Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Нион

Жили-были...


              всем нистанор

              и не известной мне девушке, которую часто встречаю по утрам по дороге на работу и в институте


"А я сошла с ума, - вяло думала Тин, внимательно разглядывая на свет стакан с вином - третий по счету. - Как там у фрекен Бокк? "Какая досада"... Блин. И ведь как не вовремя... нет бы три года назад... или - чуть позже...".

На часах было три, за окном - непроглядная темень, а в квартире - почти арктический холод: домоуправление упорно игнорировало требования жильцов наладить отопление, отговариваясь "санитарными нормами" - +18 градусов. "Сами бы попробовали зимой так, с детьми... Уроды! Впрочем, ну их к черту", - Тин опрокинула в себя сразу полстакана и потянулась к клавиатуре компьютера. Сын тихо дышал во сне под пуховым одеялом, он привык засыпать под стук клавиатуры. "Растет компьютерное поколение", - шутили друзья.

... Которую ночь подряд ей снились сны. Вообще-то сны снятся всем нормальным людям - хоть изредка. Но нормальным - нормальные. Не такие. Она просыпалась с бешено колотящимся сердцем и ощущением какого-то недолгого и горького счастья, а потом долго не могла уснуть, днем же - на работе - ходила вареная. Тин - Тинувиэль, Валентина Иванова, 24 года, не замужем, образование высшее, трудовой стаж - пять лет, профессия - помощник администратора в частной школе "Надежда" - еще никогда не сомневалась в собственной вменяемости до такой степени.

Море. Серо-свинцовое или легко-зеленоватое, волны с белыми барашками пены, темно-золотой песок и разноцветная галька, высокий тростник у берега. Большие белые чайки, стремительно вычерчивающие круги над водой. Множество кораблей - изящных и легких, как эти чайки, быстрых, скрытых в тростнике. Небольшие лодочки у причала, высокое небо, напевный нездешний говор, который она понимала во сне.

"Это же Гавани. Гавани Сириона. Откуда я знаю это? И почему я так уверена, что я там была?"

Богатая мозаика на стенах галерей, каменные лестницы, высокие залы, переходы и гроты - Нарготронд. Стремительный золотой блик - государь Финдарато несется по коридору. "Я там была? Наверное..."

С некоторых пор Тин стала эти сны записывать. А иногда - даже и не сны, а необъяснимую, но четкую, непонятно откуда взявшуюся уверенность: было - так. Не столь сильна она в истории Средиземья, как ее друзья - текстологи, переводчики-толкинисты, да и не рассказала бы никому, не посмела уточнить. Но знала: было - так. И постепенно что-то даже стало складываться из этих кусочков, осколков, обрывков. Живая душа вставала меж строчек зачитанной до дыр книги, объясняя и дополняя строгий текст, выдуманный - или записанный - одним английским профессором почти полвека назад. Так - было.

И ладно бы сны! Но головокружения накрывали ее мягким покрывалом слабости, опрокидывали среди дня - в трамвае, в офисе, в магазине, уносили в мелькающие в черноте обморока картинки. "Девушка, вам плохо? Давайте, я вас до дому провожу..." "Валенька, может, ну ее, эту работу? Мы с папой вас прокормим..." "Тин, ты бы поосторожнее... Свалишься ведь..." "Валентина Ивановна, шли бы вы к врачу". Ага, к врачу, к тому самому!

В общем, полный привет. А на работе опять завал... и Жук опять зовет во сне маму...

Тин поставила пустой стакан на подоконник и рухнула на диван. Дурдом продолжается...

Утром, хвала Эру, бежать ей было никуда не надо - воскресенье. Единственный выходной, в который надо втиснуть все то, до чего на неделе руки не доходят. Уборку и стирку - в квартире постоянный бардак. Сына года и двух месяцев от роду, за неделю соскучившегося по маме, полтора месяца назад вышедшей на работу. Накопившуюся почту (последний месяц ее хватало лишь на то, чтобы тупо лазить в Сети, ни о чем не думая, отписываться коротенькими "жива, но не совсем" или изредка сидеть на форумах). Недошитый прикид - скоро весенний кон, есть надежда вырваться на него - если мать отпустит, согласится взять Жука на несколько дней. Три новых песни - к тому же кону надо бы выучить, а то стыд-позор, в своих же текстах путаюсь. Грядущую кабинетку - надо бы с мастером поговорить, осталось две недели. Короче, скучать некогда. Вместо всего этого, Тин, дождавшись прихода матери, которая увела гулять Жука, села за машину. Каталог "Странное", файл "Глюк"... блин, опять повис... Так...

"Гавани Сириона. Видимо, пришла туда от синдар. Жила до нападения феанорингов. Погибла при штурме?..." "Меня простили во Второй..." (*) Ну-ну... С другой стороны - кто из нас нормален?

Тин крутнулась на стуле и потянулась к гитаре. "Неужели квэнство? Я же никогда в это не верила..."

