Главная Новости Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Личные страницы
Игры Юмор Литература Нетекстовые материалы


Нион

Трасса


Сорванный ветром лист коснулся моего плеча и спланировал на землю.

- А ведь холодно! - поежилась я.

Поежилась и бросила взгляд на часы. Начало восьмого... Еще час-полтора, и сумерки надежно лягут на землю. И тогда надеяться на что-то в этом Богом забытом уголке будет совсем сложно.

Вот уже больше часа мы стояли у обочины дороги, соединяющей крупный районный центр с небольшим городком, и голосовали проезжающим мимо редким машинам. Но никто почему-то не хотел понять, что нам обязательно нужно отсюда выбраться и до заката успеть в город. Короче говоря, мы зависли...

Но кто ж знал! Нам и без того сильно повезло. Выйдя на трассу не в восемь утра, как предполагали, а в одиннадцать, мы со свистом пролетели первую половину пути - двести километров за два часа. Потом, правда, немножко застряли. Но тут уж сами виноваты - проглядев нужный поворот на дороге, заехали в крупный город, вместо того, чтобы обогнуть его по объездной. В результате пришлось выбираться на автобусах и терять три часа. И вот тут-то удача и изменила нам.

Медленно, медленно, почти черепашьими шажками, мы продвигались на грузовиках, фургончиках, "Запорожцах". Нас почему-то напрочь отказывались брать нормальные легковушки. Последний трактор высадил нас у поворота в деревню со странным названием Высевки и, прощально погудев, завилял, подымая клубы пыли, по грунтовой дороге. А мы остались на шоссе...


Автостоп - не слишком комфортабельный способ передвижения по стране, но зато дешевый и необычайно интересный. Беда только в том, что я не сказала дома, куда и зачем еду. Матерям бесполезно что-либо объяснять, если дело касается твоего отсутствия дома больше, чем один день. Ох, не хотелось мне врать и придумывать, но, как всему на свете, этому пришлось научиться. По выданной "на-гора" легенде я с друзьями уехала в лес на три дня. Единственная проблема состояла в том, что последняя электричка возвращается в город в восемь вечера. И теперь я сильно рисковала не успеть явиться к сроку пред ясные очи родителей.

Теперь стою вот тут и про себя умоляю проезжающих мимо: дяденька, возьми, а? Конечно, больше в шутку, чем всерьез, но все-таки я уже начала нервничать. Дело к закату, а нам очень нужно до темноты быть дома. Потому что иначе меня вообще никуда не отпустят.


Странная эта вещь - трасса. Ребята рассказывали мне, что на ней совсем теряется чувство времени и пространства, привычное в городах. Иные даже утверждали, что если очень постараться, то можно вообще уехать совсем не туда, куда тебе нужно, а туда, куда Дорога заведет. При этом говорили о Дороге, как о живом существе. Я не слишком в это верила, конечно... называла все это глюколовством и чуть ли не шизофренией. На что народ хмыкал и загадочно предрекал: погоди, сама узнаешь.

А я не верю в эти штуки. Ни в Бога не верю, ни в черта. Такой вот я атеист... Наверное, это от мамы - мама-то, завуч средней школы, человек с железными нервами и характером, всегда отличалась здравым смыслом и рассудительностью. Потому решительно не понимала моих поездок в лес, восхищения деревьями, травой, осенью и всем прочим, что презрительно именовала "романтической натурой". Я и сама этого стеснялась - даже перед самой собой. Но все-таки каждое лето и осень неизменно сбегала из города на выходные. Иногда с друзьями, иногда одна. Уходила подальше от дорог и "железки", садилась на землю и открывала альбом с рисунками, которые никому никогда не показывала.

Даже сейчас, глядя в небо, я подумала, что хорошо бы все это нарисовать. Небо, расчерченное очень четко, словно по линейке, на три одинаковых полосы: густо-фиолетовую - злую, ехидную; спокойную и холодную темно-синюю; нежно голубую, задумчивую и вопросительную. Чуть увядшую траву, слегка пожелтевшую - конец августа, - но все еще сохранившую краски. Стально-серую, чуть покрытую равнодушным голубоватым фоном ленту шоссе. Прозрачное, бесцветное марево в воздухе - признак близких сумерек. И - самый удивительный оттенок! - серовато-жемчужную, мягкую, блеклую пыль у обочины.

