Скоро про зловредный вяз Знала вся округа: В день рассказ по десять раз Повторял хитрюга. Сам себя перехитрил, Сам поверил, значит, Что на самом деле был Великан ходячий. О-хо! И росту в нем 120 футов! Каждый день рассказ растет. С ним растет и древо. Хэлфаст знай себе плетет Направо-налево: "Вот туда-то и туда Заходить не надо: Там, на севере - беда! Вязы бродят стадом." О-хо! И в каждом 400 футов! И когда, в конце концов, Вяз пришел на деле, Хэлфаст вышел на крыльцо И в него вгляделся. "Не-а, - высказал знаток. - Обмануть не вышло. Настоящее, браток, Много-много выше!" О-хо! Ведь в нем уже 1000 футов! Долго спорили они. Дерево сердилось: "Я же дерево - взгляни! И всю жизнь ходило." - "Так-то так. Но все равно Ты уж больно мелко. Я-то знаю, как оно. Ну а ты - подделка." О-хо! А в том уже 5 тысяч футов! (3 раза) О вреде неверных переводов (песня N+1-го назгула) Я спросил у Даина - "Не видал ли Торбинса?" Даин не ответил мне, Качая бородой. Я спросил у Элронда - "Не видал ли Торбинса?" Элронд окатил меня Холодную водой. Я спросил у Гэндальфа - "Не видал ли Торбинса?" Сразу Гэндальф белым стал, И остался так. Сарумана спрашивал: "Не видал ли Торбинса?" Спрятал кукиш в бороду Хитроумный маг. Я спросил у бальрога - "Не едал ли Торбинса?" Ох, как скалы рушились, Слыша тот ответ! Я спросил у Голлума - "Не видал ли Торбинса?" Долго Голлум матом крыл Целый белый свет... Я спросил у Бэггинса - "Не видал ли Торбинса? Больно уж похожи вы. Помоги мне, друг!" Бэггинс хмыкнул пакостно, Бэггинс хмыкнул мерзостно - И Голлума тихонечко - И Голлума легонечко - И к краешку легонечко, И тут нам и каюк. А-а-а-а-а, а-а-а-а-а... Я спросил у Даина... Я спросил у Элронда... Я спросил у Бэггинса... Песнь о гибели короля Азагала Судьба была битве Ужасной прослыть, И вновь Анфауглит дымился, И воздух устал в себе стрелы носить И каплями пота сгустился. И ветер с Ангбанда был жаркий и злой, И Аулэ горы курились золой. Когда огнедышащим, ярким клинком По телу эльфийского войска, Златым волнорезом прошелся дракон, То гномы держались геройски; И, выдержав змея пылающий шквал, Свой подвиг бессмертный свершил Азагал. От крови дракона пьянела земля И лопалась вверх пузырями. И гномы, подняв своего короля, Его пронесли через пламя И вынесли с поля, и в горы ушли. А битва еще догорала вдали... (Но самый отважный, юнец-сорванец, Гонец короля быстроногий, Вернулся туда, где остался венец И шлем государя двурогий. Как выбрался он, не расскажет наш стих; Но выбрался чудом и встретил своих.) Четырнадцать гномов от орков спаслись, От полчищ уже победивших; И с ними два эльфа в ущелье пришли И встали у тела, склонившись. И Аулэ горы смыкались кругом И словно бы тоже вздыхали о нем. И светел, казалось, был лик короля Во тьме векового ущелья. И светел был меч, Голубая Заря, Из ногродского подземелья - Сработан был Тельхаром дивный клинок, Лишь он поразить Беспощадного смог. А рядом лежали корона и шлем, Горели драконовой кровью. Вдруг нольдорец что-то шепнул и затем, Шагнувши к его изголовью, Легко прикоснулся к челу короля - И замерли гномы, о чуде моля. И Аулэ горы, забыв о врагах, Их радостный крик отразили: Дыханье проснулось на бледных губах, И мертвые очи открылись! Но эльф только тихо качнул головой: Тут был он бессилен бороться с судьбой. И гномы глаза опустили к земле И молча, печально стояли. Им было в новинку терять королей; Еще ноготримы не знали Клятв мести и прочего, что под рукой Имеют все эльфы на случай такой. Нарушил молчание нольдор второй, Сокрытого Города воин: "Твой подвиг великий, о горный король, Прославлен быть в песнях достоин! И имя твое среди лучших имен Украсит страницы грядущих времен. И