... Она всегда считала себя нормальной и гордилась тем, что отдает себе отчет в своих поступках - порой неожиданных и странных для окружающих, но не для нее самой. Даже когда сносило крышу после игр - могла, пусть не сразу, но могла вернуться в реальный мир, хоть и надоедавший иногда хуже горькой редьки. И когда влюбилась - безумно, невпопад и сразу, не надеясь ни на что и ни во что не веря, потому что не было и не могло быть у них будущего... мало ли пар в тусовке образовывается после игр - и где они все через пару месяцев? А у нее все-таки было два года - нет, три встречи - счастья. Даже когда решилась на отчаянный с точки зрения обычного человека поступок - рожать в одиночку, не имея в тылу никого, кроме немолодой больной матери и удачной работы - счастье еще, что не уволили ее сразу, дали возможность досидеть с сыном до года и приняли обратно. И потом, когда ей сказали в роддоме, что Женька - ее Жук, ее счастье и жизнь - никогда ходить не сможет, и осторожно посоветовали отдать малыша в Дом ребенка, а она послала всех к черту... и он пошел, ее мальчик, как и полагается всем детям, - в одиннадцать месяцев, и не болел ничем, кроме обычных простуд. Но то, что происходило с ней теперь, заставляло ее усомниться в собственной нормальности.

Сначала думала - гормональный стресс, послеродовое, пройдет. Потом списывала на обычную усталость - четыре стены и ребенок, недостаток общения, пройдет. Не прошло. Не отпустило. Что дальше? Глушить работой? Куда уж больше-то... Вином? Но ее сыну мама живая нужна, нормальная... Тин пела Жуку средиземские песни - и как он слушал, малыш, как смотрел на нее. Уже тянулся с интересом к карте Белерианда, висящей над столом, несмотря на ворчание бабушки - мало самой мотаться, так еще и дите с пути сбивает... ха, кто б его сбил, он сам собьет кого хочешь! Желала ли она судьбы толкиниста своему ребенку? Вырастет - сам решит. Но чтобы он вырос и решил, нужно было вырастить его. А сил оставалось все меньше... И Тин уходила в работу - единственное известное ей лекарство, кроме валерьянки на ночь.


А на работе было все как всегда и как у всех. То есть ежедневный и постоянный завал и аврал. Впрочем, впереди маячил проблеск - с недавних пор у них появилась новенькая. Часть работы, которой прежде занималась Тин - в основном, секретарские обязанности - передали ей, и Тин стало малость полегче. Надолго ли...

Только вот странная она, новенькая... Или нет - новенький? Нет, все-таки это была девушка. Тин сначала с удивлением, а потом со смутным подозрением посматривала на хрупкое невысокое существо со светло-русыми кудрями, в строгом брючном костюме больше похожее на парня, чем на девчонку - не определить по манере держаться, по фигуре, даже голос чуть глуховат. Но дело совсем не в этом, а в том, что его (ее?) Тин где-то явно видела. Она мысленно перебрала всех детей, что прошли через их "Надежду" за четыре года, - нет, такое бы запомнилось. Что-то неуловимое было в облике девушки, что позволяло отнести ее к разряду "своих", таких Тин выделяла сразу и почти безошибочно. Но всех ролевиков в городе она знала (не столица же!) - и клуб реконструкторов "Варяг", и их "Эарендиль" подавно, кроме, пожалуй, совсем уж малолеток, к которым девчонка явно не принадлежала. Что-то в ней чувствовалось такое... не цивильное - не то взгляд, не то... черт его знает. Автостопщица? Маловероятно. Байкеров у них не водится. Но тогда - кто? И потом - в их-то школе, куда и сотрудников, и детей отбирают по конкурсу? Ну-ну...

Тин ломала голову несколько дней. Девушка - как выяснилось, Татьяна - особой общительностью не отличалась, хотя и замкнутой назвать ее было нельзя. Так, ни то, ни се, обычный человек - разговор поддержит, но первая не начнет, спросишь о чем - ответит, но навязываться не станет. С работой справлялась, только в первые дни еще путалась, но освоилась удивительно быстро. Чувствовалась в девочке - за всей ее доброжелательностью - прочная такая стенка. Здесь можно, а сюда, извините, нельзя... нет, простите, закрыто. Немногословная, подчеркнуто аккуратная, спокойная. И частенько Тин ловила на себе ее задумчивый, изучающий взгляд.

"Я опять схожу с ума", - думала Тин, рисуя на полях листка с расписанием звезду Феанора. На экране компьютера маячила пустая таблица. Только что ушел очередной посетитель - родитель злостного прогульщика Вовочкина, кандидата на отчисление - ох уж эти мне детки "новых русских"! За дверью висела непрочная тишина - идут занятия, за окном валил снег - крупными хлопьями, а ей мерещилось что-то непонятное - скала и ручей под ней, два всадника, спешившись, смотрят в высокое бледно-синее небо. Сон снился ночью - какой-то счастливый до неприличия, что-то бело-золотое с зеленым, и трава до самого горизонта. Ард Гален, Зеленая равнина. "Сижу на работе, начальник ругается, - рассказывал ей как-то один из друзей. - А мне пофигу, я Берен". М-да...