Если бы еще суметь нарисовать ветер...


Впрочем, этот ветер совершенно не интересовался, хотим мы его рисовать или нет. Ледяным порывом он взлохматил мои волосы, и без того растрепавшиеся за дорогу, злостью и силой своей заставил нас ссутулиться, поднять воротники.

- Холодно, - ежась и подпрыгивая, проговорил Лешка.

Мой лохматый рыжий попутчик хорош всем, кроме одного, - он необычайно болтлив. Этой ночью они протрепались почти до рассвета с хозяином квартиры, где мы остановились, - нашим хорошим другом. Потому мы проспали и на трассу вышли поздно. Честно говоря, за три дня, проведенные вместе, я от Лешки порядком устала. Сейчас он, наверное, это почувствовал, потому что молчал уже минут десять - для него рекорд. Нет, Лешка - классный парень, надежный, сильный, веселый, с ним не легко и просто, но вот трепач... Это хорошо, конечно, но не всегда.

Мне на лицо упало несколько капель. Небо, на горизонте светлое, прямо над головой наливалось угрожающей фиолетовой тяжестью.

Только дождя нам и не хватало...

Я злилась. Пританцовывая у дороги, пытаясь согреться, я ругалась на весь свет и на Лешку...

Ой, нет! За то, что поехала, я никогда ругать никого не стану. Что бы ни случилось, я рада, что все-таки вырвалась...


Этим летом, к концу июля я поняла, что просто задыхаюсь. Не осталось сил дышать воздухом пыльных городских улиц - он отравлен ядом ссор, замешан на сложности взаимоотношений, пропитан фальшью вежливых слов. Хотелось уйти от этого, хотелось вернуть легкость рассвета, ясность и четкость линий и форм, радость общения, простоту и тепло легкой дружбы. Все это - светлые ощущения детства - медленно, но неуклонно разваливалось, уходило. И все больше и чаще тянуло меня что-то неведомое, чему названия не знала. А не зная, объясняла разгулявшимися нервами и глотала на ночь валерьянку. Вечерами же садилась на подоконник и долго-долго вглядывалась в закат, ругая себя за бессмысленное времяпрепровождение, но все же глотая пыль вечеров - до тех пор, пока окрик матери не возвращал меня в привычный ритм ясных и конкретных забот.

Я промучилась так почти два месяца, пока однажды не ответила "Да" в ответ на предложение попробовать поехать стопом. Согласилась, наверное, так, как соглашаются доведенные до отчаяния люди впервые попробовать наркотик - хуже не будет.


Меня поразила тогда не сама дорога, а ощущение свободы, которое охватывало при виде этой узкой сине-серой ленты. Причем, свободы не иллюзорной, не выдуманной, а подлинной. Впрочем, кому как, конечно... Впереди тебя - дорога, и позади - тоже. И важным становится то, что в городе не существовало, и отступает на второй план все ненужное, наносное, что имело цену где-то, но не здесь...

У трассы, как мне говорили, бывают сюрпризы, но я не верила в них. Верила только в то, что свежий воздух помогает дышать. И потому спустя месяц, едва подвернулся попутчик, уехала опять...

Теперь же я торопилась домой. Но знала, что не хочу возвращаться.


Звенящая внутри пружина нетерпения скручивалась все сильнее, доводя почти до бешенства. Нет, я не злилась по-настоящему, зная, что это глупо. Где-то глубоко внутри, скрытое и задавленное раздражением, тихо дышало любопытство. Ведь если сейчас все плохо, то это значит, что потом что-то изменится и станет лучше.

Ну-ну...

Я отошла на несколько шагов и запрокинула голову. На западе, за пыльно-темным занавесом туч, начинал разгораться закат. Красиво... Словно замок, словно чья-то диковинная крепость...