доблестный нольдор о нем запоет, И синдар, лесами хранимый, И адан за чашей вина помянет, И братья твои - ноготримы. Да, эльф не один позавидует столь..." Но тут шевельнулся и молвил король: "Не надо об этом. Еще я дышу, Но жизни порвалися нити. У вас я одно перед смертью прошу: О том, что случилось - молчите! Не знают пускай ни друзья, ни враги О том, как король Белегоста погиб." Сказал - через силу - и снова затих. Загадкой слова прозвучали. Но гондолидримы молчали о них, И Аулэ горы молчали. И, недоумение в гномьих глазах Увидев, король Азагал рассказал: "На эту войну я идти не желал, Хоть Маэдрос прочил победу. Он друг мне, и я бы его поддержал, Когда б не царапина эта (Пустяшное дело, шальная стрела; Но рана еще не совсем зажила). Ты помнишь ли, Раир, наш спор до утра? Противился я выступленью. А помнишь - ты все удивлялся вчера, Как быстро сменил я решенье. Скрывать уже боле бессмысленно мне: Я вестника видел в ночной тишине..." В расселине горной, пробитой грозой, Назойливо речка журчала. Нахлынула горечь горячей слезой, Нахмурился лоб Азагала, Предсмертным предвиденьем видя вдали И Фингона гибель, и Хурина клич. Что страшный разгром Средиземью несет? Что станет с родным Белегостом? В оружии гномы достигли высот, В бою одолеть их непросто, Но воинам черным число - легион, И Аулэ горы от них не заслон. Да, Маэдрос, видно, опять поспешил... А может, промедлил с ударом? Да, кстати, а что он в бою не решил Надеть Азагала подарок? Победными рунами был освящен Тот шлем, на котором смеялся дракон... И, вспомнив о тайне, что в сердце держал, И смерти вдыхая дыханье, Слабеющим взглядом спросил Азагал У каждого клятву молчанья. И каждый глазами сказал: "Никому!" И он успокоился, веря тому. "Я вестника видел", - продолжил король, Собравши для голоса силы. - "Явился он поздней ночною порой. Свеча нам тревожно светила. Он мерил шагами ковровый гранит, И эхо неслось от испуганных плит. Сказал он: "Я послан тебя упредить, А ты уж решай, как умеешь. В той битве, что вам, может быть, предстоит, Вновь выйдет исчадие смерти - Тот ужас, что многие годы дремал В пещерах подземных, таился впотьмах. И станет он вечно во страхе держать Всех хазад, пощады не зная; И станут при имени этом дрожать Воители, меч опуская. И даже когда через много веков На свете исчезнут такие, как он." - Заставили вздрогнуть невольно тогда Пророчества мрачные речи... - "Неужто народ мой, в лихие года Отвагой известный извечно, Позором таким за нее награжден, Такою печальной судьбой наделен? Чтоб стал трепетать перед именем гном? (Какие-то, право, наветы!) Сдаваться? Сдаваться при виде одном Иль слухе об ужасе этом? Оружие чтобы не смел подымать? Не верится что-то, по правде сказать..." Но он промолчал. И тогда я решил: Всем надо готовиться к бою, Сразить этот ужас, каким бы ни был... Но понял теперь и другое: Коль кто-то расскажет о смерти моей, Пророчество сбудется. Это страшней." И тихо закрылись глаза короля... Песенка фермера из Бри Говорил мне братец Билл, Когда я у Билла пил, - Было дело, пил у Билла, Я у Билла пить любил, - "За горами, - говорит, - Там дракон в пещере спит, - Так, дракошка, слабже кошки, Старикан и инвалид. Даже нашим жалким луком, дескать, можно стрельнуть. Дельно? Дельно? Дельно! Золотишка загребем, Лучше гномов заживем. Купишь мельницу у Роба, Я - трактирчик под Холмом. Чем все время просто пить, Лучше по свету бродить. Глядь - какую вдруг принцессу Повезет освободить. Хорошо бы, грит, принцессу, да еще с короной - В жены! В жены! В жены!" Ну а я, не будь дурак, Говорю ему вот так: "Мое дело, между прочим, Все капуста да буряк. А капустой, стало быть, Мудрено кого убить. И с мотыгой на