Стихи А. Каковиди Легенда История одного призрака Дифирамб Галадриэли Леса Галадриэли Посвящение абсолютно чистому листу Заколдованный трон Сага о волке Еще одна песня Саурона Легенда Их любовь была похожа на легенду: Так внезапна, так красива, так безумна. Их любовь, извечно длящимся моментом, Пролегла от первых дней до дней предСудных. И стираются подковы, как бумага. От разлук до встреч пути длиною в сагу. Но дорогам недовыплатил он дани И они не выпускали из скитаний. А она кляла медлительность минуты, По шагам считала все его маршруты. Может, ждать и верить - и не так уж много, Но без ждущих в никуда ведет дорога. Судьбы их - как будто по ветру колосья: Ветер то соединит, а то отбросит; Словно листья в вихревом круговороте; Словно искры в быстротающем полете. Истекли уже все сроки ожиданий. Ей не раз другие руку предлагали. Говорили: "Он погиб. Забудь, дуреха!" Говорили, что ему и там неплохо. Но она твердила глухо и упрямо: - Может он и получил в сраженьях рану. Ну, а если задержался - есть причина. ... И однажды разорвал он сеть тропинок. Он загнал коней и, сам почти что загнан, Одолел великий путь длиною в сагу. И она была по прежнему прекрасна. И вошел он в дом, шепнув чуть слышно: "Здравствуй..." Их любовь была похожа на легенду: Так внезапна, так красива, так безумна. Их любовь, извечно длящимся моментом, Пролегла от первых дней до дней предСудных. История одного призрака Скажи, отец, ты знаешь много, Так облегчи мой ум ответом: Как мы, рожденные в Дороге, Узнали, что мы служим Свету? Доспехи воинов легендарных, Мечи врагов - единой стали. Знамена выжили в пожарах, А люди гибли-убивали. Вчера пришла молить за сына Мать одного из наших пленных. Любовь и страх через пустыни Вели ее попеременно. И взгляд ее полуослепший Так ненавидел нас - злодеев! И я подумал: "Войны - клещи На тех полях, что Бог посеялю" Я с первым вздохом принял клятву В служеньи Истине великой, Но в этой злой, кровавой жатве Навряд ли Истина сокрыта. Я не ослышался, родитель? И я не сын тебе отныне?! Отец! Да разве ж ты не видел! Да, ухожу. К чему слов ливни... Ответь мне, вождь, ты мудр и честен, Ты спор в душе моей рассудишь: Вернем ли мир к Добру и Чести Мы, Ненавидящие люди? Я понял: бьются два колосса, Титаны страшные - идеи. Мы ж - пыль с подошвы этих монстров И пешка в их большой игре я. Но стоит ли идея - призрак Потоков слез, веков полыни? Ведь каждый хочет света, жизни, Но умирает он "во имя". Ты - вождь, тебе под силу сбросить Святые догмы двух народов... Я не предатель... Я - философ. ...И вновь бреду без троп, без бродов. В лохмотьях ветер заигрался И зуб на зуб не попадает. Так высоко не забирался Никто, из тех кого я знаю. С вершины изумрудно-снежной Кричу, направив в небо звуки: - Ответь, Создатель мне, невежде, Зачем война, злоба и муки? Как ты позволил имя - знамя Свое поднять над этой бойней, Как мог в дворце под небесами Взирать на Мир Врагов спокойно?! Что ж, и еще одно проклятье: Уходят в бесконечность дни И тает плоть - гнилое платье - Я свет на солнце, тень в тени. Дифирамб Галадриэли Сегодня Солнце превзошло себя В искусстве свет дарить, в сиянье ясном. В лазурной выси - гордый лик орла, Парящего на крыльях-парусах С медлительным величьем корабля. О! Этот день назвал бы я прекрасным, Когда б его прекрасней не была Хранящая цвет Солнца в волосах. О, небо добрых глаз с величьем гордой птицы В тебе одной могли соединиться. Леса Галадриэли В полутенях сиреневых, в закатной дымке алой Скользнут между деревьями обрывки песен старых. И запоют свирели, и лютня засмеется В садах Галадриэли, где листья цвета солнца. Плывут тысячелетия, меняют мир и думы, Но Лориэн, как в первый день, всегда пребудет юным. О, Муза менестрелей, Творца благословенье, Леса Галадриэли, где Вечность - как мгновенье. Усталых душ целители одним лишь ясным взглядом Излечат от губительных тоски и грусти ядов. Чтоб души не старели, есть верное лекарство - Лесов Галадриэли безоблачное царство. Посвящение абсолютно чистому листу Не раз твердили Вам, наверно: Вы совершенны, словно Бог", Но нет богов столь совершенных, Чтоб с ними Вас сравнить я мог. Вы так чисты, так абсолютны, Как Вечность пред лицом конца, Среди сует сиюминутных Завершены, как мысль творца. Но хочется душе поэта (И кто поймет ее до дна) Не то какого-то просвета, Не