- Валентина Ивановна, - вывел ее из задумчивости голос Татьяны, - я нашла - вот здесь ошибка. Список, оказывается, старый, в этой группе есть изменения. Я все сверила и вписала, возьмите...

Тин встала из-за машины, сладко потянулась - хоть и небольшая комнатка, а есть возможность размять кости, подошла к столу секретарши. По пути свалила с него - стола - груду папок, наклонилась подобрать. Татьяна бросилась ей помогать, они столкнулись лбами и рассмеялись. Тин подняла с пола очередной листок...

- Ой, это мое, извините... - услышала она, машинально разворачивая - что такое?

Совершенно нелепые здесь, среди груды канцелярских бумаг, четкими карандашными штрихами взметнулись к черному небу восемь клинков в свете факелов. Тирион. Клятва.


Они сошлись практически сразу; Тин была права - своих узнаешь всегда.

Татьяна - эльф из Дома Феанаро - оказалась спокойной, хоть и упрямой, независимой, но доброй. Она неплохо пела под гитару, хоть и не сочиняла сама, великолепно рисовала и вышивала, а ее прикиды временами вызывали у Тин чувство глубокой зависти и обиды на природу - у нее самой руки "росли не оттуда", а потому проблема "в чем поехать на игру" стояла всегда и очень остро. Татьяна же, в свою очередь, искренне завидовала умению Тин писать стихи и говорила, что давно уже знает ее - по публикациям в Сети, аккуратно собирает все, до чего может дотянуться. Но главное оказалось совсем не в этом. Обе, самозабвенно влюбленные в Средиземье, могли говорить о нем часами, сутками, забывая про сон и еду... как, собственно, и всегда в начале знакомства - если выпадает возможность.

А еще они сошлись от одиночества. Так уж получилось - лучшая подруга Тин жила на другом конце России. Они обменивались письмами почти ежедневно, но письма, пусть даже "километровые", пусть быстро и по Сети, - не живое общение, человека за руку не возьмешь, не посадишь чай пить с вареньем, не споешь ему новые песни. Обе ждали редких - раз в год - встреч с нетерпением и радостью, но Тин привыкла к мысли "Хорошо, что человек есть, а встречи - на волю Единого". Да и ей, сначала при сумасшедшем графике работы, а потом при занятости с ребенком, вполне хватало "набегов" в "Эарендиль" и нечастых кабинеток; Тин уставала от людей и могла - если выпадала возможность - на целый день уехать в лес, где - только тишина и никого. Но порой, глядя на "молодняк" клуба, она начинала завидовать им, беспечным, днями напролет проводящим друг с другом, имеющим какие-то, непонятные остальным, имена, шутки и знаки. Тин жила на самой окраине города, редко находились желающие тащиться по непролазной грязи в такую даль. К тому же в последние полтора года она по понятным причинам выпала из жизни клуба, и число гостей в ее доме резко сократилось. И она метнулась в это знакомство, как в омут - сразу и без оглядки. Изголодавшись по любимому миру, ставшему волею обстоятельство таким далеким, готова была перед первым встречным раскрыть душу... ну, если и не раскрыть, то хоть отвести - в разговоре полуигровом-полупожизненном, в шутках, понятных лишь им, в песнях и стихах, которые так давно повторяла лишь на память, потому что - некому больше.

Татьяна, как выяснилось, полгода назад приехала с родителями из Северодвинска - потому Тин и не знала ее. Дочь военного - что добавить? Частые переезды с места на место приучили ее, как и Тин, к одиночеству и привычке все держать "в себе". Она довольно часто появлялась в Сети, кое-где лежали даже ее рисунки - немного и ранние, но неплохие. Тихая, домашняя девочка... родители, правда, удивлялись, почему их дочь упрямо отказывается носить юбки, и так до сих пор и нет у нее "мальчика". А Тин поняла сразу - нистано.

Мода или беда нового времени - девушки, считающие себя мужчинами... Тин приходилось встречать их, но никогда - знакомиться близко. Только издалека, на играх - порой она могла признать, что многие играют свои роли (или живут в них) весьма неплохо. Или в Сети - но на форумах и рассылках не поймешь, кто где - за никами не видно имен. Или на конах - но там мелькает такое множество народа, что не уследишь и не найдешь всех; пару раз пересекалась с одним таким существом на менестрельнике, но тогда о другом был разговор - дашь списать слова? а ты мне - аккорды? - вот и все. Как правило, талантливые и красивые, они упрямо отбрасывали эту жизнь, предпочитая ей память о том, чего не было... или было - но на самом ли деле, не в снах и фантазиях? В фэндоме можно привыкнуть ко всему, и Тин давно уже не вздрагивала, слыша от хрупкой девушки "Я пошел", пыталась даже понять их - но не могла. Теперь же она по вполне понятным причинам робела сначала, не зная, как обращаться к той, кто - в игре или в жизни, неясно - пыталась поспорить с природой. А потому честно спросила в самом начале их знакомства:

- Как к тебе обращаться? В каком роде?