дракона Тоже боязно ходить. Лучше с выручки купи мне новую лошадку! Так-то! Так-то! Так-то!" Старый Токки-Муховоз Тоже предлагал всерьез: "Купим, говорит, на пару, Это, сталбыть, стадо коз. Дело новое - пустяк, А уж прибыльное - факт! Брось ты пить! Разбогатеем За неделю - только так. Купишь мельницу, и славно, ну а я себе-то - Это, это, это..." Ну а я, не будь дурак, Говорю ему вот так: "Ты представь себе, что будет В огороде за бардак! Мне и так уж мотыли Всю капусту сожрали! Нет от гусениц отбою - Ты еще козлов пришли! Ставить новые ограды? Ты в своем уме-то? Нет уж, нет уж, нет уж! Воротился Билл домой, Весь побитый и хромой, Без кобылки и без лука, И с монеткою одной. А у Токки козий сброд Съел ему весь огород, Две рубашки, и подтяжки, И от фартука перед. Он их с горя Барлиману подарил, а тот их - Палкой за ворота! Разорился Билл, зато Заливает на все сто; Есть всегда чего похвастать: Видел это, видел то! Токки тоже нос задрал: "Я кого, мол, не видал - Тот зашел, и тот забрел, и Даже чей-то генерал! А рогов скопилось - хоть ты борону прям делай! Смело, смело, смело! Я сижу, и мне смешно. Я-то знаю уж давно: Все, чего я там не видел - Все покажет мне вино. Без усилий и хлопот Все увижу наперед. Но дожрут же наконец-то Мотыли мой огород? Вот тогда - рюкзак за плечи и вперед по тракту! Так-то! Так-то! Так-то! Бодрая походная песня урук-хая Кто-то ест котлетки, Кто-то шоколад, Кто-то только устриц, А кто-то все подряд, А бедные уруки С голодухи мрут, Разве что ворону Дохлую найдут. Кто-то выпил эля, Кто-то самогон, Кто-то чьей-то крови, А кто-то и бульон, А бедные уруки - Лужицу до дна, И потом неделю Снится им она. Кто-то травку сеет, Кто-то ее жнет, Кто-то рыбку ловит, А кто-то ее жрет, А бедные уруки Рыщут там и тут, Там на всех чихают, Тут на всех плюют. Потирает руки Дядька Саруман: "Ох, мои уруки," - Думает, болван. Мы пока не спорим, А начнет дурить - Мы тогда посмотрим, Кто тут будет чей! Песня нолдоров Когда-то в счастливом краю Валинора Рог Оромэ звоном пронизывал горы. И странный огонь возгорелся в груди, И мы в один голос вскричали: "Веди!" Манило нас в тайную звездную тьму, И Аулэ взор не скрывал одобренья... Но Ингве Премудрый промолвил: "К чему?" И Мандос Великий добавил: "Не время." И мы, повздыхав про себя, как всегда, Не Ингве, но Мандосу вняли тогда. А Манвэ вздохнул исподлобья сурово, Но не сказал ни слова. И годы прошли. И опять в Валиноре Рог Синдаров нам прозвучал из-за моря. И смелый Тиэле, от Эльвэ посланник, Спел песню о битвах великих и славных. "Веди!" - и клинки наши вспыхнули грозно. Но он отвечал: "Поздно." И годы прошли. И в ночи Валинора Потряс Тирион горький рог Феанора. Одни попросили у Ингве совет; "Не время", - был Мудрого мудрый ответ. Но мы не хотели опять сожалеть О выборе, что навсегда позади. Пусть будет, что будет! Победа и смерть - Все там, впереди! Мы кричали: "Веди!" Уж лучше неправедность гордых мечей, Чем сонная муть бесконечных ночей! Свет факелов в тысячах глаз отразился... И Мандос еще не явился... И годы прошли, солнц и лун хоровод; Мы жили и ждали - не зная, чего. Не рога ли крик в поднебесье застыл? То Фингольфин кровью наш страх оплатил. Но мы лишь смотрели, вздыхая, на горы И помнили про Феанора... И снова - уж Фингона - рог прозвучал. И стало понятно: коль путь ты избрал, Послушался клича военных атак - И далее слушайся. Стоит жить так. Удачи поход не принес - не беда! Но надо ошибку - своею судьбой - За нас и за тех, кто погиб, - оправдать, Но смелой борьбой, не смиренной мольбой! И, может, нас Ингве Премудрый поймет, И меч свой наточит, и с нами пойдет - Петь песни и слушать их ярый накал И рога призывный сигнал.