то какого-то пятна. Не усредненности из списка, Не серой бисеринки в нить, Но чуточку несовершенства, Чтоб было с чем и Вас сравнить. Заколдованный трон В страну драгоценных смарагдовых трав, Алмазных ручьев и сапфировых глаз Пришел юный витязь, носитель Добра, Счастливый и щедрый, прекрасный, как Ас. С наивным восторгом смотрел он, как ал Закат и как гривы густы кобылиц. И думал, что в светлую сказку попал, Пока не заметил угрюмости лиц. - Ах, милые люди, в чем ваша беда? Неужто и сказке страдания есть? Готов я помочь вам! Мой меч у бедра... - Ступай себе, витязь! Не первый ты здесь. Он был озадачен. Поводья забыв, Дозволил коню разбираться в путях. И двигался он меж селений и нив, И видел он лица, и в каждом был страх. Встречал на дороге отряды бойцов, И мытарей с туго набитым мешком, И нищих, беззубых бродячих певцов. Карету. А вслед брел калека. Пешком. С тоской думал витязь о том, что узнал: "На вид, вроде, люди, а сути - рабы". Но тут он услышал, калека стонал. И стон его словно пощечина был. И витязь решился: "Скажи мне, старик, Как путь отыскать до дворца короля? Я сброшу тирана..." Но сдавленный крик Прервал его речь. Содрогнулась земля. Пришпорил коня он, но крикнул вдогон Старик и клюкой замахнулся своей: - Стоит во дворце Заколдованный трон. Пусть был ты святоша, но сядешь - злодей. Но мой паладин лишь смеялся в ответ. Коль ищешь Добра - не страшись колдовства. Не станет злым сердце, коль зла в сердце нет. Стране этой должно счастливою стать. Бои были жарки - на смерть, не на жизнь, Но в тяжких боях появились друзья. Его в горностая одели пажи - Страну без владыки оставить нельзя. Сел витязь на трон, что бы счастье нести, Что б суд справедливый вершить на земле: Друзей наградить и... врагов не простить. И старый калека попался под плеть... Но вновь у границы смарагдовых трав, Алмазных ручьев и сапфировых глаз Стоит юный витязь, носитель Добра, Счастливый и щедрый, прекрасный, как Ас. САГА О ВОЛКЕ У горбатой, как сморщенный карлик, горы, Где смурные ветра продувают обрыв, Где корявое древо в растресках коры Над бурлящей стремниной кривится, Жило вольное племя в ладонях веков, Жили души людские в обличье волков, Полагаясь, как волки, на силу клыков, А как люди на милые лица. И меняли леса шумных платьев цвета; И в бездонную лету летели лета; И из края, где споры решает металл, В край горбатой горы вышел Странник. В запыленной одежде, с добротным мечом, Брел сквозь чащу и пел - просто так, ни о чем, Но, где скалы подставили небу плечо, Встал как столб перед зрелищем странным. На тропинке сидел мальчуган нагишом. Взгляд зеленых глазенок казался ножом, Серый чубчик взлохмачен. И был так смешон Камень, пущенный детской ручонкой. И гадал путник: "Кой черт на тропку занес Это милое чудо в кровинках заноз?" И взгрустнул он, а после смеялся до слез... И назвал он мальчишку Волчонком. И с тех пор не один мерил Странник свой путь. Он учил малыша... Будто знал что-нибудь! И подрос мальчуган, и забыл свою суть, Только взгляд его был так же зелен. Он мечом овладел так же просто, как пел, Ну а пел он, как будто напиться хотел, И напился б, коль жажда имела предел. Да предел ее был не отмерян. И прошли они зной желтоскулых пустынь, Миновали полярную стылую синь, И восточные степи - седую полынь - В буйном ветре хмельном и прогорклом. И на Запад легла сумасбродка-тропа. И решил Странник, хватит , мол, землю топтать. Я останусь. А ты... Я не стану роптать. Из Волчонка ты сделался Волком. Так впервые Волчонок почувствовал боль. Он стремился на Запад, как некогда в бой. В горле першил еще не родившийся вой. Или - или: иль друг, иль свобода. По шелкам малахитовых утренних трав Выходили к ним эльфы с изяществом пав, Закружили средь песен, пиров и забав, И остался Волк с дивным народом. И текла птичья трель вереницею дней. Были ночи короче, а лето длинней. Заколдованный танцем эльфийских огней, Волк забыл и свободу, и друга. Отдаваясь турнирам и гвалту охот, Не гадал - то ли час пролетел, то ли год. Лучшим лучником звал его дивный народ И бойцом лучшим звал - по заслугам. И лучистыми взорами дочь короля Осыпала, улыбки бессчетно даря. И качалась земля, как настил корабля Под ногами безумного Волка. И король ему, вроде бы, благоволил. Он почти фаворит. Всеми признан, всем мил. Да немало их, тех, кто