В детстве я думала, что в облаках живет Бог. Долго я верила в него, даже молитвы читала на ночь, как учила бабушка. А потом, лет в четырнадцать, поняла, что Бога просто нет. Нет, и все тут. Потому что если б он был, он бы бабушку не отнял ...

Эта почти неграмотная, но очень умная и суровая старуха, говорила мне когда-то: "Вечером ложишься спать - поблагодари Бога за день, за все, что случилось, попроси прощения, если согрешила". Я не понимала, почему нужно благодарить его за двойку в школе или драку с соседским мальчишкой, но шептала "Спасибо, Боже", потому что так было нужно. Потом, много позже, на одной из игр, видела обряд Благодарения, даже сама стояла в кругу у костра. Чаша с вином, взгляд на запад, благодарность за все, что угодно, - за любой камень, или цветок, или солнечный день, или за удачу - это все-таки было не по-настоящему... Как можно говорить спасибо тому, кого нет?


Вот и сейчас мне стало смешно.

- Господи, - сказала я, вглядываясь в причудливо изогнутое лохматое облако, - я тебя благодарю, конечно... Но ведь холодно же!

Получилось жалобно и ненатурально.

- Это, конечно, хорошо - испытания, - продолжала я, - но ты совесть-то имей, а?

- Что ты там бормочешь? - спросил Лешка, подходя.

- С Богом разговариваю, - ответила я серьезно.

Он хмыкнул и отошел.

- Нет, в самом деле, - хмурясь, говорила я, пряча нос в воротник куртки. - Я тебя благодарю за это приключение. Но ты уж как-нибудь... того... закончи его поскорее.

Мимо промчалась еще одна машина, обдав нас теплым воздухом. Лешка обернулся.

- Может, пойдем потихонечку? - предложил он. - Холодно стоять на одном месте...

Мы неторопливо шли по обочине, голосуя время от времени. Впрочем, голосовать было особенно некому.


Ветер стих. Сумерки еще не успели накрыть землю, но в воздухе уже проглядывала та особенная мягкость и расплывчатость, что появляется только на закате. Вечерний холод перестал донимать нас - а может, мы просто уже не замечали его. И я как-то вдруг привыкла к тому, что иду по шоссе, и кругом пусто. Уже не представлялось, что где-то на свете есть города и дома, яркие краски и громкие звуки. Остались только приглушенные сероватые, синие, коричневатые тона, тишина и песок под ногами... Только редко-редко блеснет в отдалении светлое пятно - скошенный стог, до срока пожелтевшее дерево или пустая пачка из-под сигарет на обочине.

И злость моя тоже утихла. Остались спокойствие и беззаботность, и еще что-то непонятное - наверное, усталость. Я молча шагала следом за Лешкой и думала... да ни о чем не думала. Слушала тихую мелодию, которую напевала окружившая нас синева, и подчинялась этой музыке.


Сзади донесся шум мотора. Мы с Лешкой остановились и одновременно подняли руки.

Блестящая светло-серая иномарка остановилась прямо передо мной. Стекло поползло вниз.

- Добрый вечер, до города не подвезете? - как можно жалобнее спросила я, заранее смирившись с тем, что услышу сейчас отказ.

- Отчего же, подвезу, - улыбнулся водитель. - Садитесь...

Не веря своему везению, замерзшие и счастливые, мы с Лешкой торопливо угнездились на заднем сиденье.

- Откуда? - спросил водитель, не оборачиваясь.

Мы ответили.

- Замерзли?

- Есть немного...

- Там термос с чаем на сиденье. Есть хотите?

От бутербродов мы с Лешкой отказались, а вот горячего чаю выпили по две кружки.

Минут двадцать я вообще ни на что внимания не обращала, ощущая только, как медленно разливается по жилам тепло, как начинают пылать щеки, наслаждаясь ощущением покоя и безопасности. Чуточку отогревшись, принялась осматриваться. Равнодушие и напряжение потихоньку уходили, уступая место любопытству. И - странно - сидела внутри виноватость какая-то. Непонятная совершенно, но достаточно сильная. Перед кем? Не знаю...

