Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Нион

Обыкновенная история

Она была приличная девушка, мамина и папина дочка, гордость родного пятого курса и надежда университетской аспирантуры. Она мечтала о науке и карьере, славе и большом будущем. Она грезила литературой, но совсем не считала себя знаменитостью, а знала – ей работать и работать, а потому впечатления и правду жизни нужно искать всегда и везде, в любом ракурсе.
С этой целью она приехала, досрочно сдав практику, в Город в сыром, холодным марте – просто так, в гости к подруге и погулять; а то, что подруга ее - неформал, совершенно девушку не смущало, а наоборот – ведь это так интересно. До начала последнего учебного семестра оставалось еще две недели свободы.
Он был бродягой, перекати-поле, из тех, кого даже свои с ухмылкой называют “раздолбаем”, не имел постоянного места жительства. Жил на вписках. Для тех, кто не знал, что это такое, он романтично изрекал: “между небом и землей”. В действительности это означало грязные кухни, проходные дворы, споры за полночь, а утром хозяину вписки на работу, и он поднимает тебя в шесть утра и в восемь выставляет за дверь, как бы сильно ни хотелось спать, каким бы тяжелым не казался тощий рюкзачок с вещами и чехол с гитарой. Небо было серым и хмурым, город – жестоким, но когда ему надоедало в одном конце большой страны, он с легкостью перебирался в другой, потому что вписку можно найти везде, петь по вагонам пока еще никто не запрещал, а свободу не купишь ни за какие деньги. Сейчас он временно обитал в Городе у Джина с Самстроя, и это была не самая плохая вписка, если честно; по крайней мере, там никто не требовал, чтобы ты приносил еду каждый день – народу хватало, и подкормить могли за так, за песни и треп, и пока молчали о том, чтобы выписать… словом – живи, пока не надоест.
Компания, собравшаяся в тот вечер на вписке, была ему равнодушна, и он лениво курил дешевые сигареты и пощипывал струны гитары, устроившись в продавленном кресле в углу небольшой комнаты, – просто так, от нечего делать. Собственно, без гитары его не видели почти никогда
, и за ним закрепилось прозвище Пол, хотя на Маккартни он не тянул ни голосом, ни внешним видом. Он мурлыкал что-то вполголоса и был вполне доволен жизнью – почти сыт, выпивка есть, и на сигареты пока хватает.
Комната тонула в табачном дыму, силуэты угадывались нечетко. Может быть, поэтому она увидела в нем не просто потертого, потрепанного жизнью типа, а романтического героя ее ночных мечтаний.
Он тоже обратил внимание на прилично одетую девушку – этим она выделялась среди джинсово-потрепанных остальных, точно тропическая птица в стае воробьев; слишком уж неуместными казались здесь и безупречный маникюр, и длинная юбка из хорошей шерсти, и правильные жесты, и даже ее попытки обращаться ко всем незнакомым на “вы” - девочка из хорошей семьи была воспитана, как полагается; впрочем, попытки эти пресекли пару раз, и она покорилась.
Он подсел к ней, держа в руке сигарету, но она отшатнулась невольно – не переносила табачного дыма. Удивленный, он даже окурок выбросил в пустую рюмку и спросил, как ее зовут.
Неформального имени у нее не оказалось, только цивильное – Елена.
Треп ни о чем, о погоде и природе, поиски общих знакомых, а откуда они могут быть у приличной девушки и неформального бродяги? Подружка посматривала на них с тревожным любопытством, а после, улучив момент, вытащила ее из комнаты и зашептала жарко на ухо: поосторожнее с ним… В чем именно поосторожнее, объяснить не смогла, и Елена пропустила это мимо ушей, и кинулась обратно в душную комнату: ведь это так интересно…
От двух бокалов вина ей стало жарко и весело, она хохотала над немудреными шутками и почти не стеснялась анекдотов. Впрочем, он приостановил сальности – не к столу это будет, не к блюду, другой нужен подход… он обожал новое и наслаждался этой мажорной девочкой, как хорошим коньяком после надоевшей водки.