принцессу любил... Им судьею турнир, да и только! С ночи начал съезжаться к турниру народ. На рассвете герольд протрубил в небосвод. Из дворца по ступеням, сверкавшим как лед, Выходили король с королевной. И двенадцать бойцов пожелали в бою Доказать и любовь и отвагу свою, Но прекрасная дева, так барды поют, Только Волку желала победы. И сшибались мечи, и искрился доспех. И щиты о щиты грохотали, как смех. Но лишь Волку принцесса желала успех. И лишь Волк победителем вышел. Чернь, ликуя, бросала цветы и венки, Королевна смеялась, как голос реки. Поугрюмел король, не скрывая тоски, Ну, а свита так гневом и пышет. Только слово Владыки прочней, чем базальт, И король покорился тому, что сказал. - Будут Волку светить королевны глаза! Поклонись королю, чужестранец! Но пришелец стоял, оперевшись на меч, Будто и не слыхал августейшую речь. И шумела толпа: "Чтобы прахом не лечь, Поклонтсь королю, чужестранец!" Хохот Волка взлетел над дворцом, солнцем над: - Что от жизни за прок, коль поклон ей цена! И осекся, прорвав наваждение сна, Что навеял чарующий танец. Волк тряхнул головой, Волк окликнул коня. Только голос принцессы вознесся, звеня. Говорила она: "Если любишь меня, Поклонись королю, чужестранец!" Но от смеха пришельца дрожал небосклон: - Дешева же любовь, коль цена ей поклон! Он уж вспомнил горбатой горы лысый склон, Серый камень, ветрами точеный. Вдруг распалась толпа, как пирог под ножом. Старый Странник живым коридором прошел. И сказал: "Чтоб живым ты к свободе дошел, Поклонись королю, мой Волчонок." И осколками льда смех на землю упал: "За поклон мне король продает, что украл!" И в зеленых глазах заискрился металл, Дикой статью наполнилось тело. Волк взметнулся в седло и коня разогнал, Перед царским дворцом полукруг описал. И принцессу легко, как пушинку, поднял, И рванул из эльфийских пределов. Конь летел, как обвал, ветер легкие рвал, Ветви били в лицо, как в начале начал. Королевская дочь, приклонясь у плеча, Без сознанья лежала и воли. Ближе грохот погони. Четыре стрелы Впились в горло коня. Рек кровавых валы Захлестнули дыханье, в траву повалив Скакуна, седоков сбросив в поле. И настигла охота заветную дичь, Да недешево было такого настичь. Волк сражался как вихрь, и победа почти Прикоснулась крылом благосклонным. Только вдруг в суматохе неведомо кто Королевскую дочь нанизал на копье. И с испуганным жалобным криком ее Взвыл чужак волчьим воем исконным. Он отбросил оружье и серая сталь Жесткой шерсти открыла звериную стать, И спружинили лапы, и алая пасть Разорвала охотнику горло. С хищной грацией несся чащобою он, Словно был он из бега для бега рожден, Но на вдохе в прыжке был стрелою пронзен, Взвыв в последний раз коротко, горько. Там, у трупа, собачьи оскалы и рык, Но к вершине горбатой, как карлик, горы, Где смурные ветра, где скалистый обрыв, Где сосна над стремниной кривится, Улетала его человечья душа, Улетала бестельна, свободно дыша, К той тропинке, где Странник нашел малыша, Чтобы воздухом воли напиться. Еще одна песня Саурона О, сладкий миг, когда Мелкор Вверх дном поставит Валинор И скажет: "Нас им не понять! Пойдем, Гортхаур." Он любит песни и вино, А платье у него черно, Поскольку он по Валинору носит траур. Цел Валинор - сей факт сбивает с толку, Но Мэл сказал, что это ненадолго, Что гложут, мол, его противоречья; И в целом строй порочен и увечен. Я рассказал бы, будь речист, Как Мэл отбрил идеализм И доказал, что никакого Эру нету. Что Эру - опиум для масс, И потому не любит нас Вся наркомафия из Светлого Совета. Что эльфы Илуватору не дети, Что мы за беспризорников в ответе; Что Запад не однажды нам насолит, Но путь у Средиземья свой, особый. Как рукоплещет Валинор, Ведь речь толкает Феанор. Он против Белых гвардий, против Черных сотен. Какой талант, какой напор! Им восхищался сам Мелкор И собирал коллекционные работы. На Феанора Мэл смотрел с улыбкой И говорил: "Друзья, какая глыба! Какой матерый эльфище, однако. Красиво может говорить, собака!" Как хорошо, о боже мой, Заняться классовой борьбой В назревшем кризисе труда и капитала. Уже низы мечи точат, А с Ойлоссе верхи кричат, Что здесь, мол, рай, чего ж вам, гадам, не хватало! Что коммунизм - есть просто власть Совета, Плюс источенье Деревами света. Но мы с Мелкором поняли друг друга И каждому воздали по заслугам.