- В мужском, - спокойно ответила Татьяна. - Меня зовут Рантар.

- Извини... - пробормотала Тин.

- Ничего, - так же спокойно проговорила Татьяна. - Я уже привык.

Привыкнуть к этому оказалось не так уж сложно. Гораздо сложнее стало переходить с мужского рода - при личном общении на женский - на работе. Впрочем, работа их настолько сильно не совпадала с увлечениями, что сами имена казались в этой строгой среде чуждыми и чужими. Да и некогда им было - порой даже головы поднять некогда... Кроме того, Тин любила свое дело, и никакие посторонние помехи не сбивали ее - недаром в школе ее уважали и, она надеялась, ценили пятилетний опыт - она работала там со дня основания, начав еще студенткой.

Но как бы ни было, помешать идти домой пешком по замерзшим улицам, заходя греться в кафе - хоть на десять минут, и говорить, говорить, говорить не могло ничего. Тин была совершенно счастлива - такой беззаботной, несмотря на обычные проблемы, зимы она не помнила с девятнадцати лет, с того времени, как началась жизнь рабочая. Зима всегда была для нее трудным временем, ледяным и тяжелым, черным, как усталость по вечерам, как темные квадраты окон, где никого не ждут. А тут - свалилось счастье... вперемешку с виноватостью перед сыном, когда отвечала невпопад на его веселый лепет, думая о своем. А говорили, конечно же, о Средиземье. Золото и серебро валинорских Древ мешалось с высоким небом Эндорэ, башни Минас Тирит оттенялись мозаикой Нарготронда, привычная русская речь переплеталась с чеканным квэнья - обе знали немало стихов на нем, а Рантар, оказывается, еще и учил по самоучителю. И хохотали, и пели, и пили вино при свечах - у Тин несколько раз, на выходных, когда ее родители забирали к себе Жука. Вот уж где отрывалась она - как раньше. Разговоры до утра - пусть, досыпать будем потом. Песни - теплые и старые. Снова возникающие ниточки связи, уже почти потерянные. Порой мелькала мысль: не слишком ли, чем придется отдавать и платить за это - ничего не дается просто так. Но Тин отбрасывала ее, потому что ТОТ мир, теперь далекий и призрачный, обрел вдруг четкость и почти материальность, снова встав наравне с земным.

Рантар много рассказывал о себе - там, и Тин слушала, изумляясь ясности и образности этих описаний, не понимая уже, где правда, а где - фантазии, и есть ли они, эти фантазии, может, это все на самом деле так. Рантар Линдарион, нолдо из Дома Феанаро, если верить этой странной памяти, прошел за своим лордом весь убийственный путь от залитого светом факелов Валмара до хмурых берегов Эндорэ, чтобы потом вслед за сыновьями Феанаро повторить клятву и остаться в дружине Майтимо - до самой Войны Гнева. Рантар, кстати, оказался великолепным рассказчиком, хоть на магнитофон пиши - правильная, богатая речь, красивые оттенки интонаций, мягкий голос - заслушаться! И потом, он не стремился с пеной у рта доказывать истинность своих "глюков" - напротив, сама Тин просила рассказывать все больше и больше, радуясь возможности увидеть хоть что-то оттуда.

- А твои-то знают обо всем этом? - спросила она как-то.

- О чем?

- Ну... о Средиземье... о том, что там ты - мужчина.

- Нет, конечно, - усмехнулась Татьяна. - После филфака я увлеклась английской литературой - вот и все. Ну, люблю Толкина. Ну, вышиваю хорошо... И все. А про остальное... что я, дурак?

- А мама... про замужество не намекает? - осторожно поинтересовалась Тин.

- Намекает, - вздохнула Татьяна. - Но что я могу поделать?

Уже февраль подползал к концу, они сидели в маленькой кухне Тин, пили чай (на вино не хватило денег, а запасы Тин кончились) - при свечах, конечно. В колеблющемся неверном свете тонкое лицо Рантара казалось строгим и отчужденным - как всегда, когда он говорил о себе. Тин смотрела на него, в очередной раз поражаясь странности всего происходящего. Если природа ошиблась, вправе ли мы исправлять такие ошибки? Или нужно смириться и решить, что раз забросило тебя сюда - вот так, то значит, на все воля Единого и Ему виднее, что и как делать? Кто знает...