Они проболтали в кухне почти до утра. Она восхищалась его свободной жизнью и, раскрыв глаза, слушала его рассказы про поездки автостопом, ахала от слов “я живу нигде” и “за все в жизни надо платить – горишь, конечно, но и сгораешь – как свеча”. Он же в ответ любовался тоненькими пальчиками и прикидывал, как бы половчее упасть на хвост и
N -цать времени пожить на нормальной вписке. Узнав, что Елена – не местная, разочаровался было, но решил, что так даже лучше.
К пяти часам утра они знали друг о друге практически все, исключая все неважное. Важным было то, что настоящий талант вряд ли сможет пробить себе дорогу в такой серой жизни, а потому ему нужна поддержка дорогого человека, да только где его найти, ведь всем нужны лишь деньги, но девушки –
не все стервы, и любовь все равно есть, честное слово, и она готова доказать это. Спать они легли, закутавшись в один спальник и крепко прижавшись друг к другу, потому что по полу неимоверно дуло из незаклеенных окон.
Весь следующий день они гуляли по городу, и ветреный март посыпал их разговоры взахлеб снежной крупой. Они сидели в маленьком окраинном кафе, пили кофе, за который платила Елена – у него совершенно случайно не оказалось с собой денег. Он читал ей свои стихи и ласково гладил ее тонкие пальцы.
Она сдала билет на поезд и купила другой – на “через три дня”.
Городу было неважно, где двое его сумасшедших обитателей проводят дни – в подъездах ли, в парке на заброшенной карусели, на плотине, где обитают бомжи, или где-то еще. Подруга искала ее по всем знакомым, а, дождавшись, наконец, поздно ночью, попыталась устроить скандал, но натолкнулась на непонимающе-отсутствующий взгляд и махнула рукой. Сама не маленькая, должна бы понимать.
Семестр начинался послезавтра, и родители уже дважды звонили на мобильник, но она отвечала, что приедет через день… два… три… оставьте меня в покое, я сама во всем разберусь!
Деньги, взятые с собой из дома, кончились как-то очень быстро, и Елена распечатала заначку “на билет”, которую он пообещал вернуть ей послезавтра – ему срочно нужны были новые струны для гитары, а приятель не отдал вовремя долг.
Совершенно случайно им подвернулась пустая квартира приятеля – им вдвоем, только им и никому больше. Они пили дешевое вино, и так стучало сердце – вот-вот на стук этот сбегутся соседи, и глаза ее блестели, а волосы были такими пушистыми при свете свечи. И он целовал ее руки, а потом губы, а потом – не только губы, и им было хорошо вместе – так хорошо, как только может быть хорошо неопытной девушке, впервые познавшей любовь, и мужчине, знавшем очень многое. Продавленный старый диван скрипел, заглушая остальные звуки, и рассвет предусмотрительно не торопился заглядывать в окна.
Она сказала, что любит его, и получила в ответ поцелуи без числа.
Ей пришлось уехать через неделю, когда мать пообещала, что приедет в Город и увезет ее домой лично, и выслала денег переводом. По дороге на вокзал он пообещал писать каждый день, а звонить – как только будет возможность, и подарил ей букет фиалок, неведомо как найденных в хмуром городе ранней весной. А когда поезд тронулся, он бежал рядом и что-то кричал ей, а что – не видно было сквозь навернувшиеся на глаза слезы.
Вернувшись домой, Елена продолжала посещать занятия в университете, но не о глаголах и исландских сагах думала она – о его глазах, письмах, что приходили, конечно, не каждый день, но все же часто, и считала дни до летних каникул, когда они должны были встретиться. О том, чтобы он приехал к ней, не могло и речи идти – родители ее были людьми строгих правил и не такого жениха желали бы
для дочери.
Спустя пару месяцев она стала ощущать раздражительность и капризность, начались обмороки и головные боли. Елена списывала это на усталость и авитаминоз, и только известные обстоятельства, о которых прямо спросила одна школьная подруга, а потом поход в женскую консультацию помогли ей открыть глаза. Потом глаза пришлось открывать родителям, а матери – вызывать “Скорую”.
