Эйлиан ОРОДРЕТ (465 год Первой Эпохи, осень) ...И на площадке перед воротами, и в коридорах, и в привратницкой обнимались и плакали, а те, кто еще не нашел свою родню, толкали окружающих, смущенно и торопливо извинялись и продолжали свои беспорядочные поиски. Он вышел из глубины коридора, остановился, поискал глазами. Подошел к изможденному эльфу, сжимавшему плечи невысокой заплаканной от радости женщины. Встретился взглядом с его темными глазами. - Мой брат... (Только так и сумел назвать.) погиб? - Да. И хоть и знал, что ответ будет таким - поднес-таки руку ко рту. Не удержал жеста. "Финарато нет," - отстукивали капли в клепсидре. Ородрет смотрел из-под руки на венец, лежащий на столе. "Финарато нет," - трещал огонь в очаге. Что же осталось? Матовое мерцание жемчужин? Тусклый блеск серебра? Слезы? Имя? "Остался я." Остался я - тень, отражение, отблеск. Почему я остался? Ородрет боялся этой мысли. Точнее, боялся вспоминать о том моменте, когда все решилось. Когда старший брат произнес отчаянное: "Если здесь остался хоть кто-нибудь, кого не затронуло наше Проклятье...", Ородрета сковал непреодолимый ужас. Именно тогда, не раньше, не после негромких, но страшных слов Куруфина. И он опоздал - всего на несколько мгновений, но они все решили. Этих мгновений ему хватило, чтобы справиться с собой, и он рванулся было с кресла... но взгляд брата пригвоздил его к месту. "Я остался..." Это войдет в легенды. И то, как Ородрет минутой позже все-таки поднялся и подошел к трону, чтобы принять на хранение корону Нарога. Ородрет тогда был весь какой- то скованный... и он единственный во всей зале удивился - даже вздрогнул от неожиданности - когда холодный металл короны, миновав руки, коснулся его волос. В легенды не войдет другое. Как царапался у двери старшего брата, боясь постучаться. Как, стоя в темноте, отчетливо чувствовал, как время плывет между рук, неощутимое и непреодолимое. У дверей библиотеки послышались голоса, раскрылась дверь, и кто-то крикнул: - Государь! Кэлегорм и Куруфин вернулись! Они стояли посреди той самой залы, в которой происходило отречение Финрода, стояли вольно, уверенно, по-феаноровски нагло. С плеч Кэлегорма свешивалась шкура черно-бурой лисицы, а Куруфин небрежно держал большой охотничий лук. Охотники, забежавшие освежиться в придорожную хижину... Строили они ее, эту хижину, что ли? Этот взгляд хозяйский - Куруфина от него разве что смерть излечит. Все, что побывало вокруг него в течение хотя бы пяти минут, он считал своим. Вот и сейчас он смотрел на Ородрета, стоявшего около трона - Ородрет все еще не считал себя вправе сидеть на нем - взглядом досадливо-недоуменным: мол, что здесь делает этот никому не нужный Эльда, чего это он вообще корону надел? Но начал все-таки Кэлегорм. - Ну? Так что же ты хотел сказать нам, наместник? У нас не так уж много времени, мы спешим, говори же! Ородрет смутился. Он всегда смущался от подобного тона... вот Финарато, тот сумел бы ответить... - Я позвал вас... И та самая толпа, которой он так боялся, та, что испуганно-равнодушно послала на смерть его старшего брата, заголосила сейчас: - Убить их! Они - виновники гибели Финрода! У Ородрета закружилась голова. Какой же тяжелый этот обруч на голове. Перед глазами все плыло, сливаясь в неясные пятна и полосы. Лица, лица, лица - как одно большое бессмысленное лицо с неясными чертами, искаженными дикой яростью. Он - король ЭТОГО? Еще немного - и огромное лицо прорвется и истечет яростью, словно гнойный нарыв на ране. "Финарато, прости, я слабее тебя, я не сумею их удержать..." А зачем удерживать? Королю достаточно своей волей сказать "Да" - и через несколько мгновений Феаноринги превратятся в кровавые лоскутья мяса и кожи. Ородрет осознал, что эта мысль доставляет ему наслаждение. И испугался по-настоящему: "Да что же это со мной происходит?" - Вы стоите перед королем Нарготронда, - медленно сказал он братьям. - Вы покинете чертоги Нарога невредимыми. (Толпа напряглась; он, не останавливаясь, продолжал.) Но отныне никто из Дома Феанора не войдет в эти чертоги. Не будет дружбы между Домом Финарфина и Домом Феанора! Испуг на лицах братьев сменился усмешками. - Пусть так! - крикнул Келегорм. Он бы еще что- нибудь крикнул, но Куруфин с кривой ухмылкой тронул его за руку. Они повернулись к выходу, и толпа расступилась перед ними. И никто за ними не пошел. Он гнал коня, как будто боялся опоздать. На самом деле, действительно, наверно, боялся. Боялся расплескать то, что вез, то, ради чего, собственно, мчался через Хранимую Равнину. Его укрывало небо, затканное звездами. Над равниной веял прохладный осенний ветерок. Как будто не было никогда дыма, ужаса и крови... Но сейчас так и должно было быть. Он проскакал по мосту, спешился, отпустил коня пастись и направился пешком к вершине острова, к серому камню среди зеленой травы. На звездном фоне он увидел силуэт женщины. Он хотел произнести ее имя, но звуки не возникли. Зачем звать ее, отвлекать от того, ради чего она приехала сюда - гораздо более опасным путем, чем он, кстати... Прошло какое-то время, и она обернулась. - Хорошо, что ты здесь. - Неужели ты приехала одна? - Нет. Я попросила Келеборна дать мне побыть одной. - Прости, я помешал тебе. - Ты? - Она сглотнула, покачала головой и бросилась в его объятья. - Сестренка... Ну что ты... Он гладил ее волосы, по детской привычке пытаясь унять ее всхлипывания и в то же время убеждая себя, что детство прошло и эти слезы не унять лаской... Она подняла голову и посмотрела Ородрету в глаза. - Мы остались одни, брат. Он кивнул. - Что же делать, надо жить за всех. Он снова кивнул. И так стояли они, пока небо не просветлело и солнце не провело золотую полосу вдоль горизонта.