В свою очередь, Тин была очень благодарна Рантару за его нелюбопытство. Он очень мало расспрашивал ее о здешней жизни, удовлетворяясь тем, что рассказала она сама.

И, слава Эру, не спросил ни слова про Жука. Впрочем, Тин и сама бы спрашивать не стала, окажись она на его месте; по принципу "захочет - поделится". А между тем, отца у Жука не было. То есть был он, конечно, физически, но не более. На подобные вопросы Тин всегда отвечала "Это мой ребенок", оставляя любопытным право гадать и сомневаться; любопытных всегда было много, другое дело, что этим все и заканчивалось. Она даже матери не назвала то имя, а впрочем, мать и не знала его, и всегда к тусовке относилась с неприязнью. А он - был, еще как был. Угораздило же ее так - с первой встречи, с первой игры, на которую она попала в девятнадцать лет, влюбиться сразу - и навсегда. Наивная девочка, она не предполагала, что игровые пары не всегда оказываются парами реальными, даже если и возникает обоюдный интерес. Кроме всего прочего, междугородные романы - они, как известно, опустошают нам карманы... Хотя интерес как раз оказался обоюдным, возник и даже держался долгое время. Но странной была она, эта любовь, дерганой и тяжелой, холодной, как мартовские сквозняки, и мучительной, как километры, вставшие между ними. И когда спустя два года Тин поняла, что хочет ребенка от этого человека, она даже не удивилась. Просто на очередной игре пришла к нему и кое о чем попросила, умолчав, разумеется, о ребенке, уверив, что "все обойдется". Он согласился. А потом исчезла на какое-то время, перестала приезжать на игры и коны, рассчитывая после вновь возникнуть как ни в чем не бывало. Рассказали ли ему общие знакомые, или он так ни о чем и не догадывался, Тин не знала до сих пор. А у нее теперь был ее любимый мальчик - вылитая копия отца, вылитая, и характер уже прорисовывался - такой же, только чуть смягченный материнской наивностью, которая, хоть и повыветрившись со временем, проскальзывала в Тин до сих пор. И она тосковала по сыну, если не видела его хоть полдня - а с тех пор, как Тин вышла на работу и с Жуком стала сидеть бабушка, видеть ребенка Тин могла лишь поздно вечером.

Разговор у Рантара с Тин заходил об общих знакомых, и того человека он, оказывается, тоже знал - достаточно близко... "насколько близко?" - не раз задавала Тин себе вопрос. Но если Рантар какие-то выводы и сделал, взглянув на гордую рожицу Жука, то держал их при себе, и ни намека, ни полслова не услышала от него Тин за все время их знакомства.

Порой Тин забывала, что перед ней по жизни девушка - настолько не похож был этот характер на женский, насколько прямодушен, не охоч до сплетен и молчалив оказался Рантар, нолдо из Дома Феанаро. Сама она, хоть и осторожно, но расспрашивала его - не только о жизни там, но и о здешней, земной; объясняя это тем, что ни разу ей с нистанор общаться не приходилось. Так оно и было вообще-то, и следовало избегать неловких ситуаций, проясняя их сразу.

- .... Мать уже отстала. Пару лет назад активно взялась перевоспитывать - когда, мол, ты себе парня найдешь, у тебя столько друзей, а мальчика нет до сих пор, чем своими игрушками тешиться, лучше б на дискотеки ходила. Но потом как-то заглохло все это. Вообще-то не так уж много мне лет, может, этим и утешается - думает, что все еще будет. Ее понять можно, ей внуков хочется...

- А ты? - осторожно поинтересовалась Тин.

- А я... не знаю. Я не знаю, что это такое - любить, я там один всегда был.

- Совсем один?

- По крайней мере, я не помню ничего похожего на семью. То есть родители-то у меня есть, а вот жены - точно нет...

Помолчав, Тин спросила:

- Скажи... а как ты понял, кто ты есть на самом деле?

Рантар быстро взглянул на нее, улыбнулся.

- Расскажу, если хочешь. Можно, я себе еще чаю налью?

Угнездившись на стуле, словно на насесте, он отхлебнул из кружки и закрыл глаза. Дома было по-прежнему холодно, хотя домоуправление клялось и божилось, что техников вызвали. Днями, когда яркое солнце пробивалось сквозь замерзшие стекла, на южной стороне можно было жить. Но Жука пришлось на время переселить к бабушке, и Рантар с Тин, пользуясь этим обстоятельством, теперь могли встречаться чаще - особенно перед выходным, как сейчас. Они закутались в два свитера, но у Тин все равно мерзли пальцы, и она грела их о стакан с чаем. Рантару холод был, видимо, не так страшен, он сидел у окна, откуда дуло неимоверно, несмотря на замазанные щели.