Елена написала ему на адрес той вписки, где он жил, но ответа не получила. Подумав, что письмо не дошло, попыталась позвонить и, как ни странно, дозвонилась и попала прямо на него. Радостным голосом сообщив о предстоящем событии, услышала в ответ сухое и холодное “прости, я был не прав, но между нами все кончено”, и все приличествующие случаю обвинения. После чего, не поверив услышанному, хотела немедленно ехать к нему и все выяснить лично, но родители встали на пороге и умоляли не делать поспешных поступков. Они были готовы даже “принять в свой дом бастарда”, но не желали потерять дочь из-за угрозы выкидыша где-нибудь в поезде.
Ночью она написала им записку и вылезла в окно. Деньги на билет заняла у той самой школьной подруги. В поезде почти не спала и нервно стояла у окна, мечтая о том, как увидит его глаза.
По известному ей адресу Пола не оказалось. Никто не знал, куда он пропал и когда вернется; никто и не интересовался этим – личность по имени Пол (а еще – Бабник, а еще – слово неприличное) знали и не любили. Узнав о беде Елены, подруга прямо сказала ей все, что думает о безмозглых дурах, которых предупреждали, и посоветовала ехать домой и делать аборт. На слова “поздно”, произнесенные срывающимся от слез голосом, ответила, подумав, что средство есть, и если Елена не боится… но ответственности она нести не собирается.
Елена послала домой телеграмму, что задержится на пару дней. На рынке у метро купила пакетик горчицы, а ведро они заняли у соседки.
Все кончилось очень быстро, но к утру Елена не смогла встать с кровати – началось кровотечение, кружилась голова. Полиса медстрахования у нее, конечно, не было, а у подруги не оказалось денег, чтобы отправить ее в частную клинику. Этот Город не любил чужаков, и жизнь в нем неласкова к тем, у кого нет достаточно средств, чтобы выжить, не имея блата и связей. Звонков испуганной подруги по всем знакомым с просьбой дать совет Елена уже не слышала. Липкий туман, в котором она плавала, заглушал все звуки. Только доносился откуда-то еле слышно звук гитары, и его голос пел ей о любви, только вот фальшивил безбожно… без-божно… она молилась, как умела, но слышал ли Боже ее молитвы?
Наконец, “Скорая”, вызванная в пятый раз, согласилась доставить иногороднюю девушку без прописки в больницу, и носилки с вытянувшимся на них худеньким телом снесли по лестнице санитары.
Бог оказался милостив – Елена вынырнула-таки из своего горячего бреда и смогла умолить медсестру позвонить домой. Спустя три дня рядом с ее кроватью сидела мать и, плача в смятый платок, говорила, что все будет хорошо…
Через месяц ее увез домой на хорошей машине брат отца, а к концу лета она снова смогла выйти на улицу и даже дойти до магазина. К приговору врачей Елена отнеслась равнодушно; ей все теперь было равно…
… Через два года Елена вышла замуж. Через пять – стала главным редактором местной газеты. Они жили дружно и ладно, почти никогда не ругаясь, и даже подумывали о том, чтобы усыновить ребенка из детского дома. Но март по-прежнему оставался для Елены самым тяжелым месяцем; три недели она не могла спать, худела и теряла аппетит, и даже ласки и уговоры мужа не могли вызвать улыбки на ее враз постаревшем лице.
Про парня со странным именем Пол говорили много разного. Кто-то утверждал, что он перебрался в Новосибирск, кто-то – что погиб в пьяной драке, кто-то - что женился на дочке большого человека в Москве и теперь тусуется в актерских кругах. Одно совершенно точно – он никогда больше не возвращался в Город, в котором в марте дуют промозглые ветра и на окраине есть уютное кафе, где готовят замечательный кофе.

25.02.2006


Текст размещен с разрешения автора.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>


Обсуждение на форуме