В этой иномарке все было непривычно. Чистота и порядок - ни разбросанных на заднем сиденье газет, ни пыли на полу, ни запаха бензина, как в КаМАЗах. На панели впереди золотым бликом сверкнула иконка. Маленькая иконка, я ее не рассмотрела даже... А водитель по-прежнему не оборачивался и ни о чем нас не спрашивал.


Не был похож этот человек на тех любопытных, что подбирали нас на дороге, чтобы узнать, откуда мы взялись тут - "в чистом поле, как грибы, растете". Правда, те, кто спрашивал такое, обычно бывали настолько дружелюбны и доверчивы, что на них никогда не обижались за расспросы. Работяги на тракторах; дальнобойщики - запыленные, добрые и разговорчивые, готовые помочь... На трассе много хороших людей. Встречались и "новые русские", которые всем своим видом показывали превосходство над тем, у кого нет денег даже на билет на поезд (Лешка в таких случаях ворчал: "И зачем подбирал тогда?"). Попадались просто люди, которые почему-то остановились при виде одинокой фигуры на обочине. Но вот таких, как этот человек, я еще не встречала.

Спокойный он был. Молча смотрел вперед, насвистывал что-то. Но в этом молчании не чувствовалось ни отчуждения, ни опасения, ни превосходства. А ведь, судя по машине и достаточно дорогой одежде, этого дядю вполне можно было бы назвать "крутым". Исходило от него теплое спокойствие и умиротворение.


А может быть, дело в том, что музыка - непременный спутник всех одиночек в дороге - играла в этой машине негромко. Это обрадовало меня больше всего. И главное, какая это была музыка - в основном, "Машина времени". Но сквозь знакомые мелодии вдруг зазвучало в памяти другое, очень старое:

"Мокрым речным песком -
Словно по облакам...
Через весь мир пешком
Держим мы путь в закат".1

Я выглянула в окно и вдруг заметила, что тучи расходятся. К стеклам машины прилипли дождевые капли, но небо впереди распахивалось ясной синевой. А впереди летел закат... Дорога вела на запад, и мы мчались прямо в полыхающее перед нами окно уходящего дня. Но не пытались догнать его, нет - мы просто провожали этот день, этот удивительный день, подаривший счастье Дороги - встречу с человеком.

Дорога - она ведь тоже живая. И расстилаясь сейчас под колесами, она ласково улыбалась и молчала. Молчала, и мы понимали это молчание...


Остаток пути промчался быстро и почти незаметно. Вот уже зажглись впереди огни вечернего города, и водитель, все так же не оборачиваясь, спросил, в какой район нам нужно. Он довез нас почти до места и высадил в двух трамвайных остановках от моего дома. Еще не стемнело, и я вполне успевала вернуться, не выбиваясь из своей "легенды". На прощание этот человек улыбнулся нам и пожелал удачи. Хорошая у него была улыбка...

Я проводила взглядом запыленную машину, удаляющуюся в сторону центра, и взглянула на облака, подсвеченные алым. Замершее внутри чувство виноватости зашевелилось, и я поняла, перед кем оно. Перед Тем, кто Есть. Перед Тем, кого Благодарят - когда верят в него.

Что-то внутри меня вдруг распахнулось. Все было не зря. И спокойно и смиренно я шепнула: "Бог... Я Тебя благодарю...". Запрокинула голову...


...Если бы сделать сейчас шаг - вот туда, вперед, к краю этой длинной ленты-дороги, прокрутить семимильными шагами километры, догнать уходящие секунды, остановить то, что неуловимо утекает сквозь пальцы - не то эта вот пыль на обочине, не то само Время. Там, на краю земли, живет Кто-то - вон в том большом лохматом облаке - и тоненькой кисточкой касается сине-серого полотна неба, добавляя туда свои краски. Это Кто-то нисколько не обижается на меня за неверие и насмешливые слова.

Потому что Он все понимает...


Ноябрь 2001, 07.01.2002


1 - текст Т.Головкиной



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>