Такие вечера случаются редко, думала Тин, глядя на четкий строгий профиль. Окна замерзли сказочным узором, и все словно нереально, настолько не похоже на обычную жизнь. О, как же благодарна она тусовке за эту возможность - стереть грань меж сказкой и жизнью, словно детские мечты на минутку воплотить, мечты о хороших людях и дальних дорогах. А если и не всегда эти дороги и люди оказывались такими, как хотелось, - что ж, Арда искажена, говорила она себе и продолжала ждать и радоваться каждой новой встрече. Такие вечера и ночи - словно плата за монотонные серые будни реальности. Пусть их называют эскапистами - неважно, ведь главное то, что ты знаешь сам: я живу здесь. А если понимаешь, что живешь уже - там, то опять же - кому какое дело?

До недавних пор Тин считала себя - здесь. А теперь?

- ... просто игра была, - говорил между тем Рантар. - Просто. По Первой эпохе. Я тогда сильно этим не заморачивался, но... порой пробивало. Рисунки возникали - словно не мои. Но значения не придавал. А в последнюю игровую ночь... там история со мной была одна, тяжелая... чтобы не сбиться, потом расскажу, она к делу не относится. В общем, хватанул я вина и выключился в палатке. И снится мне сон, от которого я проснулся с криком и мокрый, как мышь после бани. Первый это был сон - из всех... Лосгар, корабли, Феанаро... в общем, ты знаешь. Что самое интересное, играла я тогда, - и Тин снова поразилась, как легко и просто переходит Рантар от "он" к "она", говоря про себя, - нолдэ из Второго Дома. Предательство, поход через Льды и все такое - по тексту. Орала я, говорят, так, что соседнюю палатку перебудила. А со мной тогда дева одна ночевала, из Москвы. Она уже квэн была, сразу врубилась в ситуацию. Давай, говорит, проведу тебя, хоть поймешь, что ты и кто ты. Если согласна, конечно. Я тогда согласилась... причем, не помню из того разговора ничегошеньки. Утром просыпаюсь - словно ничего не было. А следующую ночь мы у этой девы вписывались, и вот там-то меня и накрыло. Словно кино посмотрел про себя. Цветное, широкоформатное, многосерийное. Вот и... до сих пор смотрю, - он улыбнулся чуть виновато, развел руками.

- А... как?

- Что - как?

- Как оно тебе видится?

- По-разному, - пожал плечами Рантар. - Чаще во сне. Иногда днем приходят картинки... на работе однажды накрыло как-то, это едва ли не в первые дни случилось. Ты, наверное, тогда решила, что я заснул...

- Не помню, - призналась Тин.

- Ну и Эру с ним, - подытожил Рантар. - Начальству знать о таком не полагается...

Они посмеялись.

- Бывает, что откуда-то приходит знание... нет, не знание, а понимание: было - так. Вот есть - и все, а откуда - Единый ведает. Бывает, рисунки получаются... словно не мои. Словом, по-разному...

Он помолчал.

- Сильно плющило в самом начале, когда я понял, что я мужик эльфийский. Представь - девочка, мамина дочка, и вдруг - такое. Едва не сорвался...

Тин кивнула.

- А потом?

- А потом как-то само собой утряслось. На тренировки стал ходить... просто потому что не мог иначе. Вообще-то я и до того не сильно юбки любила, и домашнее хозяйство, и всякое такое... - Он усмехнулся. - Матушкины вопли о том, что у меня мальчика нет, и раньше не были лишены оснований...

- Ты прости меня, - неловко сказала Тин. - Может, тебе про это неприятно говорить...

- Да нет, что ты. Наоборот... мне редко встречаются такие, кто понимает и не опускается до банальной насмешки.

Тин улыбнулась уголком рта.

- Давай эту тему закроем. Расскажи лучше еще что-нибудь... про ту жизнь. И будем уже спать, а то утро скоро.

... В эту ночь ей - наверное, от холода - снились белые льдины и холодное мерцание навороченных снежных глыб. Почему-то очень холодно стало рукам, она совсем не чувствовала ладоней, но, задыхаясь, тянула кого-то из огромной полыньи, а рядом маячил кто-то еще, но тепла не было, жалкие его крохи уходили, растворялись, только небо висело над ними - черное и равнодушное, и на нем не было видно даже звезд. А потом она летела куда-то в черную глубину, крича беззвучно, как это всегда бывает во сне, и не могла долететь до дна... пока рядом не появилась узкая, но твердая ладонь, в которую она вцепилась, шепча какие-то слова...

И проснулась, изо всех сил сжимая пальцы Рантара, который сидел рядом, одной рукой держа ее за руку, а вторую положив ей на лоб.

- Т-ты чего? - пробормотала она, еще не придя в себя окончательно.

- Нет, это ты чего? - не разжимая ладоней, очень буднично спросил он. - Сон плохой приснился?

- Да, - Тин поежилась. - Замерзла очень...

- Я понял. Чаю хочешь?

За окном уже светало. Утро.

- Который час?

- Начало десятого...

- О Боже мой... Вставать пора.

- Зачем?

- Я обещала маме к полудню появиться, ей сегодня Жука нужно оставить, в гости съездить.

- Пять минут полежи, согрейся, а потом уж встанешь. - Рантар растирал ей ладони. - Ну как, лучше тебе?

- Ага... И давно ты так... сидишь?

Рантар пожал плечами.

- Понятия не имею. Но еще темно было.

- Спасибо...

- Да не за что... обращайтесь еще...

- Нет уж, лучше вы к нам, - пробормотала Тин, вспоминая кошмар. - И так холодно...

- Что хоть снилось-то? - поинтересовался Рантар, перебираясь на свою постель.

- Бред сумасшедшего. Льдины какие-то, полыньи... глюки, словом...

- У тебя тут такой Хэлкараксэ, что немудрено...

- Что? - замерла Тин.

- Холодно, говорю...

- Нет, что ты сказал сейчас?

- Хэлкараксэ... а что?

- Приехали, - сказала Тин и заплакала.

... Она все вылила ему - и эти сны, и почему-то больные глаза Финрода, приснившегося ей - после ночи Браголлах, когда пришли вести о гибели братьев, и стремительную мозаику картин Химринга, где она бывала - как, откуда? - и море перед штормом, но все равно чаще - пламя, стремительный бег, а потом тишина, глухая, черная, без памяти. Сначала со слезами говорила, потом - уже спокойнее, без эмоций, только вспоминая старательно все до мельчайших деталей, как будто только это и могло помочь ей до конца избавиться от кошмаров... из которых уходить не хотелось, потому что казалось: дом - там, и он ждет ее. Дом, которого так и не получалось здесь...

Рантар не перебивал, только порой кивал: продолжай, мол, я понял. А когда она умолкла, вытирая мокрые щеки, задумчиво и спокойно спросил:

- Ну и чего испугалась?

- Того, что схожу с ума, - тихо призналась Тин.

- Нашла чего бояться, - фыркнул Рантар. - Среди нас хоть один нормальный есть?

Тин усмехнулась шутке, но тут же подняла серьезные глаза: а если без смеха?

- А если без смеха, то в тебе просто-напросто память просыпается.

- Какая память?

- Та самая, - так же серьезно ответил Рантар. - Средиземская. Та, что во мне... что в других... квэнство - есть такое слово - слышала?

- Да, конечно...

- Ну вот...

- А если я не хочу? - жалобно спросила Тин.

Он молчал и смотрел очень серьезно, без обычных подковырок, сразу было ясно: не шутит.

- И что мне делать теперь?

- Не знаю, - так же серьезно ответил Рантар. - Тебе решать. Не захочешь - так и будешь маяться... а может, и уйдет когда-нибудь, в конце концов.

- Не захочешь - чего?

- Узнать. Кто ты на самом деле, откуда...

- А если... захочу?

- Я бы мог провести тебя...

- Ты? Как?

- Я умею, - и так обыденно он это сказал, что Тин поняла: умеет вправду.

- Когда?

- Да хоть сейчас...

Она испугалась.

- Нет, только не сейчас!

- Боишься?

- Н-не знаю...

- Тогда думай...

- Сколько?

- Тебе решать...

- А это... как?

- У всех по-разному...

Тут зазвенел телефон, разговор оборвался. Больше в тот день они к этой теме не возвращались...


И снова была работа, будни, редкая возможность поговорить по дороге домой, возня с ребенком, дела и привычные заботы. На кон Тин так и не выбралась - с работы не отпустили, но это уже не казалось таким важным, потому что рядом был Рантар. Порой Тин ловила на себе испытующий взгляд, словно ожидание, и пугалась его. И не потому ли стала теперь отказываться от встреч, объясняя занятостью? Тем более, что на улице наконец-то потеплело - и в квартире, соответственно, тоже, Жук окончательно переселился домой, ночные посиделки стали невозможными... да и уставала она сильно. Рантар не торопил, ждал, ни словом не высказывая ни упрека, ни неудовольствия.

Март, апрель... Сны больше не приходили. Полуобмороки случались, но редко и без картинок. Тин уже решила: все. И успокоилась. Они опять стали встречаться чаще...

А потом Жук заболел. Обычное дело - простуда весенняя, ноги промочил на прогулке, он ведь лез в самые лужи теперь, ему все было интересно. Тин на неделю засела дома, потому что мама тоже слегла с давлением, и ей - волей-неволей - с работы пришлось отпроситься. Отпустили, ничего. И как-то накрутилось оно все: болезнь Жука, отсутствие денег - все ушло на лекарства, неоплаченный вовремя счет за телефон и конечно же - отключение. А ей и не выбраться, чтобы заплатить, и денег нет, и занять не у кого. Как обидно, думала Тин, есть возможность вытащить к себе Рантара - хотя бы днем, а никак не передашь ему, потому что из квартиры не выйдешь.

Но он сам примчался на исходе этой недели. Уже без куртки - весна вдруг вспомнила, что она есть на свете, солнце рвануло из-за облаков, народ на улице поснимал тяжелые пальто, только Тин с сыном ничего про это не знали. Как прежде, немногословный, возник на пороге, вывалил на кухонный стол пакет с медовыми пряниками. Тин обрадовалась ему так сильно, словно не виделись вечность. А Рантар - точно виноватым был, и в то же время напряженным очень, будто перед важным разговором...

- Что с тобой? - удивилась Тин, втаскивая его в комнату. - Как будто перед экзаменом - важный такой...

- Я представитель фирмы, - отшутился он. - Пришел проведать больного сотрудника и должен держать себя соответственно.

- Поздно же ты явился, - покачала она головой. - Уже неделя как...

- Вот потому и важен, - засмеялся Рантар, - что прячу виноватость перед начальством.

- Придется сделать выговор, - вздохнула Тин.

А когда, уложив спать Жука и слегка раскидав неописуемый беспорядок в комнате, они сели пить чай, Рантар сказал вдруг, помешивая ложечкой варенье в щербатой чашке:

- Я попрощаться пришел...

Тин вскинула глаза:

- То есть как? Ты уезжаешь? Надолго?

- Отца снова переводят... видимо, насовсем.

- И... далеко? - осипшим голосом спросила Тин, словно это могло еще что-то изменить.

- В Подмосковье.

Вот и все, и все решено и сказано за них.

Они смотрели друг на друга молча и все понимали сами. Хорошо, что есть человек, а встречи - на волю Единого. И какая разница - триста километров или полторы тысячи, если встречи все равно будут раз-два в год. И ничего страшного, ведь есть Сеть и письма, и игры будут, и коны. Год - не так уж много... вполне эльфийское мироощущение - все успеем, у нас тысячи лет впереди. Привыкать к прощаниям Тин пришлось уже давно, и она давно разучилась бояться их. Но почему же так холодно стало - словно на сквозняке сидишь?

- Ты же все понимаешь... - прошептала Тин. - И я тоже... на все воля Единого...

Рантар кивнул.

- Понимаю. И встреча эта - не последняя, тоже понимаю.

- Слов не нужно...

Но он мотнул головой:

- Подожди... Помнишь... я говорил тебе: если захочешь вспомнить... Я бы мог. Это последняя возможность, больше - не будет. Ты тогда не ответила ни да, ни нет. А что ответишь теперь?

- Теперь-то не все ли равно? - тихо сказала Тин.

- Если ты согласишься, я проведу тебя. Если ты еще хочешь вспомнить, кем ты была там... еще можно, мы успеем, я уезжаю только послезавтра...

Она молчала.

- Тин... - Рантар умоляюще смотрел на нее. - Тинувиэль... не молчи, ответь что-нибудь...

- Тебе-то это зачем? - тихо спросила она, словно это могло что-то изменить.

- Тин... - он взял ее маленькие руки, - Тин, мне все чаще кажется, что... Если бы здесь я был мужчиной, я бы сделал тебе предложение. Тин... Я боюсь ошибиться, но мне кажется, что там мы были вместе...

- О Боже! - вырвалось у нее.

- Прости меня, мэльдэ, если испугал тебя. Но ответь же что-нибудь. Согласна ли ты, или нет?

У нее совсем застыли губы, и даже пошевелить ими она не могла. Молчание, молчание...

- Тин...

Медленно, очень медленно, будто против воли, Тин покачала головой.

- Нет...

Рантар резко вздохнул, глотая воздух.

- Нет, - повторила она. - Если бы три года назад - может быть. И то - не знаю. А теперь - у меня сын. Здесь. И ему мать нужна - нормальная. А мы никогда не сможем быть вместе... никогда, понимаешь? И что изменится от нашей с тобой памяти?

Они молчали какое-то время.

Солнце заливало яркими лучами стол, гладя ласково их сплетенные пальцы.

Рантар наконец отнял свою ладонь.

- Что ж... это твое право.

- Прости меня, - прошептала Тин.

- Да за что же...

Так же неторопливо и спокойно он встал, поднял с пола рюкзачок.

- Я не мог не сказать тебе этого, хоть и понимал, что зря. Но Тин... если когда-нибудь тебе понадобится помощь - только позови. Где бы я ни был... Обещаешь?

- Обещаю, - тихо ответила она.

Рантар подошел к ней, положил руки на плечи.

- Я поцелую тебя... один раз. Считай, что это просто на прощание...

Легко-легко, едва заметно коснулся губами ее щеки - словно дуновение ветра. Скрипнула дверь, щелкнул замок, простучали легкие шаги по ступеням. В комнате осталась тишина и свежий запах пряников, так и лежащих нетронутыми на столе.


(*) - Кеменкири


Июль 2004, сентябрь 2004.



Текст размещен с разрешения автора.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>